Только представьте… - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 45

• Предыдущая
• 45/72
• Следующая

Спотыкаясь и жадно глотая воздух, она почти слетела с лестницы и упала у самого подножия.

Клубы дыма вились вокруг нее, подол платья начал тлеть. Она голыми руками потушила его и поползла к двери.

Колокол зазвонил как раз в тот момент, когда она ощутила дуновение ветерка. Кое-как поднявшись, Кит побрела к деревьям.

Работникам удалось потушить пожар прежде, чем прядильня окончательно сгорела, но почти вся крыша и второй этаж были уничтожены. Небо едва заметно посветлело, когда Кейн выбрался наружу и устало прислонился к стене. Лицо было измазано сажей, ла грязной одежде зияли дыры. У ног лежало то, что осталось от жестянки с керосином.

Подошедший Магнус молча обозревал картину разрушения.

— Нам еще повезло, — произнес он наконец. — Вчерашний дождь помешал огню распространяться быстрее.

Кейн поддел жестянку носком сапога.

— Ты прав. Еще неделя — и мы установили бы станки. Огонь пожрал бы их тоже.

— Кто, по-твоему, это сделал? — спросил Магнус, показав на жестянку.

— Не знаю, но намереваюсь узнать, — буркнул Кейн, глядя на зияющий провал крыши. — Я, разумеется, не самый популярный в городе человек и не удивлюсь, что кто-то решил сделать мне сюрприз. Но почему они так долго ждали?

— Кто знает.

— Трудно придумать лучший способ досадить мне. Денег на восстановление нет и неизвестно когда будут, уж это точно.

— Тебе лучше вернуться в дом и отдохнуть, — посоветовал Магнус. — Утром все покажется в ином свете.

— Погоди. Сначала я должен кое-что осмотреть. Иди, я тоже не задержусь.

Магнус сжал его плечо и побрел к дому.

Двадцать минут спустя Кейн нашел то, что искал. Встав на колени у подножия обугленной лестницы, он поднял закопченный кусочек металла. Сначала он не сообразил, что это такое. Зубья спеклись, а тонкая филигрань на верхушке покоробилась. И вдруг жестокая боль пронзила его сердце. Он понял.

Серебряный гребень. Один из тех, которые он так часто видел в буйной гриве черных локонов.

Боль росла, пока не стала агонизирующей. Когда они виделись в последний раз, оба гребня были на месте.

Бушующий ураган чувств подхватил Кейна. Кому, как не ему, знать, чем грозит уничтожение тщательно возведенных барьеров! А ведь он годами выстраивал линию обороны…

При виде искореженной серебряной пластинки в душе разбилось что-то нежное и хрупкое, словно разлетелась на мелкие осколки хрустальная капелька. И вновь занял свое место цинизм, разбавленный ненавистью и презрением к себе. Каким слабовольным, безмозглым идиотом он был!

Кейн сунул гребень в карман и вышел. Лицо исказила гримаса смертельной злобы.

Она натешилась своей местью. Теперь его очередь.

Он долго искал Кит и нашел только к полудню. Она заползла под старый фургон, брошенный еще во время войны на северной границе плантации и заросший травой. Кейн увидел мазки сажи на лице и руках, опаленный подол платья. К его величайшему изумлению, девушка спала. Задохнувшись от возмущения, он пнул ее носком сапога.

Глаза Кит распахнулись, но Кейн стоял против солнца и она разглядела только огромную, зловещую, нависшую над ней тень. Впрочем, не стоило и приглядываться: она и так знала, кто перед ней. Кит попыталась вскочить, но он наступил на ее юбку, пригвоздив к земле.

— Ты с места не тронешься.

Что-то упало на землю. Кит узнала расплавленный серебряный гребешок.

— Когда в следующий раз соберешься устроить пожар, не оставляй визитной карточки.

У Кит душа ушла в пятки.

— Я… я все объясню, — хриплым шепотом выдавила она. Какая глупость! Что тут объяснять? Он и без того прекрасно все понял.

Он вскинул голову, заслонив собой солнце, и девушка невольно сжалась от ужаса. Потому что заглянула в его глаза. Жесткие. Холодные. Пустые. К счастью, он пошевелился, и солнце вновь ее ослепило.

— Парселл помогал тебе?

— Нет! Брэндон ни за что не сделал бы такой…

Брэндон не пошел бы на подлость, зато она даже не задумалась.

Кит вытерла ладонью пересохшие губы и попыталась встать, но Кейн не убрал ногу.

— Мне очень жаль…

Какие жалкие, неубедительные слова!

— Еще бы! Жаль, что не сгорело все, включая плантацию!

— Как ты можешь? В «Райзен глори» — вся моя жизнь.

В горле до сих пор першило от дыма, ужасно хотелось пить, но сначала нужно попробовать растолковать ему, почему она это сделала.

— Ничего на свете мне не хотелось сильнее. Я… должна была выйти за Брэндона, чтобы получить свои деньги и выкупить у тебя «Райзен глори».

— И каким образом ты намеревалась заставить меня ее продать? Очередной пожар?

— Нет. То, что случилось прошлой ночью, — это… это… — Почему она задыхается, словно не хватает воздуха? — Я видела счетные книги и поняла, что ты на грани разорения. Один неурожай — и все будет кончено. Я хотела заранее подготовиться на этот случай. И не собиралась обманывать тебя. Предложила бы хорошую цену. А прядильня мне не нужна.

— Так вот почему ты так стремилась выскочить замуж! Думаю, даже Парселл не сочтет ниже своего достоинства жениться на деньгах!

— Все было не так. Мы нравимся друг другу. Просто…

Она осеклась. Какой смысл лгать? Все равно Кейн прав.

Он круто повернулся и подошел к дереву, к которому привязал Вандала. Ну и пусть! Все равно хуже того, что он задумал, ничего быть не может! Отослать ее в Нью-Йорк — все равно что убить.

Кейн что-то вынул из седельной сумки и зашагал обратно.

— Пей, — велел он, протянув флягу. Кит выхватила у него флягу и жадно глотнула теплую, с металлическим привкусом воду. Подняв голову, она благодарно улыбнулась и только сейчас заметила, что свисает у него с пальцев.

Длинный тонкий шнур.

Не успела она опомниться, как он поймал ее запястья и стал связывать.

— Бэрон! Не делай этого!

Он прикрутил концы к оси фургона и, не отвечая, пошел к Вандалу.

— Перестань! Что ты вытворяешь?!

Кейн вскочил в седло, пришпорил коня и исчез так же внезапно, как появился.

Время тянулось мучительно медленно. Путы были не слишком тугими и не врезались в кожу, но узлы он завязал на совесть, так что освободиться Кит не могла.

Поза была настолько неудобной, что плечи скоро заныли. Целые облака москитов кружили в воздухе, впиваясь в потное тело, желудок урчал от голода. Но при мысли о еде Кит тошнило: слишком велика была ненависть к себе.

Кейн вернулся на закате и спешился с ленивой грацией, которая больше не могла ее обмануть. Он переоделся в чистую белую рубашку и светло-коричневые брюки. Какой контраст с ее замусоленным платьем и чумазым лицом!

Повозившись с седельной сумкой, он шагнул к Кит, бросил на нее насмешливый взгляд, присел на корточки и ловко развязал шнур. Едва он отпустил девушку, та обессиленно привалилась к колесу.

Кейн снова бросил ей флягу и развернул принесенный с собой узелок. Внутри оказались мягкая булочка, кусок сыра и ломоть ветчины.

— Ешь! — грубо велел он. Кит покачала головой:

— Я не голодна.

— Все равно ешь.

Но ее мучила иная потребность, чем голод.

— Мне нужно… уединиться.

Кейн вынул из кармана сигару и закурил. Пламя спички бросало неровные кроваво-красные отблески на ее лицо. Спичка погасла. Теперь тлеющий кончик сигары освещал только безжалостно искривленные губы. Кейн кивком указал на росшие в нескольких шагах кусты.

— Туда. И ни шагу дальше.

Слишком близко… Она не может… Какой стыд!..

Но она потеряла право на свободу в тот момент, когда сыпала опилки к опорной стойке прядильни.

Затекшие ноги не слушались. Она с трудом поднялась и поплелась к кустам. Господи, хоть бы он отошел!

Но Кейн оставался на месте, и ко всем мукам добавилось еще и унижение.

Вернувшись к фургону, Кит увидела разложенную еду. Она с трудом проглатывала кусочек за кусочком. Кейн не торопил ее. Он стоял, небрежно прислонившись к дереву, словно впереди была целая вечность.

• Предыдущая
• 45/72
• Следующая