Где исчезают корабли (СИ) - Ангелов Августин - Страница 16

Федор Яровой уже знал, что кубинская революция победила только через два года после 1957-го года. Но, в качестве примера борцов с колониализмом, советское партийное руководство решило преподнести испанским товарищам из их недавно созданной компартии «Пуэбло либре» именно пример Фиделя Кастро и Че Гевары. Остальных борцов против испанской монархии, например, героев гражданской войны в самой Испании, почему-то в пример не ставили. И Федор для себя связывал это с тем, что достаточно полные материалы в компьютерах «Богини» нашлись именно по деятельности кубинских революционеров. Да и человек, который предложил наркомам этот план, полковник Давыдов, выбившийся в советское руководство из «будущенцев», как называли люди с эсминца первый экипаж и пассажиров яхты, провалившейся в прошлое вместе с эсминцем, хорошо разбирался именно в этой теме.

Сам Яровой за последние годы тоже высоко вознесся по карьерной лестнице. Из простого мичмана с эсминца он сделался одним из тех, кто принимает решения, войдя по партийной линии в самый ближний круг советского руководства и став одним из таких людей, которым наркомы полностью доверяли. А секрет, наверное, был в том, что Федор никогда не подводил, выполняя все, что поручало начальство с самого первого дня своей службы в новых обстоятельствах шестнадцатого века. И, конечно, он тоже за это время выучил испанский язык. Ведь, помимо отрядов испанских коммунистов, проходящих тренировки для грядущего штурма Манилы, на Нефтяной ссылали и тех из испанцев, кто никак не желал перевоспитываться в русле социализма, упорно оставаясь или закоренелым фанатиком католической веры, или отъявленным негодяем-конкистадором. А таких с каждым рейсом «Богини» завозили все больше. И ссыльных уже насчитывалось на острове почти сто двадцать человек.

Главным среди фанатиков, смущающих умы, был некто падре Алонсо, который настолько закостенел в своей религиозности, что не хотел даже слушать про свободу и революцию. У этого яростного сторонника монархии и инквизиции на все случаи жизни имелись цитаты из священных книг. И он мог подолгу спорить с Яровым о природе Иисуса Христа, называя его богом, на что партиец возражал, что речь идет о человеке, который проповедовал покорность. Поскольку догмы Алонсо казались опасными для смущения умов остальных испанцев, его и отправили в ссылку на этот остров еще тогда, когда он назывался Тараканом.

Но, священник прижился даже на том крохотном участке земли посреди мангрового болота, который ему выделили. Из палок и камней Алонсо даже смастерил себе часовню, где вместо свечей жег ветки каких-то растений и читал молитвы. А еще он все-таки с кем-то из испанцев общался, прослыв в их среде благим праведником и чуть ли не святым отшельником. Потому к нему некоторые пробирались даже сквозь мангровый лес. И, конечно, Яровому приходилось реагировать, вычисляя этих разносчиков чуждой идеологической заразы и принимая меры против них. Пришлось создавать на Нефтяном собственную контрразведку, задействовав в ней, в качестве осведомителей, все тех же ссыльных испанцев из непримиримых конкистадоров. Но, самую большую головную боль у Федора вызывали все-таки местные жители, которые боролись, как могли, против присутствия чужаков на своем острове.

С высоты холма, на котором стояла военная база, хорошо просматривались все нефтепромыслы с парой нефтекачалок. Тропический лес вокруг них благоразумно вырубили в радиусе нескольких сотен метров. Часовые на сторожевых вышках, оборудованных пулеметами, бдительно несли службу, а ночью электрогенератор питал прожектора, которые позволяли вести наблюдение за местностью и в темное время суток. Вот только весь берег острова держать под контролем силами двух взводов оказалось очень трудной задачей. Нефтяной совсем не был маленьким островком, а по площади почти равнялся Мальте. Да и лежал он в сфере интересов исламских государств моря Сулавеси. На востоке острова находился Тараканский султанат тидунгов, основанный в 1571 году.

В сущности, само название «таракан» переводилось с местного языка, как место встреч и трапезы. Моряки, рыбаки, пираты и торговцы еще с древности прокладывали свои пути в прилегающих водах. Они регулярно заходили на Таракан, чтобы обменять товары или улов и пополнить запасы. И конечно, когда неожиданно появились какие-то чужаки, пытавшиеся взять этот удобный остров под свой контроль, сопротивление островных аборигенов поддерживалось соседними султанатами.

При этом, акватория, прилегающая к Нефтяному, пока патрулировалась всего двумя советскими катерами, доставленными «Богиней». Эти два катера, изготовленные в двадцать первом веке, были достаточно скоростными, комфортными и экономичными. На них установили пулеметы ДШК, но, для целей противостояния вражеским парусным флотилиям, которые постоянно пытались высаживать на остров десанты, двух катеров было недостаточно. И потому катера приходилось поддерживать огнем с берега. К счастью, на острове уже имелись простейшие установки РСЗО, изготовленные в мастерских Дальнесоветска. А против десантов морская пехота применяла не только стрелковое оружие, но и минометы. Несмотря на то, что с местным султаном в конце концов, после вооруженных стычек в течение двух лет, удалось договориться, пообещав ему автономию и защиту в обмен на установление советской власти на острове, соседние супостаты все равно не прекращали попыток новых вылазок.

Совсем рядом к западу через неширокий пролив находился огромный остров Калимантан, третий по величине среди всех мировых островов, уступающий по площади лишь Гренландии и Новой Гвинее, на котором имелись свои собственные султанаты. Самый большой, Банджармасин, занимал всю южную часть острова. Но, он пока не проявлял особого интереса к чужакам на Таракане, как и Бруней, который находился достаточно далеко к западу, на противоположной стороне Калимантана, где жили малазийцы, да и султанат Берау тоже мало пока интересовался необычными поселенцами на Таракане.

А вот на северо-восточной части огромного Калимантана, заняв все земли через пролив между двумя островами, находился главный враг советских поселенцев Таракана — султанат Сулу, довольно сильная исламская страна, организованная по законам шариата, образцом для которой служил арабский халифат. И, захватив ближайшее к Таракану княжество Булунган, султан Сулу постоянно старался взять этот остров под свой контроль, окончательно лишив его независимости. Потому не только из-за непонятных чужеземцев, добывающих нефть, но, главным образом, из-за соседства с Сулу, тараканскому султану Анджи Пангерану и пришлось согласиться на советскую власть, которая уже казалась ему меньшим злом, чем навязчивые соседи, постоянно устраивающие налеты на тараканские владения. Ведь советских на острове интересовали только нефтепромыслы с охранной зоной вокруг них и больше пока ничего. Потому Анджи Пангеран с контр-адмиралом Соловьевым заключил договор о дружбе, предполагающий формальное подчинение советской власти, но, на самом деле, широкую автономию Тараканского султаната.

Советские морские пехотинцы, откомандированные на Нефтяной, несли службу в условиях жаркого климата. Ведь бывший остров Таракан находился гораздо ближе к экватору, чем даже бывший Гуам. Потому и форму пошили им всем, конечно, летнюю, белую. Но не шорты и безрукавки, а просторные брюки и рубахи из трофейной испанской холстины, которые, в сочетании с белыми панамами, хорошо защищали кожу от солнечных ожогов. А вместо сапог тоже сделали им легкую обувку, холщовые ботинки, где от прежней привычной обуви пришивались только подошвы. И советские воины на острове уже давно щеголяли полностью в белой форме. Хотя это и делало их гораздо заметнее, но, не получать солнечные удары все-таки помогало.

Матросы Доренко и Петров, земляки с Дальнего Востока СССР, сидели в карауле на площадке деревянной сторожевой вышки под навесом из пальмовых листьев и чистили пулемет, расчетом которого они оба и являлись, разговаривая, при этом, на отвлеченные темы. За годы службы они крепко сдружились, вместе записавшись в морскую пехоту добровольцами, когда родной эсминец по решению начальства был поставлен к стенке судоремонтного завода на острове Советский для постепенной разборки. Протирая детали разобранного пулемета, Илья Доренко говорил Григорию Петрову: