Меж двух времен - Финней Джек - Страница 75
- Предыдущая
- 75/85
- Следующая
Но тут в сером небе над нами появился самолет, обыкновенный четырехмоторный винтовой самолет и не слишком высоко — не более трех тысяч метров. Я обрадовался возможности показать нечто, воистину способное выступить в роли символа века.
— Смотрите, Джулия! — Она и сама услышала гул мотора, но не могла понять, откуда он идет, пока я не ткнул пальцем вверх. — Это называется самолет. Или, иначе, аэроплан…
Я ожидал — боюсь, не без оттенка самодовольства — увидеть, как она потрясена. Однако Джулия секунд десять следила за самолетом, следила с любопытством, но без особого удивления, и кивнула:
— Я читала про аэропланы у Жюля Верна. Конечно, вы их уже построили. Я хотела бы, пожалуй, прокатиться на аэроплане. Их много?…
И она опять повернулась к тому, что действительно потрясло ее: к испещренным окнами скалам Манхэттена.
— Порядочно, — ответил я, рассмеявшись про себя: так мне и надо.
Сойдя с катера, мы пересекли маленький парк Бэттери и очутились на улице — и Джулия внезапно застыла, прижав руку к груди. Сперва мне подумалось, что она ошеломлена близостью домов-башен, видом узкой улицы, забитой пешеходами и машинами, ревом уличного движения, к которому добавлялся еще и оглушающий стрекот отбойных молотков. Но нет, Джулию околдовали вовсе не здания и не машины, а люди, обыкновенные люди, спешащие мимо. Пристально всмотревшись, я понял, что поразила ее не одежда, — я вспомнил трепетное чувство, охватившее меня при первом столкновении с живыми, из плоти и крови, людьми 1882 года, и мне померещилось, что на лице Джулии я вижу такое же до головокружения острое изумление. На острове у подножия статуи Свободы она была еще слишком занята собственными переживаниями, и пассажиры с катера показались ей скорее всего ненастоящими. А теперь она, как я некогда, заметила людей вокруг себя — а они не замечали ее, они бежали по своим делам, переговаривались между собой, живые люди, отделенные от ее эпохи без малого целым столетием… Она опять побледнела, слова замерли у нее на губах — ей было страшно.
Мы прошли короткий квартал вверх по Бродвею.
— Вы знаете, где мы сейчас находимся? — спросил я.
Вопрос смутил ее, будто речь шла о каком-то городе за границей, где она в жизни не бывала. Она старалась догадаться, вертела головой туда и сюда, потом обернулась ко мне, все еще не оправившись от испуга, но уже улыбаясь:
— Нет, не знаю.
— В начале Бродвея.
— Быть не может! — вырвалось у нее. Она посмотрела еще раз в одну сторону, в другую, и улыбка исчезла с ее губ. — Но, Сай, тут же нет ничего знакомого. Ничего, к чему я…
— Погодите, — прервал я, взял ее под руку и провел еще два квартала. И вдруг Джулия сама замедлила шаги, в изумлении поднесла руку ко рту, уставившись на противоположную сторону улицы. Еще пятьдесят метров, и мы остановились у края тротуара, лицом к малюсенькой церкви Троицы, почти затерявшейся на дне ущелья из стекла и бетона. Джулия медленно запрокинула голову, поднимая взгляд все выше, выше, к вершинам башен, которые попросту задавили здание, когда-то самое высокое на всем Манхэттене — Манхэттене, каким она его знала.
— Мне не нравится, Сай! — наконец сказала она. — Не нравится видеть Троицу такой… такой убогой. — Она бросила еще один взгляд на далекое небо над крышами домов-гигантов. Когда она опять обернулась ко мне, на губах у нее вновь играла улыбка. — Но я хотела бы подняться на самый верх какого-нибудь из этих зданий. — Зажмурившись на мгновение, она притворилась, что замирает от высоты. — По крайней мере Бродвей все такой же шумный… Чудно-то как: нигде ни одной лошади… — И только тут она заметила очевидное. — Сай, что это? Все почему-то едут в одну сторону!..
На углу мы сели в такси, и, пока ехали на восток к Нассау-стрит, я попытался объяснить ей принцип одностороннего движения. Джулия с любопытством осматривалась в машине, а я, понизив голос, чтобы шофер не расслышал, сказал:
— Вот это и есть автомобиль.
— Знаю! — Джулия тоже понизила голос. — Я вспомнила рисунок, который вы мне показали. Я их сразу узнала, как только увидела. Мне нравятся автомобили. — Она пощупала сиденье. — Как здорово! Интересно, что сказала бы тетя Ада… Ой, смотрите! — Палец ее уперся в заднее стекло: она заметила следующую за нами красную малолитражку. — Какая прелесть! И правит, смотрите, правит женщина! Я тоже хочу такую!.. — Такси затормозило перед светофором на Нассау-стрит; как раз погас зеленый и зажегся красный свет, и Джулия сразу догадалась, в чем дело. — Остроумно! Не понимаю, почему же мы до этого не додумались…
На углу Нассау-стрит и Парк-роу мы ненадолго сошли — я попросил такси подождать у тротуара.
— Вон там, Джулия, раньше стоял отель «Астор». — Я показал вдоль Парк-роу в сторону Бродвея.
— А там почтамт.
Джулия послушно смотрела, куда я показывал, и кивала в подтверждение, что слышит меня; однако в тот момент, по-моему, она еще не была в состоянии отождествить увиденное с «Астором» или почтамтом. Потом послышался радостный возглас — она заметила ратушу и здание городского суда, ничуть не изменившиеся с тех пор, как мы их в последний раз видели, и поняла, что парк на той стороне улицы — это парк ратуши. Парк, насколько я мог судить, тоже ничуть не изменился; если и произошли какие-нибудь мелкие перемены, — наверно, произошли, — они ускользали от нашего внимания. Джулия, не в силах отвести взгляда от той стороны, улыбалась неподдельно, но, пожалуй, неуверенно; на короткий миг в глазах у нее блеснули слезы.
— Как я рада, Сай, — сказала она тихо, — что парк не изменился. Какое счастье видеть его…
Теперь она наконец сориентировалась — и вдруг до нее дошло, куда мы приехали, и она вскинула на меня глаза. Я кивком подтвердил ее догадку, жестом показал, чтобы такси следовало за нами, и мы двинулись до Парк-роу вдоль стены бывшего здания «Таймс»: оно дожило до наших дней, хоть и значительно перестроенное. А что же соседнее, сгоревшее на наших глазах дотла? На месте здания «Всего мира» высился дом, такой же невзрачный и такой же старый, удивительно похожий на своего предшественника; судя по всему, его и построили сразу же после пожара.
Мы стояли возле этого дома, глядя на него слепо и безучастно. Мысленно я видел, как из окон вырываются, тянутся по фасаду оранжевые языки пламени; до сих пор я словно бы чувствовал запах черного дыма, словно бы слышал ураганный рев пожара, о котором сегодня и не помнил никто, кроме меня и девушки, стоящей рядом; и еще я подумал: как-то сложилась дальнейшая жизнь Айды Смолл… Я подошел поближе и положил ладонь на каменную стену, и Джулия последовала моему примеру. Камень, несомненно, был самый настоящий, мерзлый, быстро вытягивал из ладоней тепло; но Джулия недоверчиво качнула головой, и я откликнулся:
— Все равно что-то не то. Будто трогаешь декорацию…
Я сунул руку обратно в карман пальто, Джулия спрятала свои ладони в муфту. Она пошла к такси, поджидавшему у тротуара, и вдруг снова обернулась к старому зданию.
— Где примерно висела вывеска «Обсервер»? Вон там? — Она посмотрела на шофера, который делал вид, что не слушает нас, подошла ко мне поближе и понизила голос. — Сай, вы можете поверить, что прошло всего два дня с тех пор, как мы ползли по этой вывеске? А вон, — показала она на здание «Тайме», — то самое окно, через которое мы попали в кабинет мистера Дж. Уолтера Томпсона…
Я кивнул, усмехнувшись: действительно, поверить в это сегодня было чертовски трудно.
— А ведь его рекламное агентство все еще существует.
Кажется, крупнейшее в мире или что-то вроде того…
— Да ну? — отозвалась она радостно, словно получив известие о близком знакомом.
Уж не знаю, что думал о нас таксист; теперь он чуть не ежесекундно поглядывал на нас в свое зеркало. Но едва, перехватив мой взгляд, он вознамерился что-то сказать, я состроил самую суровую мину, какую только сумел. Я вообще терпеть не моту нью-йоркских таксистов. О них слишком много писали, и они возомнили о себе невесть что; меня отнюдь не интересовало, какую пошлость этот тип собирается выдать на наш счет. Джулия тоже поняла, что он теперь прислушивается к каждому нашему слову; случалось, когда мы застревали у светофоров, что водители и пассажиры соседних машин глазели на наши одежды, а вслед за тем и на лица. Разумеется, когда мы шли по Бродвею или стояли на Парк-роу, на нас глазели еще больше, но не думаю, чтобы с чрезмерным недоумением: скорее всего нас считали актерами, направляющимися на репетицию, например на репетицию телевизионного рекламного фильма. Но Джулию это беспрерывное внимание беспокоило, и, когда таксист в очередной раз изучающе оглядел нас через зеркало, она наклонилась ко мне и шепнула:
- Предыдущая
- 75/85
- Следующая
