Неженка - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 35
- Предыдущая
- 35/122
- Следующая
Далли засунул палец в карман джинсов.
— Похоже она не умеет плавать. Надо было бы мне сообразить.
Скит повернулся к нему:
— Ты заметил, как занятно она произносит «ублюдок»? У меня так не получится. Редкостное произношение.
— Ага. Не с ее чудным акцентом выговаривать наши добрые американские ругательства.
Франческа барахталась в бассейне, постепенно начиная идти ко дну.
— Ты что, в следующем веке собираешься туда прыгать и спасать ее?
— Следовало бы. Если ты сам не думаешь это сделать.
— Ну уж нет. Я пошел спать.
Скит повернулся и пошел к выходу, а Далли начал снимать ботинки, присев на край скамьи. Иногда он поглядывал вниз, оценивая, сколько еще она сможет продержаться, и, когда решил что пора, подошел к краю бассейна и нырнул.
Франческа только сейчас осознала, как ей не хочется умирать. Несмотря на историю с кино, бедность, потерю всего состояния, она была еще слишком молода. У нее вся жизнь впереди. Но вода тянула Франческу вниз, и она поняла, что сейчас это случится. Ее легкие горели, конечности не слушались. Она уже умирала, хотя толком еще и не жила.
Вдруг кто-то обхватил ее за грудь и стал поднимать наверх, тесно сжав и не позволяя двигаться, вытягивая ее на поверхность, спасая ее! Ее голова показалась из воды, и легкие сделали судорожный вдох. Франческа жадно хватала воздух, давясь и кашляя, вцепившись в обхватившую ее руку, боясь, что ее отпустят, рыдая и радуясь, что все еще жива.
Не понимая толком, что происходит, она чувствовала, что ее вытягивают из бассейна; последние клочья ее стильной шелковой блузки остались в воде. Но даже почувствовав под собой твердую поверхность бетона, она не хотела отпускать Далли.
Наконец, задыхаясь и хватая воздух, Франческа вымолвила:
— Я никогда тебе не прощу… Я тебя ненавижу…
Она прильнула к нему, прижавшись к его голой груди, закинув руки ему на плечи и обнимая его так крепко, как еще никого в жизни.
— Я ненавижу тебя, — с трудом произнесла она, — не отпускай меня.
— Ну что, встряхнулась немного, Фрэнси?
У Франчески не было сил ответить. Все, на что ее хватало, — держаться за несравненную жизнь. Франческа держалась за него, пока Далли нес ее назад в комнату мотеля, не отходила от него, пока Далли объяснялся с ожидавшим их администратором, не отпускала его, когда Далли вытянул и повертел в руках ее сумочку из сваленных в кучу вещей.
Он отнес Франческу в другую комнату и наклонился, чтобы положить ее на кровать:
— Ты можешь спать здесь, пока…
— Нет! — На нее вновь накатила уже привычная волна паники.
Он старался убрать ее руки со своей шеи:
— Уймись, Френси, уже почти два часа ночи. Я должен поспать хоть пару часов.
— Нет, Далли! — вскричала она, глядя прямо в эти голубые ньюмановские глаза; сердце выскакивало у нее из груди. — Не покидай меня! Я знаю: если я отпущу тебя, ты уедешь. Я проснусь завтра, а тебя не будет, и я не буду знать, что мне делать!
— Я не уеду, пока не поговорю с тобой, — заверил он ее.
— Обещаешь?
Он стянул с нее промокшие туфли от Боттега Венета, которые каким-то чудом остались у нее на ногах, и бросил их на пол вместе с принесенной сухой футболкой.
— Да, обещаю.
Хотя он дал обещание, прозвучало оно неохотно, и у Франчески вырвался короткий невнятный возглас протеста, когда Далли пошел к двери:
— Далли!
Но он ушел.
Перед тем как скользнуть под одеяло, у Франчески откуда-то нашлись силы, чтобы стянуть мокрые брюки и нижнее белье, оставив их лежать кучей перед кроватью. Ее мокрая голова упала на подушку, глаза закрылись, но за мгновение до того, как заснуть, у нее мелькнула мысль, что лучше бы Далли оставил ее на дне бассейна.
Франческа спала глубоко и крепко, но утром ее будто толкнуло что-то, и она проснулась часа через четыре после того, как первые солнечные лучи пробились через тяжелые шторы. Сбросив одеяло, она соскочила с кровати и, голая, проковыляла к окну — болела каждая мышца. Душа ее успокоилась лишь после того, как Франческа отодвинула штору и выглянула наружу, в серый, с накрапывающим дождиком день. «Ривьера» была на месте.
Ее сердце забилось в нормальном ритме, и Франческа медленно направилась к зеркалу, инстинктивно делая то, что она делала каждое утро, сколько себя помнила, приветствуя свое отражение. Оно говорило ей, что за ночь мир не изменился и по-прежнему вращается по обычной орбите — вокруг ее красоты.
Из ее груди вырвался сдавленный крик отчаяния.
Выспись она лучше, потрясение было бы не столь сильным, но сейчас Франческа с трудом осознавала представшую перед глазами картину. Ее прекрасные волосы свисали спутанными космами, длинная царапина портила изящную линию шеи, тело было покрыто синяками, а ее нижнюю губу — ее идеальную нижнюю губу — раздуло в трубочку от пирожного.
В панике она схватила сумочку и устроила ревизию всего своего имущества: дорожная бутылочка геля для ванн от Рене Гарро зубная паста (от зубной щетки и следа не осталось), три тюбика губной помады, персиковые тени для век, бесполезная пачка противозачаточных таблеток, которые упаковала горничная Сисси. В сумочке оказались также два оттенка румян, портмоне из крокодиловой кожи и флакон дезодоранта «Фам». Это да выцветшая темно-синяя футболка, которую ей кинул Далли прошлой ночью, и небольшая кучка влажной одежды на полу составляло все ее достояние… все, что у нее осталось на свете!
Величина потерь не укладывалась в ее голове, и она побежала в душ, где отдала должное коричневой бутылке шампуня, предоставляемого мотелем. Затем с помощью оставшейся косметики Франческа попыталась привести себя в порядок. Натянув противные влажные джинсы и справившись с мокрыми босоножками, она спрыснулась «Фам» и надела футболку Далли.
Взглянув вниз, она с удивлением увидела, что слева на футболке большими белыми буквами написано слово AGGIES. Еще одна тайна, еще одна загадка — она чувствовала себя как пришелец на чужой планете. Почему у нее не было такого ощущения в Нью-Йорке? Не закрывая глаз, она видела, как спешит по Пятой авеню, обедает у Ла Каравелли, проходит через фойе у Пьера. Чем больше она думала об оставленном ею мире, тем более чужой ощущала себя там, где оказалась. Звякнул звонок.
Франческа быстро поправила прическу, не рискуя еще раз взглянуть в зеркало.
Далли стоял, прислонившись к дверному косяку, в мокрой от дождя ветровке и выцветших джинсах, протертых на одном колене до дыр. Концы его влажных волос вились.
Крашеный блондин, подумала она пренебрежительно, ненатуральный. И давно пора постричься. А также сменить гардероб.
Плечи его распирали швы свитера, а джинсы опозорили бы нищего в Калькутте.
Бесполезно! Как бы ясно Франческа ни видела его недостатки и как бы ей ни хотелось низвести его до стандартного уровня, он все равно оставался самым великолепным мужчиной из всех, кого она встречала.
Далли посмотрел на нее сверху вниз:
— Френси, еще прошлой ночью я делал буквально все, чтобы ты ясно поняла — я не желаю выслушивать твою историю.
Но коль ты рвешься рассказать ее, а мне не терпится от тебя избавиться, то давай сделаем это прямо сейчас.
С этими словами он вошел в ее комнату, опустился на стул с прямой спинкой и вытянул ноги, положив ботинки на край стола.
— Ты должна мне где-то около двухсот баксов.
— Двухсот…
— Ты тут неплохо порезвилась прошлой ночью. — Он отклонился назад, балансируя на задних ножках стула. — Телевизор, две лампы, несколько пробоин в картине Шитрока, рама пять на четыре. Все потянуло на пятьсот шестьдесят долларов, и то лишь потому, что я обещал управляющему разыграть с ним восемнадцать лунок в следующий раз, как буду здесь. У тебя в портмоне было чуть больше трехсот долларов — не хватило, чтобы заплатить за все это.
— Мое портмоне? — Она схватилась за застежки сумочки. — Ты лазил в мое портмоне? Как ты мог! Это же моя собственность. Ты никогда не должен…
Пока Франческа вытягивала портмоне из сумочки, ее ладони стали такими же холодными и влажными, как его мокрые джинсы. Она открыла портмоне и заглянула внутрь. Когда она наконец смогла говорить, голос ее превратился в шепот:
- Предыдущая
- 35/122
- Следующая