Б-11 - Рой Олег Юрьевич - Страница 23

– Да, – зло сказал Македонский. – И что? Между прочим, я же ему и помог. Когда наш дорогой академик стуканул на Славку, и того увезли на обследование… если честно, в том, что Слава – шизик, лично у меня сомнений не было никогда. Он, как пламя, перескакивал с темы на тему, выдавал на-гора тысячи идей, чаще всего – непродуманных или продуманных плохо. Так вот, именно я добился, чтобы его перевели в Загорск-6, наш собственный санаторий для «выгоревших», а когда пришел Андропов – именно я поднял вопрос о Славкиной реабилитации. Мы с доктором Львом Ройзельманом столько усилий приложили, чтобы он на комиссии на вопросы адекватно отвечал, так что… получилось, ну, и с меня сняли, как Вы говорите, «кураторство». Потом я уволился из органов, потом была Перестройка, будь она проклята. Скажи-ка Генке, что пора бы еще по одной…

Впрочем, Генка и так уже разливал, причем из новой бутылки. Отсутствие Павла Петровича абсолютно никого, кроме Даши, не беспокоило, да и ее не долго – она решила, что, возможно, пожилой и не привыкший к тяжелому физическому труду профессор отчалил на боковую раньше других. А еще, она подумала, что неплохо было бы последовать его примеру, но…

…ей было страшно возвращаться в их комнату одной. Даша никогда не считала себя пугливой, даже в детстве она скептически воспринимала страшилки, которыми пытались пугать ее подружки и брат, спокойно смотрела ужастики (вздрагивала, конечно, но не от страха, а от неожиданности), и могла переночевать на кладбище – даже ночевала, если считать кладбищем старый монастырь, где захоронения были везде – между братских корпусов, вокруг церкви, в самой церкви… Правда, сама она не чувствовала себя на кладбище, хотя монастырь и был заброшен. Но были и те, кто боялись оставаться в заброшенном монастыре на ночь. Точнее, не решился никто, кроме их с Мишей, а они комфортно расположились в одной из покинутых келий, пили пиво и посмеивались над оставшимися ночевать в чистом поле товарищами.

А вот сейчас Даше было страшно. Страх обволакивал, как туман на сырой дороге. Он струился из темных уголков, полз по полу, казалось, забираясь под одежду, под кожу… да что же это такое…

Как оказалось, страшно было не только ей.

– Даш, – тихо сказала Женя, – тебе не хочется… проветриться немного?

– В смысле? – не поняла Даша.

– Сходить в дамскую комнату, – напрямую заявила Женя. – Она возле выхода, справа. Видишь ли, мне… я боюсь, что у меня будут ноги заплетаться. Такое странное ощущение, вроде, и выпила немного…

– Хорошо, – согласилась Даша, чувствуя, что ей тоже неплохо было бы прогуляться по указанному адресу. Она помогла Жене выбраться из-за стола (ту, и правда, чуть штормило), и они пошли прочь от развеселой компании.

– На самом деле, не такая уж я и пьяная, – сказала Женя, когда они отошли подальше, – мне просто страшно. Понимаешь, Даша, я же была… на войне. Там и убить могли, двух наших девочек убили. А вот я не боялась… там. А здесь боюсь.

– Чего? – спросила Даша.

– Того, что под нами, – сказала Женя. – Ты же слышала, что сказал Макс? Этот Славик был безумцем. Мало того, что он обнимался с трупами…

Дашу передернуло.

– …он не просто хотел узнать, как устроена земная кора, – продолжала Женя. – Он хотел найти каких-то подзе-емных богов, которых, якобы, когда-то изгнали в преисподнюю… ну, будет нормальный человек искать с ними встречи? Даже если верит в то, что они существуют?

– Нет… наверно, – покачала головой Даша. Они зашли в уборную – довольно чистую, с умывальником, над которым висело большое зеркало («как в торговом центре каком-то», – подумала Даша) и двумя парами кабинок. В одну из них и направилась Женя.

– А если он нашел их там? – сказала она, закрыв за собой хлипкую дверь. – Его группа пропала без вести; за ними послали отряд КГБ – и тоже безрезультатно. Потом историю как-то замяли, но все исследования по сверхглубоким скважинам закрыли – почему?

– Так девяностые же! – ответила Даша. – Денег не было, вот и свернули.

– А сейчас деньги есть, – возразила Женя уже из кабинки, – но никто почему-то не спешит возобновлять попытки. Человечество будто сговорилось – бурить не глубже девяти километров. Почему?

– Мир изменился, – пожала плечами Даша, хотя Женя ее не видела. – Время мечтателей прошло. Теперь только о выгоде и думают, а сверхглубокое бурение – сплошное разорение…

– Да Вы поэт… – сначала Даша подумала, что ей ответила Женя, но голос был мужским – тембр его можно было бы описать как лирико-драматический баритон. Даша обернулась, но рядом никого не было. – Это так мило… жду вас в гости.

– Кто Вы? – тихо, потому, что испугалась, спросила Даша.

– Бел Энграл, – ответил голос. – До встречи, Даша, до скорой встречи…

Несмотря на то, что внутри Дашу сковал леденящий ужас, она не оцепенела, наоборот. Еще раз оглянувшись по сторонам, она сказала тихо, но твердо:

– Не собираюсь я с Вами встречаться!

– Вы все со мной встретитесь, – заверил ее голос. – А кое-кто из вас уже приложился к народу моему. В зеркало посмотри!

Даша резко развернулась (зеркало находилось у нее слева – сзади), и увидела – лишь на очень короткое мгновение! – Павла Петровича. Череп Кулешова был размозжён и похож на диковинный цветок, все тело изломано, как сухая ветвь, но глаза были живы, и даже губы беззвучно двигались. А позади переломанного Кулешова виднелся непонятный темный силуэт, напоминавший богомола и вызывавший ассоциации не то с Босхом, не то с «пылающим жирафом» Сальвадора Дали…

А потом все исчезло. Зато появилась Женя.

– Надо руки помыть, – сказала она, проходя мимо Даши. – Как думаешь, вода в кране есть?

– Н…не знаю, – ответила Даша, – ты ничего не слышала?

– Слышала, – улыбнулась Женя, открывая кран, из которого сразу потекла вполне нормальная вода, – кажется, Феликс нашел здесь гитару, и наши поют матерные частушки. Причем Ира подпевает. Ладно уж Танюха…

Но Даша не слушала; Женя склонилась над раковиной, а прямо над ней в зеркале нависал уже знакомый черный силуэт. В ушах прозвучал знакомый голос:

– Все ваши труды насмарку; все вы будете добычей пламени!

– Этого нет, – пробормотала Даша. – Мне это кажется.

– Да нет, поют, я тебе говорю, – Женя закончила мыть руки, и обернулась к Даше, – ну, ты будешь свои дела делать, или так и будешь стоять? Я тебя подожду, если что.

– Н-нет, – покачала головой Даша. – Давай к своим вернемся?

– Чего-то ты какая-то бледная, – Женя подошла к Даше, и потрогала ей лоб, – и холодная, как ледышка. Вот что, я как медик считаю, что тебе срочно надо выпить. Ты права: идем к остальным…

Утро было хмурым.

Команда явно переоценила свои силы в отношении сливовицы, и, за малым исключением в лице Македонского, Макарыча, Тани и Даши, страдало от жестокого похмелья.

– Уф, – отфыркивался Макс, – Генка, я тебя убью. Сброшу в пропасть. Вот надо было тебе эту ядреную самогонку найти?

– Если бы не я, это сделал бы кто-то другой, – Генка в компании Феликса, Волосатого (с перемотанной влажным полотенцем головой), Игоря и девочек приводил себя в порядок крепким чаем, заваренным Таней.

– Так, – принял непростое решение Макс, – разрешаю похмелиться, но так, чтобы это не переросло в новую пьянку. Нам еще работать сегодня.

– А что делать будем? – поинтересовался Генка, разливая по кружкам остатки сливовицы.

– Запускать дрона, – ответил Макс, морщась, – Тань, налей и мне чайку, что ли. Игорь, ты отсюда до спутника достучаться можешь?

– Нет, – ответил тот, прихлёбывая чай. – Камень экранирует любые сигналы. И еще тут излучение какое-то от шахты.

Македонский с Максом переглянулись.

– …но я же говорил, что придумал, как с этим справиться, – продолжил Игорь, прихлёбывая чайок. – Я использую нашу радиостанцию, как релейную. Тогда и у нас будет возможность связываться, и до спутника мы достанем, даже из-под земли.