Лана из Змейгорода (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 10

— А я ведь, кажется, видел, как он выходил, — протянул тихий белоголовый парнишка, прозывавшийся Медведко. — С мешком, в который угощение кидают. Я еще подумал, что много они с Яромиром наколядовали. А потом мне показалось, что мешок-то шевелится.

Даждьроса решительно создала из водяных капель зеркало, разыскивая обидчика. Впрочем, тут и без ворожбы было понятно, что если даже удастся Забаву обнаружить, то вернуть ее в целости и сохранности вряд ли получится. Да и насчет места, куда Горыныч свою добычу приволок, по водной глади гадать не стоило. Дома творить непотребство строгий брат бы ему не позволил, да он и сам бы сестры посовестился. Из дружинной избы его бы тоже погнали. Воеводы за такие вещи могли и плетью огненной угостить. И угощали, когда молодые ящеры, особенно в походе, уподоблялись диким сородичам. Миловаться под заборами мороз не позволял. Оставалась единственная изба в Змейгороде — обиталище друга и, возможно, зачинщика.

Все знали, что Яромир живет один. Сестер и братьев у него нет. Родители, устав от волнений Среднего мира, давно ушли в Чертоги Предков, где для ящеров всегда открыты палаты и терема Велесовой волости. Лучшего места для тайного свидания не найти. Именно так и рассудил, вероятно, Горыныч, когда приволок к другу полуживую от страха плачущую в три ручья Забаву.

Отправились в дом к возмутителям спокойствия всем миром, хотя ни на что особо не надеялись. Ох, Забава, Забава! Куда тебя твое легкомыслие завело. Перед Горынычем, конечно, не одна она в хороводе узорчатым подолом крутила. Но с той же Радмилой озорник творить непотребства поостерегся. Братья русалки могли скрутить в бараний рог, так что одной вирой охальник бы не отделался. А со смертной он, видимо, решил, что обойдется.

— А может быть, не стоит! — до последнего пытался образумить подруг Горностай. — А вдруг они сами сговорились? Мало ли девок берут в жены увозом?

— Тех, которые по обоюдному согласию, в мешке не тащат, — строго глянула на него Гордея.

— А если для отвода глаз? — смутился Горностай.

По пути решили все-таки заглянуть к отцу Забавы торговому гостю Путяте. Вдруг ошиблись. Хотя водяное зеркало показывало знакомую в Змейгороде многим избу. Яромир принимал заказчиков не только в кузне, но и гостей у себя привечал. Вот и сейчас он сидел за накрытым праздничным столом, на котором стояло не только пустое сочиво. Вряд ли он сам напек все эти пироги да караваи, накоптил дичь и наготовил разные разносолы. То ли заранее дал поручение домовому наведался в калашный и охотный ряд, то ли они с Горынычем и вправду наколядовали.

— Заходите, гости дорогие! — с радушной улыбкой как ни в чем не бывало приветствовал ящер пришедших.

Словно не врывался под берестяной скуратой творить бесчестие на посиделки.

Лана отметила, что изба выглядела достаточно запущенной и больше напоминала берлогу дикого ящера, нежели жилище, достойное потомков бессмертных. Видимо, в отсутствие хозяйки домовой совсем разленился, а Яромир не считал необходимым ему указывать. То ли его все устраивало, то ли не имел досуга и желания налаживать быт.

Впрочем, Лану сейчас интересовало другое. Пробежав взглядом по лавкам, на которых в беспорядке валялись смятые рубахи, шкуры, одеяла, заготовки, ножны, ремни столярные и кузнечные инструменты и еще какой-то непонятный хлам, она с досадой отметила, что не видит никаких следов Горыныча и тем более Забавы. С другой стороны, дверь в ложницу, располагавшуюся с другой стороны от печки, была закрыта.

— Не откажите отведать пирогов, медов да браги моей попробовать, — изображая само радушие, продолжал Яромир — Хмельная она у меня удалась!

— Верно, ты ее уже столько отведал, что в голову она тебе ударила! — набравшись храбрости, проговорил распаленный гневом на обидчиков Путята, который, провожая дочь на посиделки, конечно, не думал о том, что будет по всему городу разыскивать пропавшую дочь.

— С чего бы такие речи? — не поведя бровью, сделал вид, что удивился ящер. — Я в своем доме и обиды тебе не чинил.

— Зато пришел с товарищем, аки тать, на посиделки, — поддержали несчастного отца парни.

— И урон моей семье нанес! — добавил Путята.

— Не понимаю, о чем вы?

Яромир по-прежнему сидел за столом, не подавая вида. Оприходовал пирог с дичью, потом взялся за окорок.

— Где моя дочь? — не выдержал Путята.

— А мне-то это откуда ведомо? — нахмурился Яромир. — Я с посиделок ушел один. Все видели.

— А куда твой товарищ делся? — осмелев, спросил Медведко, готовый хоть перед судом ответить за свои слова. — Где Горыныч? Все видели, это он под маской охотника приходил.

— Откуда мне знать? — теряя терпение, возвысил голос Яромир. — Я ему не соглядатай и не нянька. Меня попросили уйти, я и ушел, а куда направился Горыныч, откуда мне знать.

Смертные загалдели, размышляя, как еще к ящеру подступиться. Лана понимала, что негоже им, девкам, вмешиваться в разговор мужей. К тому же она же сама сказала, что не хочет Яромира видеть. Но не уходить же ни с чем.

— Поклянись именем батюшки Велеса, что в твоем доме Горыныча и Забавы нет! — потребовала она.

— Я, когда пришел, никого не видел, — не моргнув глазом, осклабился Яромир, торжествуя, что ловко обошел расставленную для него ловушку.

Смертные, включая Путяту, понуро подались к выходу, видя, что тут ничего не добиться. Не творить же бесчестие в чужом доме. Мало ли что там эта русалка увидела в своем зеркале. А если ошиблась или нарочно сказала? И тут из ложницы донеслись возня и сдавленный женский крик.

Глава 9. Горыныч

Яромир попытался преградить вход, готовый, если потребуется, принять истинный облик, но смертные сейчас настолько разошлись, что не испугались бы даже огнедышащего дракона. Да и Даждьроса с Ланой чего-то да стоили. Распахнув дверь, они застали картину, которую посторонним лучше бы не видеть. Но лишь в том случае, когда все происходит по обоюдному согласию и по чести.

И чем уж бестолковому Горынычу эта Забава так приглянулась, что понадобилось ее силком волочь? Не мог, что ли, кого посговорчивее найти? Впрочем, как говорила матушка, все ящеры — по природе хищники, и иногда кровь диких предков и привычки охотников берут верх. Но то, что уместно в походе, в большом городе, где надо учиться ладить со всеми, может не только навредить, но даже погубить.

— Батюшка! — кое-как оттолкнув опешившего от вторжения Горыныча, бросилась к отцу Забава.

Вид она имела испуганный и несчастный. Коса растрепалась, глаза и нос распухли от слез, разорванная едва ли не до пупа рубаха годилась только на тряпки, понева с растерзанными завязками и душегрея валялись на полу. Одно дело хихикать с подружками, обсуждая достоинства мужчин-ящеров, а другое — оказаться с предметом вожделения в ложнице, да еще и против воли.

— Почто вы здесь?! — даже не пытаясь поправить одежду, двинулся в сторону вошедших Горыныч.

— Он еще спрашивает! Что ты с дочерью моей сотворил, окаянный? — пылая праведным гневом, закутал поскорее обретенную дочь в плащ Путята, пока девки поднимали ее одежду и пытались успокоить.

Забава плакала навзрыд, кляня лихую недолю, волей которой едва ли не весь город стал свидетелем ее позора. Горыныч вину не собирался признавать.

— Да убыло от нее, что ли? — в досаде проговорил он. — От таких дел случается только прибыток! Лучше надо было смотреть за своею кровиночкой. Можно подумать, она не первая, когда погасили свет, у меня на шее повисла?

— Так повисла, что ты ее из горницы утаскивал, запрятав в кожаный мешок? — найдя в ложнице орудие преступления, подступил к Горынычу Медведко.

— Так это ж для тепла! — нашелся Горыныч. — На улице, чай, мороз, а шубу надевать недосуг было. Сгреб, куда сумел.

— Еще скажи, она сама туда залезла, — тряхнул светлыми вихрами Медведко.

Не ожидавший такой прыти от робких смертных Горыныч повернулся к Забаве, ища поддержки. Но та только плакала, прижимаясь к отцу. Трудно сказать, о чем они сговаривались на гульбище, но сейчас девчонка явно жалела о своей неосмотрительности и все отрицала.