Царь нигилистов 4 (СИ) - Волховский Олег - Страница 12

Иван Семенович встал за хирургическим столом и взял больного за запястье.

А Саша продолжил свой список:

Обычная одежда;Голые руки;Кожаный фартук.

Пирогов кивнул Андрееву из Сашиной лаборатории, и тот не то что пошел, а просто побежал к знаменитому хирургу, на ходу снимая мундир выпускника медико-хирургической Академии.

Николай Иванович улыбнулся. Андреев засучил рукава.

Пирогов указал ему взглядом на место у больного в головах, подошел к кафедре и объявил:

— Дамы и господа, у нас сегодня ампутация голени, пораженной туберкулезной костоедой.

Переместился к столу, взял с табуретки маленькую губку, накапал на неё некоего вещества из пузырька и поднес на некотором расстоянии к лицу больного.

Больной побледнел, дыхание стало едва заметным, так что грудь почти не поднималась под простыней, зато послышались хрипы.

Пирогов свернул из платка воронку, положил в неё губку и передал Андрееву, а тот поместил её вертикально у рта больного.

Николай Иванович кивнул.

Откинул простыню с ног больного.

Щеглов поднял глаза и посмотрел обеспокоенно. Бакунина насторожилась.

— Продолжаем, — сказал Пирогов.

Взял нож с подноса на табуретке. Узкий и большой, так что язык не поворачивался назвать его «скальпелем».

Сделал надрез. Кровь брызнула и растеклась пятном по простыне.

Бросил нож на тот же поднос.

Взял пилу, довольно тонкую, с черной рукояткой и винтом. Для регулировки длины что ли?

Послышался скрип и скрежет отпиливаемой кости. И Саше вспомнился музей пыток в городе Каркассоне. Отпиленная конечность гулко упала в ящик с опилками под столом.

Вся операция заняла меньше пяти минут.

Пирогов взял иглу с нитью и зашил рану. А потом зубами откусил нить.

Андреев убрал воронку.

А Саша продолжил свой список:

Дезинфекция кожи перед надрезом;Один поднос для чистых и использованных инструментов;Нить.

— Вы в порядке, Ваше Высочество? — поинтересовалась Бакунина.

— Вполне, — сказал Саша.

— Очень бледны, — заметила она.

— Не потому, почему вы подумали, — возразил Саша.

Больной так и не проснулся. Зато был бледен Щеглов.

— Николай Иванович, пульс почти не ощущается, — тихо сказал он.

Любезные мои, бесценные читатели!

С шестой главы начинается платная часть.

Если вы не в России, пишите мне в личку. Я вам дам болгарские или армянские реквизиты, после оплаты вышлю промокод, и вы получите доступ по промокоду.

Если вы ждете проду «Царя», ее все нет, и вы не являетесь упёртым антилибералом, вам также может понравиться другой мой роман «Список обреченных», который из киберпанка стремительно превращается в альтернативную историю: https://author.today/reader/111262

Если вдруг «Список» вы тоже уже прочитали, еще можно вот сюда заглянуть: https://bookriver.ru/author/oleg-volkhovskii

Ваш преданный автор,

Олег Волховский.

Пирогов взглянул на Андреева и коротко приказал:

— Воду!

Молодой врач взял кувшин, наклонил над больным, и поток воды обрушился ему на лоб.

Пирогов убрал верхнюю часть простыни, расстегнул рубаху на груди прооперированного и начал непрямой массаж сердца. А Щеглов смочил тряпицу явно не хлороформом и поднес к носу больного.

И Саша написал:

РубашкаЭлектричество.

Наконец больной сделал вдох, застонал и открыл глаза.

А Николай Иванович заулыбался.

Саша вздохнул с облегчением и откинулся на спинку скамьи.

Перевел взгляд на Гогеля.

Старый генерал был бледнее неокровавленной части простыни, но держался.

Все разом заговорили, в аудитории поднялся гвалт, и Саша не остался в стороне.

— Екатерина Михайловна, а знаменитый теоретик русского анархизма не ваш родственник? — спросил он у сестры милосердия.

— Нет, — ответила Бакунина, — я не понимаю, о ком вы.

— О Михаиле Бакунине, — объяснил Саша.

— Так звали моего отца, но он был сенатором и губернатором Петербурга, и точно не имел отношения к анархизму, — заметила Екатерина Михайловна. — И так зовут моего двоюродного брата… Вы имеете в виду идеи Прудона?

— Возможно. Они с вашим кузеном единомышленники?

Медсестра перешла на шепот:

— Они были довольно близко знакомы, когда Миша жил в Париже.

— И Михаил… как его по батюшке?

— Александрович.

— Никогда не писал ничего политического?

— Было несколько статей, — призналась Бакунина. — Сначала о немецкой философии в «Отечественных записках», потом в Праге о всеславянской федерации.

— Вот в панславизм не верю, — сказал Саша. — Славянские народы разные, друг друга бы не сожрали. Европу легче объединить, чем славян.

— Об этом он тоже писал, — прошептала Екатерина Михайловна. — О будущей федерации европейских республик.

— Вот это да! — восхитился Саша. — Ваш кузен — пророк. Он ошибся только в одном: в Евросоюз войдут несколько конституционных монархий.

— Это из ваших снов? — очень тихо спросила Бакунина.

— Да.

— Миша ещё писал, что каждый гражданин всеславянской федерации будет иметь право на участок земли.

— Хорошая идея, — сказал Саша. — Только участки будут либо маленькими, либо далеко от столиц.

— Кузен связывал это с революцией…

— Вот без этого ужаса вполне возможно обойтись, в России полно никому не нужных земель, например, на Дальнем Востоке. А где сейчас Михаил Александрович?

Избранную публику в лице Пирогова, Саши с Гогелем, медицинских генералов, Бакуниной и Андреева пригласили в ординаторскую.

И разговор продолжился по дороге.

— В Сибири, — ответила Екатерина Михайловна, — на вечном поселении.

— Ага! — отреагировал Саша. — А что он натворил?

— Он участвовал в нескольких революциях в Европе: во Франции, в Праге, в Дрездене.

— А мы-то тут причем? — удивился Саша.

— Австрийцы приговорили его к смертной казни, — объяснила Бакунина, — а потом выдали России.

— Все равно не понимаю, — сказал Саша, — это, как если бы турки выдали Байрона Британскому правительству, и королевский суд Лондона осудил его за участие в Греческом восстании и сослал на вечное поселение в Австралию.

— Мишу не сразу сослали, — заметила Бакунина, — Первые три года он провел в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, а потом четыре — в Шлиссельбургской тюрьме. Только два года назад государь, ваш отец, помиловал его и перевел на поселение.

— Что без суда? Или Россия подчиняется австрийским законам?

— Суд был, Ваше Высочество, — сказала Екатерина Михайловна, — ещё четверть века назад. Покойный государь Николай Павлович приказал Мише вернуться из-за границы, а кузен отказался. Правительствующий Сенат приговорил его к лишению всех прав состояния и каторжным работам, если вернется в Россию. А всё его имущество было конфисковано в казну.

— Ах, да! Мы же не имеем право свободно выезжать за границу и возвращаться. Какая мерзость! Богатой и свободной стране никого не надо возвращать насильно. Устанем отбиваться от иммигрантов!

— Я читала, — тихо сказала Бакунина.

— Что?

— Вашу конституцию. Теперь я верю, что её написали вы.

— Обалдеть! — поразился Саша. — Сколько же уже экземпляров?

— Не знаю, ходит по рукам. В списках.

— Есть сомнения в авторстве?

— Вы посмотрите на себя в зеркало.

Саша усмехнулся.

— Оно мне ещё льстит.

— Кузен очень болен… — проговорила Екатерина Михайловна.

— Это совершенно неважно, — сказал Саша. — Левый анархизм никогда не был мне близок, но у вашего брата есть блестящие мысли. Конечно, попрошу. Ничего не могу обещать, но попробую. Тем более что вины я за ним не вижу вообще никакой, по крайней мере, судя по тому, что вы мне рассказали.