Жизнь животных. Рыбы и амфибии - Брем Альфред Эдмунд - Страница 65

Наблюдений над образом жизни этих рыб, само собой разумеется, сделано быть не могло. О родственных им видах рыб, живущих в Средиземном море, есть сведения, что они двигаются очень оживленно и могут долгое время прожить вне воды. Писатели, сообщающие об этих средиземноморских рыбах, не находят слов, чтобы описать красоту их. Приближаясь при спокойной воде к берегам, они бороздят волны, словно серебристые ленты, отороченные красной бахромой или драгоценными камнями.

Лентовидное тело с заднепроходным отверстием почти на конце его, короткий заднепроходный и равный длине тела спинной плавники составляют отличительные признаки лофота (Lophotes cepedianus) более 1,6 м длиной. Живет он, вероятно, в глубоких морях и потому широко распространен по океанам, так как был найден не только в Средиземном море и около Мадейры, но и в Японском море. Высокий гребень на голове и необыкновенно длинный и толстый шип на переднем конце спинного плавника придают этой рыбе своеобразный облик.

Трёхиглая колюшка (Gasterosteus aculeatus) характеризуется тремя иглистыми лучами в передней части спины, из которых второй самый длинный, первый же приходится над грудными плавниками. Вид этот, по-видимому, встречается в нескольких постоянных разновидностях. В длину эта колюшка имеет 7–8, самое большее 9 см; верхняя часть ее зеленовато-бурая или черно-голубая; бока и брюхо серебристые, горло и грудь бледного розово- или кроваво-красного цвета. Однако окраска колюшек бывает весьма изменчивой, причем в пору метания икры она гораздо ярче, чем в другое время.

Область распространения этой рыбешки простирается по большей части Европы, за исключением бассейна Дуная, где она до сих пор не была найдена. Во всех остальных местах она обычна и при известных условиях так же обыкновенна в пресных водах, как и в море^[184].

Девятииглая колюшка (Pungitius pungitius) — одна из самых маленьких пресноводных рыб, достигающая только 6 см в длину; от предыдущей она отличается 9–11 почти равными по длине иглистыми лучами на передней части спины и несколько более вытянутым телом. Верхняя часть ее зеленоватая, нижняя блестящая, серебристая; как та, так и другая часто бывают неравномерно покрыты расплывшимися пятнами поперечных полос.

Девятииглые колюшки в большом количестве водятся в Северном и Балтийском морях; они также часто заходят в реки, поднимаются высоко вверх и в пресных водах, по-видимому, так же уживаются, как и другие родственные им формы^[185].

Морская пятиадцатииглая колюшка (Spinachia spinachia) — самый крупный вид всего рода. Она имеет весьма удлиненную форму тела, сравнительно острое рыло и 15 игл в передней части спины. Спина и верхняя часть тела выглядят зеленовато-бурыми, бока желтоватые; щеки, жаберные крышки, горло и брюхо серебристо-белые; второй спинной и заднепроходный плавники впереди имеют темное пятно. Избегает пресной воды.

Немногие рыбы соединяют в себе столько привлекательных качеств, как колюшки. Они оживленны и подвижны, проворны, хищны и драчливы, смелы, полагаясь на свое страшное для других рыб оружие, задорны по той же причине, но зато нежны в своих заботах о потомстве. Благодаря всем этим качествам их охотно держат в аквариумах, и это объясняет, почему мы довольно хорошо познакомились с этими рыбами^[186].

По моим исследованиям, приучить этих рыб жить в обширных аквариумах и при хорошо устроенной проточной воде удается всегда; напротив, в мелких, узких бассейнах, как в этом, к своему сожалению, убедился Звере, многие колюшки гибнут. Главным образом это происходит с тоски о потере своей свободы, или рыбы просто не выносят перемены в условиях жизни, так как они, весьма верно замечает этот превосходный наблюдатель, оказываются весьма впечатлительными и пылкими.

«Только что пойманные колюшки, — сообщает Звере, — почти все без исключения ведут себя вначале совершенно безумно и яростно. По целым часам эти неразумные твари метались то вверх, то вниз, тыкаясь все время в стекло своей мордой, и никакие старания мои, никакой лакомый кусок не могли образумить их: каждое движение с моей стороны лишь усиливало в рыбешках страх. Для меня несомненно, что причиной смерти многих из них было единственно это взволнованное состояние и рыбы в полном смысле умирали со страху. Случалось также, что некоторые особенно сердитые колюшки с такой силой бросались на мой палец, приставленный к наружной стенке аквариума, или на свое собственное отражение, что разбивали свое рыло в кровь!» В обширных аквариумах я такого поведения никогда не замечал. Здесь только что пойманные колюшки с самого начала обществом плавали кругом, словно желая освоиться, и обыскивали каждый угол, каждую впадину, каждое местечко. Затем, если какая-нибудь из них займет угол или любое другое место в аквариуме, начинается яростная борьба между ней и всякой колюшкой, которая осмелится помешать ей. Оба бойца с большой поспешностью плавают друг около друга или оплывают один другого, кусаются и пытаются вонзить свои ужасные иглы в тело противника. Часто бой длится несколько минут, пока один из бойцов не отступит, и раз это случилось, победитель, по-видимому весьма раздраженный, плывет за побежденным и гоняет его из одного места аквариума в другое, пока последний не выбьется из сил. При таких схватках дело часто доходит до того, что одному из бойцов удается пронзить иглой другого, отчего последний опускается на дно мертвым.

Большей частью дело кончается, как у турухтанов, без серьезных последствий: слабая сторона скоро обращается в бегство, преследуемая раздраженным победителем, пока не перейдет за границы его владений и не шмыгнет в какой-нибудь безопасный уголок. Я много раз видел, как преследуемый, находясь в критическом положении, внезапно останавливался, ложился на бок и угрожал преследующему своей брюшной иглой. В большинстве случаев победитель тогда прекращал преследование и возвращался обратно.

Вместе с другими наблюдателями я был того мнения, что сражаются друг с другом только самцы-колюшки, самки же, напротив, живут между собой мирно. Эверс считает этот взгляд ошибочным. Две жившие у Эверса особенно крупные и длинноиглые самки были склонны к единовластию, признавали только друг друга, на всех же остальных сородичей нападали и сумели привести их в такой страх, что остальные самки даже во время кормлений прятались до тех пор, пока воинственная пара не съедала свою львиную долю. Даже самцам приходилось плохо от этих Ксантипп. Эверс, в конце концов, вынужден был удалить обеих мегер^[187].

Внутреннее возбуждение у колюшек имеет большое влияние на окраску, которая в буквальном смысле слова изменяется в зависимости от настроения рыбы. Гнев и возбуждение победы превращают зеленоватую, испещренную серебристыми пятнами окраску рыбок в красивейшие и яркие цвета: брюхо и нижняя челюсть принимают темно-красную окраску, спина изменяется до красновато-желтого и зеленого цвета, беловатая в другое время радужина теперь обретает темно-зеленый блеск. Обратное изменение цвета наступает столь же быстро. На этот счет у Эверса также имеются состоятельные наблюдения. Изменение цвета у его питомиц всегда настолько зависело от душевного настроения, что по цвету всегда можно было узнать, спокойны рыбки или нет. Всякий самец, завоевавший себе определенное местечко, был окрашен в яркие цвета, тогда как самцы, которые все еще отыскивали себе пристанище и должны были держаться около самок, были так же бесцветны, как и последние. Если у того или другого самца появлялся розово-красный цвет, наблюдатель мог смело рассчитывать, что данный экземпляр сделает какую-нибудь хищническую вылазку. В таких случаях окраска все время сгущалась, но, лишь только отвага исчезала, эта новая окраска тоже пропадала. У властвовавших самцов сгущение цвета также всякий раз было предвестником какого-либо предприятия. Если Эверс перемещал такую изукрасившуюся колюшку в другой аквариум, ее роскошная окраска быстро исчезала и, пока рыба оставалась спокойной, более уже не возобновлялась. Но и переселенцы много раз имели ту же интенсивную окраску, и тогда иной раз было трудно догадаться о причине их возбужденного состояния. Одна колюшка приходила в раздражение при виде сломанного и движимого ветром листа тростника, другую сердил камешек на дне, по ее мнению лежавший неправильно, третья негодовала на тень наблюдателя.