Медовый месяц - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 81

• Предыдущая
• 81/104
• Следующая

Пройдя по заросшей тропке, что вела к озеру, Хани остановилась на берегу и стала смотреть на воду. Власти штата в конце концов вынудили лакокрасочную компанию «Пурлекс» прекратить сброс загрязнений, но пройдет еще несколько лет, прежде чем сюда опять возвратится жизнь. Однако сейчас темнота скрывала грязь, и лунный свет отбрасывал причудливые серебристые ленты на застывшую водную гладь.

Отвернувшись от озера, она подняла глаза к горкам «Черного грома», смутно маячившим в лунном свете над верхушками деревьев. Все думают, что она помешалась на восстановлении американских горок. Ну как им объяснишь эту непреодолимую тягу найти хоть какой-то знак, что Дэш не потерян для нее? В минуты относительного покоя она говорила себе, что «Черный гром» — всего лишь одна из каталок в парке развлечений и никакой магической силы в нем нет. Но ее разум умолкал перед неуемной жаждой, твердившей, что воскреснуть душой она сможет, только если промчится через весь кошмар своей жизни на «Черном громе».

Хани поникла головой. Может, все они и правы. Может, она и в самом деле ненормальная. На глаза набежали слезы, и деревянные горки поплыли перед нею. «Эх ты, чертов старый ковбой! Как ты и говорил, тебе удалось разбить мое сердце!»

Хани привлекло какое-то движение в соснах. Вздрогнув, она заметила темную фигуру стоявшего там мужчины. Он выступил из тени, и она узнала Эрика. От одной только мысли оказаться с ним наедине кровь бросилась ей в лицо.

У Хани уже вошло в привычку прятать страх под гневом, и сейчас она обрушилась на Эрика:

— Не люблю, когда за мной подглядывают! Ты просто злоупотребляешь гостеприимством.

Его единственный голубой глаз бесстрастно воззрился на нее, когда он подошел поближе.

— С какой стати мне за тобой подглядывать? Если уж на то пошло, я первым сюда пришел.

— Это мое озеро, — возразила она, злясь на собственное ребячество.

— И добро пожаловать к нему. Насколько я понимаю, никто на него и не покушается.

Хотя они были одни, она сообразила, что он опять говорит с легким акцентом, на этот раз жителя Среднего Востока. И еще ей стало ясно, что если она и дальше будет продолжать в том же духе, то он, чего доброго, вообразит, будто прошлая ночь не оставила ее равнодушной. Хани глубоко вздохнула и постаралась обрести былое достоинство.

— Озеро начинает возвращаться к жизни, — сказала она. — Лакокрасочная компания много лет использовала его как сточную канаву.

— Это место слишком уединенное, чтобы жить здесь одной. Сегодня вечером я наткнулся на какого-то бродягу, околачивавшегося неподалеку от «Загона». Сейчас, когда твои родные уехали, может, стоит подумать о том, чтобы снять комнату в городе, а не запирать себя здесь.

Он никак не хотел понять, что сам представляет для нее опасность куда большую, чем любой бродяга, и остатки ее самообладания лопнули.

— Что-то не припомню, чтобы я интересовалась твоим мнением.

И это лицо, такое выразительное на экране, мгновенно замкнулось, словно захлопнулась дверь со слишком тугой пружиной.

— Ты права. Это не мое дело.

Несмотря на этот акцент, которым он попытался отгородиться, воспоминания о прошлой ночи нахлынули на нее, и Хани прибегла к испытанному средству борьбы с замешательством.

— А ведь ты прячешься за своим акцентом, разве не так? — презрительно сказала она. — И скрываешь нечто большее, чем свое знаменитое лицо. Ладно, может, ты и забываешь, кто ты такой, но я-то не забываю, и меня просто тошнит оттого, что ты ведешь себя словно чокнутый.

Его челюсти сжались.

— Акцент у меня получается чисто автоматически, и никакой я не чокнутый. — Хани затаила дыхание, ожидая услышать слова упрека за то, что сама пришла к нему. А вместо этого он сказал:

— По крайней мере я не строю американских горок неизвестно где. И не суечусь, словно капитан Ахав[14] размером с пивную кружку, носясь как помешанный со своим чертовым Моби Диком!

— Все лучше, чем Моби Диклесс![15]

Никакая она не одержимая. Ну ни капельки! Просто нужно что-то делать, чтобы опять начать жить.

— Что это значит? — Акцент у него пропал, лицо потемнело. Она продолжала нападать, норовя вонзить зубы в самое больное место, пытаясь первой нанести смертельный удар:

— Что ты за трус такой, если ударился в бега только потому, что потерял этот свой дурацкий глаз? «По крайней мере ты, сукин сын, остался в живых!»

— Ах ты бессовестная! Ты даже не знаешь, что там, под повязкой. — Он ткнул пальцем в направлении черного кружка. — Там нет глаза. Просто масса зарубцевавшейся ткани отвратительного красного цвета.

— Ну так что? У тебя же есть еще один.

Какое-то мгновение Эрик не говорил ничего. У Хани внутри все похолодело от того, что она наделала, но как взять слова назад, она не знала.

Потом его губы насмешливо скривились, и он негромко сказал:

— Мне всегда было интересно, что же в конце концов случилось с Дженни Джонс, а теперь я это знаю. Жизнь дала ей на один пинок больше, чем следовало, и сейчас она очутилась как раз там, откуда начинала, — опять стала начальственной маленькой стервой, которой и не видно за громадным ртом.

— Неправда!

— О Господи! Скверно, что Дэша уже нет в живых. А то я бы побился об заклад, что он перебросил бы тебя через колено и вколотил немного здравого смысла, как когда ты была маленькой.

— Не смей говорить о нем! — яростно сказала она. — Не смей даже произносить его имя!

На глаза навернулись слезы, но это его, похоже, совершенно не тронуло.

— Какого черта ты здесь делаешь, Хани? Почему восстановление этих горок заслонило для тебя весь белый свет?

— Просто важно, и все тут.

— Да скажи мне, черт побери!

— Тебе не понять.

— Ты удивишься, узнав, как много я способен понять.

— Я должна это сделать. — Она опустила глаза на свои судорожно сцепленные руки, и ее злость пропала. — Когда я была маленькой, эти горки так много значили для меня.

— Для меня мой швейцарский армейский нож тоже много значил, но я же не бросаю все только ради того, чтобы вернуть его.

— Там же совсем другое! А здесь… здесь все дело в надежде!

Она содрогнулась, ужаснувшись, что открылась ему.

— Но Дэша все равно не вернуть, — жестоко сказал он.

— Я же знала, что ты не поймешь! — воскликнула она. — И когда мне потребуются твои нотации, непременно дам об этом знать! Ты тоже избегаешь всех, как и я, но по совершенно пустяковой причине. Я же читала газеты. И знаю, что у тебя есть дети. Две девочки, верно? Что же ты за отец такой, если бегаешь от них?

Он метнул на нее взгляд, полный плохо скрываемой ярости, и она пожалела, что не удержала язык за зубами.

— Не суди о том, в чем совершенно не смыслишь! — Ни слова больше не говоря, он ушел.

В последующие несколько дней Эрик заговаривал с ней, только когда рядом были другие мужчины, причем всегда голосом рабочего-строителя Дэва. Этот голос начал преследовать ее по ночам, заставляя тело просто болеть от тех ощущений, с какими она не желала считаться. Хани неустанно напоминала себе, что Эрик — одаренный и опытный актер, способный до конца воплотиться в любой персонаж, который создает, но этот угрожающе выглядевший рабочий представал в ее сознании личностью, совершенно ничем не напоминавшей Эрика. И она всеми силами старалась держаться от него подальше, но в конце концов нараставшие с каждым днем денежные затруднения сделали это невозможным.

В четверг вечером, четыре дня спустя после их стычки у озера, Хани решилась наконец подойти к нему. Для этого пришлось подождать, пока мужчины сделают перерыв на ленч. Эрик, загружавший платформу старыми звеньями колеи, при ее приближении сбросил рукавицы.

Она протянула пакет из коричневой бумаги:

— Я заметила, что вы не едите за ленчем, и приготовила вам это.

• Предыдущая
• 81/104
• Следующая