Укрепить престол (СИ) - Старый Денис - Страница 28

И кто поможет Голландии? Англия? Может быть, но противоречия с ней усиливаются. Немецкие протестантские княжества, да герцогства? Не смешно! Швеция и Дания — вот главные помощники. Но Кристиан слишком самостоятельный и амбициозный король. А вот шведский узурпатор трона, Карл — да. И Голландцы решили обеспечить поддержку шведам, вооружить, дать денег на набор армии. Теперь складывается весьма удачный случай, особенно с вероятным ослаблением Речи Посполитой. Россия — непонятный игрок, но в купе со шведами…

— Если Дания уменьшит пошлины, то могут открыться и иные перспективы, — сказал Роберт Мэнссел, не обращая внимания на истеричность датского короля.

— Я подумаю! — сказал король и встал, давая тем самым знак, что аудиенция закончилась.

Обычно Менссел, встречаясь с датским монархом, пил с ним вино и даже пиво, могли обсудить и очередную любовницу короля или поспорить о родах войск, в чем адмирал всегда проигрывал, на радость Кристиану. Но сегодня все закончилось тем, что король, действительно, задумался. Ему казалось, что он упускает что-то важное, его обходят. А, ведь именно Дания могла бы стать центром торговли с Московией, если бы не сложные отношения со Швецией. И Дания торговала ранее с Московией…

Глава 7

Смоленск

24 апреля 1607 года

Воевода Михаил Борисович Шеин стоял на стене и смотрел, как обустраиваются пришедшие утром польско-литовские войска.

Воеводу подняли с кровати ночью, когда пришли сведения, что ляхи решились на ночной переход, чтобы с самого утра прибыть к Смоленску. Не выспавшийся Михаил Борисович потому и выглядел с растрепанными русыми волосами, с явной проплешиной на макушке и небрежно одетый, в накинутый красный кафтан на ночную рубаху. Шейн не сильно заботился о том, как выглядит, правда, требовал от других быть опрятными и носить брони, коли они наличествуют.

— Михаил Борисович, так может ударить по ним? — спросил второй воевода Смоленска Григорий Константинович Волконский.

— А ежели сие токмо передовые полки? Мы ударим, а они по нам, да конными? — вопросами отвечал Шеин.

Видимо, государь хотел иметь в руководстве Смоленска два противоположных мнения. Скорее не для того, чтобы согласия не было, а чтобы каждая ситуация могла рассматриваться со всех сторон. Шеин — это оборона, сидение и лишь редкие вылазки. Воевода был крайне осмотрительным, на грани обвинения в трусости. Михаил Борисович считал, что стены — главное оружие и только они гарантия победы, тем паче, когда в городе все склады забиты до верха провизией и фуражом, да зверья нагнали, одних свиней в крепости более тысячи, что сильно затрудняет размещение личного состава, но лучше так, чем голод. Так что Смоленск мог и три года продержаться.

Иную точку зрения имел Григорий Константинович Волконский. Этот воевода считал, что решительная победа возможна только наступательными действиями, а стены Смоленского кремля — это лишь база, где находятся ресурсы для ведения наступательных действий.

Когда стали выходить поляки, Волконский предложил ударить по ним. Когда ляхи сперва стали практически в зоне поражения ближайших русских орудий, Григорий Константинович прямо рвался в бой. Но Шеин его одергивал, спокойно, в своей манере, человека, который внешне не проявляет эмоций. В какой-то момент Волконский уже перестал настаивать на атаке, да и поляки чуть оттянулись, оценив угрозу от русских пушек, и начали возводить укрепления, уже не столь очевидна была лихая вылазка, перерастающая в решительный бой. От нагнанных ляхами мужиков с лопатами, что возводили польские фортеции, складывалось впечатление, что сам Сигизмунд пришел — много было человек в возводящемся польском лагере. Невооруженным глазом было сложно определить сколь много воинов пришли под стены Смоленска, а сколько обслуги польского воинства.

На самом же деле, шляхта вообще не принимала участие в строительных работах, это аж три тысячи мужиков, набранных в восточных поветах Речи Посполитой, нивелировали возможность успешных вылазок защитников Смоленска. Работали и наемники, которых в этом войске было семь сотен. Так что на месте польского лагеря был, казалось, муравейник, не позволявший оценить реальное число войск противника. Были бы зрительные трубы, так, да, можно подчитать и понять масштабы угрозы для Смоленска, но таких приборов не было еще и в Европе, или там вот-вот только будут созданы прототипы.

— Наше дело стоять и не сдать Смоленск, — сухо отвечал Шейн, словно отмахиваясь от Волконского, как от назойливой мухи.

— Дозволь готовить вылазку! Пушки вражьи близко стоят, там по траве проберемся и вон в кустах укроемся, в это время можно с валов выстрелить нашими пушками, они шагов сто только не добьют, но попугают ляхов, — говорил Григорий Константинович.

— Ты, как я погляжу, уже цельный план удумал. Сложный и рискованный. На кой ляд вылазку делать, если можно ударить из валов? Почитай полгода их строили, на версту выдвинули от крепости, — отвечал Шеин, который никогда не привечал нелинейные подходы с риском исполнения.

Волконский замялся и решил более не говорить. Государь поставил Михаила Борисовича головным в Смоленске, вытянув из «Тьмутаракани», значит на то были веские причины и воевать нужно так, как и решил Шеин.

— Не кручинься ты, Григорий Константинович. Подождем, до вечера, разведка придет, узнаем, сколь много неприятеля, вот тогда и вылазку учиним, может и на рассвете. Ты покамест спать ступай, да скажи, кабы ночью разбудили. В полночь совет военный учиним и порешаем, — сказал Шеин.

Воеводе Смоленска не нравился план обороны города. Вернее не так, в этом плане были моменты, которые Шеин считал ненужными. Именно для этих локальных операций и был придан Михаилу Борисовичу активный Волконский. Шеин никому не раскрывал подробности, доведенного до него царем и князем Пожарским, плана, несмотря на то, что должен был это сделать, как только покажутся первые поляки, либо разведка принесет сведения, что враг в дневном переходе.

Встречать ляхов должны были русские пушки, которые предполагалось загодя выставить на гребни валов, на специально выстроенных для того площадках, чтобы увеличить дальность. Этого не было сделано. И не потому, что Шеин саботировал подобное, а, скорее, разведка проспала. Тяжелые пушки в то время, как должны были находиться на валах, стояли в крепости. Пока запрячь не менее двух дюжин коней, после всем миром взгромоздить… мороки не оберешься, пусть и изрядно полезно было бы не давать полякам спокойно строить свои лагеря.

К вечеру в крепость пришли сведения и о количестве поляков. Даже осторожному Шеину пришлось задуматься о более активных действиях, а не об отсидке в глухой обороне. Всего двенадцать тысяч польско-литовских воинов пришли осаждать Смоленск. В Смоленске же гарнизон насчитывал более восьми тысяч, при этом имелось безусловное превосходство в артиллерии, даже в относительно легких пушках, которые способны перевозить всего четыре лошади.

— Я предлагаю совершить вылазку под утро и разбить пушки со стороны березовой рощи, — говорил Волконский на военном совете, где собрались все полковники пятнадцати полков.

— Кого думаешь взять? — спросил Шеин, не противясь стремлению Григория Константиновича проявить себя на поле боя.

— Первый и второй смоленские стрелецкие полки, смоленский полк городовых казаков, — перечислил Волконский подразделения.

— А что, дворяне и дети боярские уже не в чести? — раздраженно спросил полковник князь Николай Александрович Порыцкий.

Порыцкому и так было сложно подчиняться и Шейну и Волконскому, он из славного рода Гедыминовичей и в местничестве выше стоит.

На самом же деле Порыцкие во времена своего служения в опричнине приписали себе родство с князьями Збаражскими, но это тайна рода. Прошел тогда обман, при Иване Грозном, появились записи в местнические книги, вот и нужно соответствовать, да местничать.