Где исчезают корабли (СИ) - Ангелов Августин - Страница 43

Отправиться в этот рейс на борту «Энтузиаста» Ефремову приказал контр-адмирал Соловьев. Ведь эскадра шла на Нефтяной по той причине, что назревало серьезное сражение с силами государства Сулу. Следовательно, предполагались жертвы. Ведь потери при военных действиях неизбежны. Вот и нужно было кому-то налаживать медицинскую помощь. А, кроме Ефремова, поручить подобное было особенно некому. Бывший судовой врач «Богини» Валентин Квасницкий окончательно осел на берегу. И не только в силу возраста, а из-за того, что и в самом Дальнесоветске людям требовалась медицинская помощь. Вот и сделался Квасницкий главным врачом госпиталя. Его заслуги на этом посту наркомы оценили тем, что перед четвертой годовщиной Марианской ССР присвоили Квасницкому звание академика. А справляться с работой в госпитале ему помогала доктор Тамара Петренко, с которой они давно уже поженились и даже растили маленькую дочурку.

Супруги-медики организовали при госпитале настоящие медицинские курсы, на которых уже даже успели подготовить довольно много младшего медперсонала и полтора десятка вполне способных медсестер из местного чаморрийского населения. К тому же, несколько испанских поселенцев, имеющих склонность к медицине, поскольку практиковали ее на своих галеонах, будучи судовыми врачами испанского флота, повышали при госпитале свою квалификацию, постепенно совершенствуя собственные навыки от уровня эскулапа шестнадцатого века до квалификации нормального фельдшера века двадцатого.

Двое из этих испанских фельдшеров уже были ранее откомандированы на Нефтяной одним из рейсов «Богини», где они составили единственный медперсонал советской военной базы. И они проявили себя вполне неплохо, когда во время стычек с местными база несла потери. Правда, в большинстве случаев, дело им приходилось иметь с ранеными легко. Вот только, если предстоящие боевые действия против Сулу окажутся слишком интенсивными, эти двое точно уже не справятся. И, понимая это, доктор Ефремов вез с собой настоящий медицинский десант. На «Энтузиасте» в качестве врача шел он сам, а на каждом из пароходов-галеонов имелся свой фельдшер-испанец. Так что, собравшись все вместе, они должны справиться.

Многие из тех, кто попал в прошлое вместе с Дмитрием, уже нашли себе не только место в жизни на новом месте, но и обрели личное счастье. Все женщины, которые находились на «Богине» в момент переноса в шестнадцатый век, давно уже завели семьи. Самых красивых быстро расхватали те моряки из комсостава, которые хотели построить в Дальнесоветске свой домашний очаг. Сам же Ефремов все еще ходил холостяком. Ему пока нравилось оставаться свободным и соблазнять чаморрийских девушек из госпитальных студенток. Каждый раз, возвращаясь из рейса, он заводил интрижку с одной из них.

А нравы у чаморриек были довольно свободными. Во всяком случае, местные девушки бывшего Гуама сами решали, с кем им спать до свадьбы. И соплеменники не осуждали их, потому что в структуре традиционного чаморрийского общества женщины и мужчины имели равные права. Вот такие туземцы оказались «продвинутые», как говорили в подобных случаях люди из двадцать первого века, от которых Ефремов многому научился и нахватался характерных словечек, регулярно курсируя в их компании на «Богине» между островами Советским и Нефтяным. Да и Валентин Квасницкий вместе с Тамарой Петренко здорово подтянули его собственную квалификацию врача к своему уровню.

Что же касалось местных гуамских девушек, а теперь уже советских гражданок, жительниц Чаморрийской Автономной Советской Социалистической Республики, ЧАССР, входящей в состав Марианской ССР, которые пожелали изучать медицину, то они оказались вполне усидчивыми и способными. Учились эти загорелые девицы прилежно и схватывали знания быстро. А все из-за того, что, глядя на женщин Дальнесоветска, молодые чаморрийки стремились стать не хуже. Все они надеялись прижиться в этом новом удивительном столичном городе, наполненном электрическим светом и необычными вещами, быстро разраставшимся вокруг бухты. Новое государство, недавно образовавшееся прямо на их острове, демонстрировало местным совсем другой образ жизни, к которому теперь стремился каждый неглупый островитянин.

И местные девушки, имеющие склонность к врачеванию, прекрасно осознавали, что профессия медика имеет отличные перспективы. Потому они и стремились попасть на обучение при госпитале Дальнесоветска. Разумеется, их сначала учили базовому русскому языку, а потом интенсивно преподавали программу начальной школы и параллельно начинали обучать медицинским премудростям, начиная с обязанностей санитарок. Так что проблема подготовки молодых кадров на Советском постепенно решалась. А вот на Нефтяном с медициной все пока выглядело грустно. Медицинской помощью население совсем не было охвачено. Там имелись только целители-травники и просто всякие проходимцы, вроде колдунов. Потому работу настоящего госпиталя в городе Таракане еще только предстояло разворачивать и налаживать.

Когда «Свирепый слон» ткнулся форштевнем в прибрежный песок, огонь уже охватил половину корабля. Страшное негасимое пламя пожирало флагман флота султана Буддимана. И адмирал Сабах Саравак скрипел зубами от ярости и бессилия, слушая, как вопят вокруг его моряки, сгорающие заживо. Справа и слева горели другие ланонги, гордость эскадры. И адмиралу казалось, что само море полыхает вокруг него лютым пожаром.

Ему тем более было обидно, что его храбрая команда, сумев справиться в жестоком абордажном бою с командами сразу двух вражеских джонок и пустив их на дно, сама сгорала заживо. Внизу на гребных палубах пламя уже пожирало гребцов, прикованных к веслам. И оттуда обожженные орали так, что впору было затыкать уши. Но, адмирал слушал, навсегда запоминая эти ужасные звуки, чтобы отомстить. А расковать гребцов времени уже не оставалось. Они погибали в огне. И в воздухе висел тошнотворный запах горелой плоти.

С горсткой своих уцелевших людей адмирал высадился на берег. Вернее, он просто бежал к берегу с горящего корабля. Но и на берегу положение его войска оказалось ненамного легче, чем на воде. Защитников острова удалось оттеснить с узкой прибрежной полоски пляжа, но дальше линии песчаных дюн продвинуться пока никак не удавалось. Хотя сулунги все-таки захватили передовую линию укреплений противника.

Дальше начинались топкие болота, кишащие крокодилами, а редкие тропки, идущие через них от пляжа вглубь суши, простреливались врагами насквозь. Наступать дальше пока не получалось. И от этого моряки и пехотинцы, высадившиеся на берег со сгорающих кораблей, пребывали в растерянности. А многочисленные жертвы, которыми сулунги заплатили за высадку, наводили уныние на простых бойцов. Но, их еще оставались тысячи. И это давало адмиралу надежду. Он предполагал дождаться темноты. Может быть, тогда при свете звезд сулунги сумеют продвинуться незаметно?

А пока адмирал, укрывшись за дюной от скорострельных выстрелов противника, наблюдал за тем, как догорали его корабли, с которых люди продолжали выпрыгивать и идти к берегу сквозь прибой по песчаному дну, прихватив кто оружие, а кто и какие-то припасы, которые еще можно было спасти от огня и воды. Ведь он приказал им вынести с погибающих кораблей на берег все, что удастся. По щеке старого адмирала катилась слеза, но он не замечал этого, пребывая в оцепенении.

Ведь и его любимый сын Сурден тоже погиб в сражении, зарубленный на борту джонки вражеским адмиралом, который бился до последнего, как старый раненый зверь, загнанный в угол, рассвирепевший и не чувствующий боли. И зачем только Сурден полез вперед? Молодость, неопытность и желание совершить подвиг сыграли с ним злую шутку. Ведь вражеского адмирала убили бы и без него. Но, Сурден, желая показать доблесть, полез вперед, решив лично прикончить предводителя малайских пиратов, вызвавшихся защищать Таракан. Вот только за свою самонадеянность Сурден и поплатился. Потому что израненный адмирал нанес ему смертельную рану своим изогнутым мечом-педангом со скошенным заостренным концом.