Головнин. Дважды плененный - Фирсов Иван Иванович - Страница 46

• Предыдущая
• 46/113
• Следующая

Спустя неделю, посреди Немана, на плоту, впервые встретились Бонапарт и Александр I. Французский император обнял русского царя, и они скрылись в павильоне.

— Из-за чего мы воюем? — любезно, с улыбкой, спросил Наполеон.

Русский император ответил, как провинившийся школяр, по шпаргалке:

— Я ненавижу англичан настолько же, насколько вы их ненавидите, и впредь буду вашим помощником во всем, что вы будете делать против них.

— В таком случае, все может устроиться и мир заключен, — ответил довольный Наполеон.

Александр покидал Тильзит «и с миром, и с позором». Мало кто знал тогда о секретных статьях подписанного договора. Они предусматривали возвращение Франции Ионических островов, Черногории и Далмации, отвоеванных эскадрами Федора Ушакова, Дмитрия Сенявина, обязательство принять к исполнению декрет Наполеона о континентальной блокаде Англии…

О заключении мира в Кронштадте еще не знали, поэтому на кораблях, где император соизволил побывать, его встречали с помпой. Одним из последних судов он посетил «Диану». Экипаж шлюпа переоделся в парадную форму. Офицеры выстроились на юте, матросы стояли по реям. Головнин впервые сталкивался лицом к лицу с императором, которого сопровождали большая свита и морской министр Чичагов.

Не дослушав до конца рапорт Головнина, император вяло отмахнул рукой в белой перчатке и двинулся по правому борту к носу. Откровенное безразличие к происходящему выражала вся его фигура, а печать равнодушия на лице лишь подчеркивала отрешенность царя.

Некоторые сановники из свиты догадывались, что на поведении Александра сказывались недавние неудачи на суше. Видимо, поэтому он и выбрал для своего первого публичного появления флот, где последствия его промахов еще не волновали умы подчиненных. В то же время удивляло и пренебрежение правителя России к судьбам своих подопечных. Александр знал, что «Диана» вот-вот уйдет в плавание, ей не миновать берегов Англии, отношения с которой шли к явному разрыву. Чтобы хотя бы намеком предупредить о возможных неприятностях… Тем более удивительна бездеятельность Чичагова, обязанного сделать предупреждение командиру по долгу службы…

Когда шлюпка с императором отвалила от трапа, оба борта шлюпа озарились огненными языками, «выстрелами из всех орудий». Офицеры в белоснежных мундирах на шканцах поневоле поддержали дружное «Ура!» матросов, выстроившихся на реях.

Еще не рассеялся дым салюта, а царская яхта, выбирая якорь, медленно разворачивалась по ветру, нацеливаясь бушпритом на Петергоф.

Солнце перевалило зенит, Головнин приказал распустить команду и, довольный визитом царя, сказал Рикорду:

— Как я понял, государь весьма благоволил к нам и остался доволен, по крайней мере, неудовольствий не проявил. Распорядись-ка, Петр Иванович, всей команде выдать по лишней чарке к обеду за мой счет.

Перегнувшись через фальшборт, он придирчиво смотрел, плотно ли задраивают матросы орудийные порты. «А пожалуй, порты низковато расположены, — подумал он, — следует заделать их наглухо и законопатить, а то в большую качку вода зальет — жилой дек».

На палубе засвистела дудка, квартирмейстер отпирал кладовую, возле которой уже толпились матросы с кружками, провиантский содержатель Елизар Нечапинский открыл ендову с водкой…

Еще неделю переправляли на «Диану» провиант, грузы для Русской Америки, якоря, парусину, канаты, порох, оружие и многое другое. Потом командир Кронштадтского порта, как положено перед дальним плаванием, делал смотр и дал свое «добро». Получив наконец повеление министра, экипаж шлюпа томился неделю в ожидании попутного ветра…

Во второй половине дня 25 июля раздалась долгожданная команда: «Всех наверх! По местам стоять! С якоря сниматься! Паруса ставить!» Молча, без суеты, в считанные минуты каждый был на своем месте, давно определенном ему командиром, и принялся за работу.

В считанные минуты «Диана» снялась с якоря, свежий, порывистый норд-ост расправил новенькие паруса, и шлюп, отсалютовав крепости, устремился на запад.

Сноровисто работали матросы, рулевые, исполняя команды вахтенного офицера, впервые ощутили через штурвал упругую силу давления массы воды, отбрасываемой за корму трехсоттонным корпусом шлюпа. Командир то и дело поглядывал на паруса, переводил свой взгляд на пенящиеся волны за бортом, зорко следил за креном, стараясь выявить норов и привычки своего судна.

А за кормой высвечиваемые лучами заходящего солнца постепенно скрывались в вечерней дымке очертания кронштадтских фортов, последняя частица родной стороны. «Оставляя свое отечество, — вспоминал эти минуты много лет спустя командир „Дианы“, — не знали мы и даже не воображали, что в отсутствие наше столь нечаянно могли случиться такие важные перемены в политических делах Европы, которые впоследствии переменили и едва было совсем не уничтожили начальную цель экспедиции. Путешествие сие было не обыкновенное в истории российского мореплавания, как по предмету своему, так и по чрезвычайно дальнему плаванию. Оно было первое в императорском флоте, и если смею сказать, то, по моему мнению, и первое с самого начала русского мореплавания. Правда, что два судна Американской компании совершили благополучно путешествие кругом света прежде „Дианы“, — управлялись они офицерами и нижними чинами императорской морской службы, — но сии суда были куплены в Англии, в построении же „Дианы“ рука иностранца не участвовала, а потому, говоря прямо, „Диана“ есть первое настоящее русское судно, совершившее такое многотрудное и дальнее плавание».

Экипаж корабля — семья моряков. Разные по возрасту, положению в обществе, достатку, взглядам на жизнь, страстям и привычкам люди. Собранные воедино, они одухотворяют, казалось бы, бездушное творение рук человеческих, морское судно.

Любое парусное судно в своей непродолжительной жизни подвластно только двум динамичным силам природы — воде и ветру. Но именно на паруснике люди, управляющие им, уподобляют его живому организму.

Парусные суда служат разным целям — военным, торговым, разбойным, познавательным. Поэтому и экипажи этих судов различны по своему облику и нравам.

Шесть десятков моряков «Дианы» с первых мгновений, когда шлюп осенился парусами, слитно и четко, незримо направляемые волей командира, вступили на стезю долгую и нелегкую, на вахту тружеников моря.

Свежий норд-ост сопровождал «Диану» вплоть до Борнхольма и «дул крепко при совершенно ясном небе». Напоследок, июльской ночью, Балтика разразилась невидимой для того времени года грозой. Началось с гигантских молний прямо по курсу на горизонте. Грохот грома оглушил людей, задрожал рангоут, темные тучи в несколько мгновений окутали небо, разразился ливень. Сквозь завесу дождя беспрерывно сверкали молнии и ударяли в воду неподалеку от шлюпа.

Удивился и сам командир: «Я редко видел такую грозу, даже в самом Средиземном море, где они довольно часто случаются».

На утро стихия унялась, распогодилось, задул попутный ветер. А на подходе к Копенгагену начались неприятности.

После бурной ночи Головнин прилег отдохнуть, но стоявший на вахте Мур через два часа потревожил сон командира.

— Господин капитан, в бухте Кеге на якорях английский линейный корабль и не один десяток транспортов.

Поднявшись на палубу, командир молча разглядывал английские корабли. «Войны, кажется, не было, по какому же случаю здесь британский флот?» Он перевел подзорную трубу на берег. В прибрежном рыбацком поселке было на вид все спокойно.

— Распорядитесь, Федор Федорович, поднять сигнал Для призыва лоцмана и дать выстрел из коронады.

Не успел рассеяться дым от выстрела, как от английского линкора отвалила шлюпка и направилась к «Диане». Поднявшийся на палубу лейтенант прояснил Дело:

— В Зунд пришел королевский флот, двадцать пять линкоров, фрегаты и прочая мелочь, — рассказал он Головнину, — на транспортах двадцать тысяч войск.

— По какому случаю? — недоуменно спросил Головнин.

Лейтенант замялся.

— Мне лишь известно, сэр, что датчане не в силах сопротивляться французам, и наша обязанность, чтобы французы не употребили в свою пользу датский флот.

• Предыдущая
• 46/113
• Следующая