Головнин. Дважды плененный - Фирсов Иван Иванович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/113
• Следующая

Но у ничего не подозревающей королевской династии, оказывается, появился соперник на трон, правда, пока не явный, прикрытый личиной «защитника» Республики, но ему уже претило завоевывать новые страны и покорять народы для Директории, «для этих адвокатов»…

В те самые погожие летние дни, когда Василий Головнин вместе с сослуживцами невольно наблюдал променад Павла I на Кронштадтском рейде, на юге Европы главнокомандующий французской армией молодой генерал Бонапарт с триумфом заканчивал итальянскую кампанию, отвоевав у королевства Сардинии в пользу Франции Ниццу и Савойю, он разбил папские войска, уничтожил Венецианскую республику и в заключение разгромил австрийцев.

«Владея Корфу и Мальтой, мы будем хозяевами всего Средиземного моря. Острова Корфу, Занте и Кафелония имеют для нас более значения, чем вся Италия». Наполеон уже ясно представлял, что главный враг Франции — Англия. «Недалеко то время, — сообщал он Директории, — когда мы убедимся, что для того, чтобы действительно уничтожить Англию, нам надо овладеть Египтом».

В завоеванных странах Наполеон вел себя как победитель, ограбил все земли, где побывал. Много миллионов золотом он отправил Директории в Париж, а вслед за этим сотни лучших произведений искусства из итальянских музеев и картинных галерей. Он не забыл и себя — вернулся из похода богатым человеком. Парижская публика встретила его бурными овациями, Директория назначила главнокомандующим армией, которая предназначалась действовать против Англии.

По другую сторону пролива, на Британских островах, правители всполошились. Имя Наполеона, победителя в Италии, давно не сходило со страниц английских газет. Англия не располагала сильной сухопутной армией. Об этом знал не только Наполеон. В далекой России, в ссылке, внимательно следил за военными кампаниями в Европе Александр Суворов. Как раз в это время он верно и точно подметил и оценил слабость и силу англичан. «Англичане слабы на суше, но не слабы в отношении обороны своих берегов. Но какой перевес на море! Не высаживая десанта во Франции, они не должны прекращать занятий колоний. Они слишком распыляют свои силы на канале и на Средиземном море, действуя оборонительно, между тем, как их силы обязывают к наступательной тактике. Они должны действовать настойчиво».

Наступать англичанам тогда нет-нет да и мешали мятежные всплески матросни королевского флота. Бунтовали поочередно то во флоте Канала адмирала Бритпорта в Ла-Манше, то в Немецком море у адмирала Дункана, то в эскадре адмирала Джона Джервиса, графа С. Винцента у Кадикса.

Мятежные экипажи спускали королевские флаги, вместо них на реях поднимали синие матросские фуфайки. С офицерами поступали человечно — свозили на берег.

Матросы бунтовали разрозненно, зачинщиков выявляли без особых усилий. Расправы с мятежниками были скорыми и жестокими. С ними-то не церемонились. В России тоже не миловали смутьянов. Пропускали сквозь строй своих же солдат, орудуя шпицрутенами [41], завезенными когда-то из Швеции. Но английские адмиралы действовали более коварно и расчетливо. Приговоренного к смерти бунтовщика казнили друзья-матросы с того же корабля. Такой порядок завел на своей эскадре Джервис. Против этой меры протестовали даже офицеры, но адмирал оставался непреклонным. Вот как описаны эти события очевидцем: «… состоялся суд над главными бунтовщиками, и как только приговор был постановлен, так адмирал приказал привести его в исполнение на следующее же утро — и только при посредстве команды корабля „Марльбороу“ без обычного в таких случаях присутствия во время наказания шлюпочных гребцов с других кораблей».

Капитан корабля выразил сомнение, что товарищи матроса «никогда не допустят повешения виновного». Лорд С. Винцент строго ответил: «Капитан Эллисон, вы старый офицер, сэр, служили долго, жестоко пострадали и даже потеряли руку в бою… Я поэтому был бы очень огорчен, если бы мне пришлось лишить вас возможности к дальнейшему повышению в ваши почтенные годы. Виновный должен быть повешен, в восемь часов завтрашнего утра и своими товарищами по кораблю; никто с другого корабля эскадры не прикоснется к горденю. Теперь потрудитесь возвратиться на свой корабль, сэр, и на тот случай, если вы не окажетесь способны командовать им, способный офицер будет наготове, чтобы заменить вас». Ночью, как всегда, приготовили виселицу на корабле. Вооружили на конце, ноке реи, блок с длинной веревкой, горденем и спустили петлю и свободный конец за борт. «В семь с половиной часов, когда на всей эскадре команда и офицеры были вызваны наверх, для того, чтобы быть свидетелями наказания, взоры всех обратились на сильно вооруженный барказ, отваливший от флагманского корабля, так как каждый знал, что на нем препровождался на место казни приговоренный, в сопровождении караульного офицера. Барказ скоро пристал к борту „Марльбороу“, и приговоренный был живо поднят на палубу и привязан к нок-горденю. Прошло несколько ужасных минут в полном безмолвии, которое было наконец прервано эскадренными склянками, бившими восемь часов. В тот же момент с флагманского корабля раздался пушечный выстрел, и в это мгновение преступник был уже поднят наверх; но затем, заметно для всех, он снова был приспущен; и волнение на всей эскадре достигло сильного напряжения! В самом деле, в этот ужасный момент, когда глаза каждого матроса на всех кораблях были устремлены на место казни, как будто шла решительная борьба между мятежом и властью; но затем матросы ходом подняли несчастного к ноку реи… Закон был удовлетворен и, — сказал лорд С. Винцент, — в этот момент, быть может, один из важнейших в его жизни, „дисциплина ограждена, сэр!“

Одна такая казнь стращала, но погоды не делала. Матросы продолжали бунтовать, мятежные корабли выводили из боевой линии.

Дыры в обороне затыкать становилось все труднее. Взоры англичан обратились к России. В Петербург пришли известия, что французы арестовали русского консула на Ионических островах. В феврале 1798 года генерал-адъютант Кушелев докладывал императору:

— Ваше величество, по сообщениям агентов, французы соединяют в Тулоне и Марселе множество кораблей и свозят туда войска, видимо, замышляется тайная экспедиция.

— И куда, ты думаешь?

— Расклад быть может двойной. На Британские острова или к нашим берегам через проливы. Есть такая версия.

— Упредить надобно. Готовь указ Ушакову. Эскадре выйти без промедления в крейсирство и решительно пресечь неприятеля, ежели объявится. — Павел вдруг усмехнулся. — Не позабудь, нынче я покровитель Мальтийского ордена, мне надлежит, как гроссмейстеру, печтись о его процветании и незыблемости.

Павел отдавал приказания короткими, рублеными фразами.

Подобострастный Кушелев, как всегда, льстиво улыбался своему сюзерену. Для генерал-адъютанта, давнего жизненного спутника, бывшего наследника престола, не было секретом тщеславие цесаревича. Он всегда радовался малейшему знаку внимания, оказанному его персоне. В Гатчине он наслаждался плац-парадами, почестями своих потешных гвардейцев, в прошлом году упивался сколько мог флотским церемониалом в честь своей особы.

Недавно пришло послание с Мальты. Орден мальтийских рыцарей состоял из древнейших дворянских родов почти всей Европы и воплощал их наследственные права. Кушелев вскользь заметил, что орден сей католический, но император досадно отмахнулся.

— Мне пожалован титул великого магистра, стало быть, теперь на Мальте присутствует и русское приорство. Я обязан быть их покровителем. Тем паче что там нашли приют изгнанные чернью французские рыцари. И не забывай, сей островок — господин Средиземного моря…

В этот раз Кушелев собрался откланяться, но император остановил его:

— Граф Воронцов доносит, что король сызнова испрашивает нашей помощи кораблями. Заготовь указ Адмиралтейств-коллегии. С началом кампании определить для помощи Великобритании две эскадры. Из Кронштадта флагманом предписать быть Макарову, другую из Архангельска, вице-адмиралу Тету…

• Предыдущая
• 27/113
• Следующая