МОЯ. Не отдам! (СИ) - Лакс Айрин - Страница 28
- Предыдущая
- 28/49
- Следующая
Неторопливые, уверенные.
Лестница поскрипывает знакомо. Стараюсь не оборачиваться, добавляя к салату жареное мясо.
— Здравствуй, Моника. Заставила же ты меня попотеть, — на плечо опускается тяжелая рука с перстнем. — С возвращением домой, голубка моя, — стискивает плечо и хлопает по нижней линии челюсти. — Пересядь-ка.
— Это место Пименова Льва Николаевича. Папы нет. Значит, место — мое! — упрямлюсь.
— Место твоего отца в могиле, дорогуша. Хочешь отправиться за ним следом?
— Хочу поесть. Невежливо заставлять даму ждать и быть голодной. Меня не кормили.
Калмыченко хмыкает и обходит за стол. За год он раздобрел и стал еще более кряжистым. Кожа загорелая, рожа пышет здоровьем.
— Невежливо, согласен. Поужинаем.
Он начинает есть, время от времени смотря на меня, разглядывая. И чем дольше он на меня смотрит, тем меньше мне нравится его взгляд.
— А ты симпатичнее стала. На девку похожа, а не на жердь, — поглаживает подбородок задумчиво. — Будешь умницей в постели, оставлю тебе дом. Хочешь?
— Дом и так — мой. По праву должен быть моим!
— Верно, — посмеивается. — Папаша дом тебе завещал. Но получишь ты его или нет, будет зависеть только от тебя.
Ублажать борова в постели? Вот еще.
Калмыченко достает из кармана ключ и опускает его на стол.
— Ключ от ячейки в банке. Открыта на твое имя. Мне нужно то, что лежит в ней. Завтра ты ее откроешь, — произносит с угрозой. — А потом посмотрим, насколько ты готова сотрудничать и быть ласковой…
Глава 33
Глава 33
Ника
— Что в ячейке?
— Можно подумать ты, голубка моя, не в курсе.
— Не в курсе.
— Значит, узнаешь завтра. Ешь, ешь, тощая. Люблю, когда у бабы чуть пониже спины помягче. У тебя все-таки там маловато будет.
— Вадим работает на вас? — спрашиваю с досадой.
— Толковый малый, после первого же внушения понял, на чьей стороне нужно быть. Честно говоря, я уже почти не надеялся, что ты объявишься.
— Он не падал с лестницы. Да?
— Я в такие подробности не вдаюсь. Малец получил за то, что не смог убедить тебя сразу. Во второй раз подобных проколов он больше допускать не стал.
Выходит, у Вадима не было выбора? Или был? Невесту же он себе завел, она даже беременная! Это окончательно разбивает остатки моей детской влюбленности.
— Я хочу побывать на могиле у папы.
— Ты ничего там не найдешь.
— Хочу побывать, — упрямлюсь. — Никуда ваша ячейка не убежит.
Калмык откладывает приборы и смотрит внимательно.
— Думаешь, он с собой на тот свет что-то унес? Бесполезно! Мои люди все проверили.
— Ах вы… Вы могилу растребушили?
— Не я, мои руки чисты, — крутит в воздухе крупными ладонями.
— Конечно, у вас на такой счет имеются подчиненные. Вроде моего папы. И ноги тоже вы ему сломали.
— Голубка моя, я добропорядочный и законопослушный гражданин. Видела, какие улицы стали чистые, ровные. Это ты еще в центре не была. Плюс я строю школу и детский сад и вычистил от скверны наркоманский район, — хвастается. — И это все за один год! Да на меня люди молятся… Так что не надо наговаривать на меня! — качает толстым пальцем с массивным перстнем.
— Я хочу побывать на могиле папы. И я нужно вам живой.
— Но не целой, — хмурится мужчина, мигом теряя напускную доброжелательность и показывая свое темное нутро.
Меня накрывает паникой. Пытаюсь успокоиться, посчитать что-то, вспоминаю детали своего образа, воспроизвожу по памяти массивные, дорогие серьги, до самого последнего камешка.
Не помогает! Способ Дана не работает…
Мне нечем дышать, пульс зашкаливает.
Браслет начинает пищать.
— В чем дело? — приподнимается Калмык.
— Мне плохо. Дурно… Меня трогать нельзя. Сразу… дурно.
— Да твою же мать! Еще и болезная! Нервная. Успокойся… Живо давай. Ну! Успокойся, кому сказал…
— Мне нужно побыть одной. И я хочу побывать на могиле папы.
— Побываешь, — скрипит зубами. — Кто-нибудь. Проводите ее в комнату.
***
Дурнота отступает неохотно. Я делаю несколько шагов по своей старой комнате, но здесь все другое — мебель, цвет стен, полы. То же самое и в других комнатах, которые я успела увидеть.
— В доме делали ремонт? — интересуюсь у охранника.
Тот, второй, что понукает Ревиным. Более спокойный и постарше.
— Искали тайники.
— Нашли? — спрашиваю без особого интереса.
— Нашли. Твой отец всюду прятал ценности, как белка.
— Мы играли в клад.
— Что?
— Играли в клад. Каждый год он прятал для меня клад в новом месте. Начиная с пяти лет, я искала его тайники. С каждым годом все сложнее. Это было целое приключение. Настоящий квест с подсказками и загадками…
Охранник смотрит на меня с сочувствием, будто видит сирую и убогую на моем месте.
— Нормальные родители играют с детьми в прятки и приводят на Новый год Деда Мороза, а не делают тайники с драгоценными камнями для ребенка.
— У меня было целая дюжина находок. Настоящий клад, полный драгоценностей! Не бутафория копеечная! — говорю с гордостью.
— Чокнутый.
— Вот только последний клад я так и не нашла. Чертовой дюжины не вышло. Сколько тайников вы нашли?
Охранник задумывается, можно ли сообщить.
— Может быть, вы уже нашли, но проглядели, — терпеливо объясняю. — Как вас зовут?
— Допустим, Иван.
— Сколько тайников вы нашли, Допустим Иван?
— Двенадцать. Там не было ничего из того, что ищет Руслан Тимурович.
— Значит, плохо искали.
— Здесь все содрали. До последней доски. Ничего. И сад перерыли. И даже старую дачу. Ничего.
— Спасибо, Допустим Иван.
— Без допустим.
— А я подумала, это фамилия. Спокойной ночи.
***
Могила отца совсем не такая, какой я ее себе представляла.
Пименовы давно выкупили кусок земли на кладбище, и могила отца с простым деревянным крестом смотрится откровенно убого на фоне роскошного памятника деду, дяде, бабушке…
И земля под снегом комьями кое-как забросана. Неудивительно, что у отца ноги мерзнут. Эти нехристи могилу раскопали и забросали как попало.
— Налюбовалась? Поехали! — поторапливает меня Калмыченко.
— Папе нужен хороший памятник. Это безобразие нужно убрать.
— Слишком много хочешь. У нас был уговор «увидеть могилку отца», а не благоустраивать ее за мой счет.
— Неужели в казне не завалялось несколько лишних миллионов?
— Тебе железки зубы не жмут?
— Жмут. Снимать скоро.
— Поехали. Вернешь то, что отец украл, останешься жить в его старом доме. Может быть, и на памятник папаше у меня насосешь.
***
В большой ячейке лежит металлический кейс средних размеров, закрыт пластиковым жгутом и опломбирован. Я забираю его и выхожу из банка, меня сразу же любезно сажают в машину Калмыка, на заднее сиденье.
Он аж трясется от нетерпения. Трясется и потеет.
— Открой! — требует у Ивана.
Тот перекусывает плоскогубцами пластиковый жгут и отдает Калмыку. Мне и самой любопытно, я помню, как мы снимали эту ячейку, но я не видела содержимого. Калмык откидывает крышку и начинает копаться в содержимом.
— Что за хуйня?!
В большом кулаке зажат мешочек с зубами. Детские молочные зубки.
— Это улов моей зубной феи, — заглядываю внутрь. — О боже..
— Что?!
— Монополия. Не могу поверить, что папа ее сохранил, а это настоящий зуб динозавра…
— Что за лохотрон?
Калмые переворачивает вверх дном кейс, ищет что-то.
— Не могу поверить. В банке не хранят хлам! Тут даже камней нет!
— Осторожнее, это винтажная монополия.
— Срать я хотел. Где флешка?
— Какая флешка?!
— Дуру не включай! — орет Калмык. — Мой программист сказал, что твой папаня скопировал содержимое своего компьютера, по всем моим сделкам. Скопировал на носитель. Все есть… Кроме той гребаной флешки.
- Предыдущая
- 28/49
- Следующая