Неженка - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 77
- Предыдущая
- 77/122
- Следующая
— Вчера вечером ты была великолепна, Холли Грейс. Мне понравилось, как ты крутила нунчаки. Ты и меня научишь?
Каждую пятницу ему разрешали ложиться спать позже, чтобы посмотреть «Китайский Кольт», хотя мать и считала, что для девятилетнего ребенка в сериале слишком много насилия.
— Глянь на мой новый нож, Холли Грейс. Ма купила его на той неделе в Чайнатауне!
Холли Грейс взяла нож, посмотрела, а потом провела лезвием по его золотисто-каштановым волосам, спадавшим на бледный лоб.
— Больше похоже на складную расческу, дружище.
Тедди посмотрел на нее неодобрительно и потребовал свое оружие обратно. Он поправил черную пластмассовую оправу очков и взъерошил только что расчесанную ею челку.
— Зайди ко мне в комнату, посмотри, там повесили мои новые обои с картинками космоса. — И он, не оглянувшись, мелькая тапочками и звеня подсумком с боеприпасами, понесся по коридору в футболке с нарисованным Рэмбо, заправленной в камуфляжи, жестко перетянутые на поясе ремнем, как ему больше всего нравилось.
Холли Грейс посмотрела ему вслед и улыбнулась. Боже, как она любила этого мальчонку! Он помог ей справиться с болью невосполнимой утраты сына, которая, казалось, будет мучить ее всю жизнь. Но сейчас на дне души появилось уже другое больное место. Шел декабрь восемьдесят шестого года. Два месяца назад ей стукнуло тридцать восемь. И как она позволила себе дожить до тридцати восьми, не заведя другого ребенка?
Наклонившись поднять сумочку, она вспомнила тот адский день четвертого июля, когда родился Тедди. Воздушный кондиционер в окружном госпитале не работал, и в палате, куда поместили Франческу, уже было пять кричащих от боли женщин.
Франческа, лежа на узкой кровати, с бледным лицом и влажной от пота кожей, молча сносила схватки, сотрясавшие ее маленькое тело. Именно это молчаливое страдание в конце концов и покорило Холли Грейс — именно тихое, стойкое достоинство. Сразу после этого Холли Грейс решила побыть с Франческой. Ни одна женщина не должна оставаться в такие минуты одна, особенно та, что так решительно настроена не обращаться за помощью.
Оставшуюся часть дня Холли Грейс вытирала кожу Франчески влажными прохладными тампонами. Она держала ее за руку и отказалась уходить, когда ее повезли в родильную палату. В конце концов, перед полночью этого бесконечного дня четвертого июля, родился Теодор Дей. Обе женщины не отрывая глаз рассматривали его маленькое сморщенное тельце и улыбались друг другу. И в этот момент родились те узы любви и дружбы, что просуществовали уже почти десять лет.
За эти годы уважение Холли Грейс к Франческе медленно, но постоянно возрастало. Франческе удавалось все, за что она ни бралась. С УКВ-радиостанции она пробилась на местное телевидение, постепенно завоевывая все большую известность, а затем перебралась в Лос-Анджелес, где ее утренняя телевизионная программа в конце концов привлекла внимание телесети. А сейчас она была уже звездой нью-йоркской программы «Франческа сегодня», выходившей по средам, и ведущей ток-шоу, которому в последние два года удалось переплюнуть шоу Нильсенов.
Зрителям быстро полюбился эксцентричный стиль интервьюирования Франчески, который, насколько Холли Грейс могла понять, почти полностью базировался на ее полном отсутствии интереса ко всему, что касается независимости журналистской позиции. Несмотря на поразительную красоту и остатки британского произношения, ей как-то удавалось напоминать зрителям самих себя. Остальные — Барбара Уолтере, Фил Донахью и даже Опра Уинфри — как-то управляли ситуацией. Франческа, как и миллионы американцев, — никогда. Она просто входила в контакт, ввязывалась в драку и старалась извлечь из ситуации как можно больше, что в результате приводило к появлению самых неожиданных телеинтервью, которые американцы видели за последние годы.
Голос Тедди звенел уже из квартиры:
— Поторопись, Холли Грейс!
— Иду, иду!
Когда Холли Грейс шла в квартиру Франчески, мысли ее вернулись к тому времени, когда Тедди исполнилось шесть месяцев и Франческа прилетела в Даллас, чтобы получить работу на одной из местных радиостанций. Хотя женщины и разговаривали друг с другом по телефону, после рождения Тедди они встретились впервые. Тогда Франческа приветствовала Холли Грейс в своей новой квартире радостными воплями и лобзанием. А потом гордо вручила ей шевелящийся сверток.
Когда Холли Грейс бросила взгляд на серьезное личико младенца, последние сомнения по поводу происхождения Тедди, витавшие где-то у нее в подсознании, испарились. Даже при всем своем воображении она и представить не могла, что у ее великолепного мужа и ребенка, покоившегося сейчас на ее руках, могло быть хоть что-нибудь общее. Тедди был по-детски прелестен, и Холли Грейс сразу же полюбила его всем сердцем, хотя он и был самым уродливым из всех когда-либо виденных ею младенцев. Тедди совершенно не походил на ее Денни. Его отцом мог быть кто угодно, только не Далли Бодин.
Прошли годы, и с возрастом внешность Тедди несколько улучшилась. Голова обрела хорошую форму, хотя и была несколько великовата для тела. У Тедди были золотисто-каштановые волосы, тонкие прямые брови и настолько светлые ресницы, что их почти не было видно; скулы словно врастали в голову.
Иногда, когда он определенным образом поворачивал голову, Холли Грейс виделось, как он будет выглядеть, став мужчиной: сильным, своеобразным, не лишенным привлекательности. Но пока он дорастет до этого, даже собственная мать не рискнет похваляться его внешним обликом.
— Ну давай же, Холли Грейс, иди сюда. — Голова Тедди высунулась из-за белой навесной двери. — Поторапливайся!
— Я тебе покажу поторапливайся, — проворчала она, но остаток пути преодолела быстрее. Войдя в прихожую, Холли Грейс сняла жакет, поправила рукава белоснежного костюма, брюки которого были заправлены в итальянские сапоги, отделанные цветами ручной работы из кожи и бронзы. Ее знаменитые белокурые волосы спадали ниже плеч. Из косметики виднелись следы туши светло-коричневого оттенка, несколько легких мазков румян и больше ничего. Холли считала, что тонкие линии, формирующиеся в уголках глаз, являются одним из элементов, создающих ее образ. Кроме того, рабочий день уже закончился и заниматься собой терпения не было.
Гостиная квартиры Франчески была оклеена бледно-желтыми обоями с персиковой окантовкой, на изящном ковре от Херица выделялся небесно-голубой оттенок. Со всеми своими деталями и штрихами, с оборочками из ситца и дамасского шелка комната выглядела, как на элегантных и безумно дорогих образцах, показанных на глянцевых страницах журнала «Дом и сад», за тем исключением, что Франческа отказалась от идеи воспитывать ребенка словно в витрине и совершенно не случайно игнорировала некоторые из лучших разработок своего декоратора. Пейзаж Хуберта Роберта над камином из итальянского мрамора уступил место помещенному в хорошую рамку изображению ярко-красного динозавра, выполненному цветным карандашом (Теодор Дей, прибл. 1981). Итальянский сундук семнадцатого века был сдвинут с центра комнаты на несколько футов, чтобы дать место любимому Тедди виниловому креслу с погремушками, а на сам сундук поставили телефон с Микки-Маусом, который Тедди и Холли Грейс купили для Франчески на день рождения, когда ей исполнился тридцать один год.
Холли Грейс вошла внутрь, положила свою сумочку на экземпляр «Нью-Йорк тайме» и помахала рукой Консуэло, испанке, которая прекрасно заботилась о Тедди, но к приходу Франчески оставляла все тарелки грязными. Отвернувшись от Консуэло, Холли Грейс заметила на диване свернувшуюся в клубок девочку, погруженную в чтение журнала. На вид девочке было лет шестнадцать-семнадцать; волосы обесцвечены довольно небрежно, на щеке след от царапины. Холли Грейс остановилась, повернулась к Тедди и с горячностью зашептала:
— Опять твоя мама за старое?
— Ма просила сказать тебе, чтобы ты не пугала девочку.
— Вот что я получаю за трехнедельную поездку в Калифорнию!
Холли Грейс схватила Тедди за руку и потащила в комнату, подальше от ушей девочки на диване. Как только дверь закрылась, она разочарованно воскликнула:
- Предыдущая
- 77/122
- Следующая
