Крест и полумесяц - Валтари Мика Тойми - Страница 2

Ярко сияло солнце. После трехдневного вынужденного поста горячее молоко приятно согрело мне нутро, а в моем кошеле восхитительно звенели серебряные монеты. Еще мне велели выбрать из султанских запасов новую одежду, которую мне дарует Сулейман, а потом явиться в шатер распорядителя строительством дорог и ждать там дальнейших приказаний великого визиря. Но Антти сразу потащил меня на кухню, где мы подкрепились дымящимся рисом, сдобренным густым соусом с кусочками мяса. Оба мы наелись досыта, причем Антти проглотил такое количество плова, что не мог подняться с места, и после нескольких безуспешных попыток встать на ноги растянулся на земле во весь рост. Я же, совершенно обессилев после трех дней, проведенных между жизнью и смертью, чувствовал такое безразличие ко всему, что последовал примеру брата, положил голову ему на живот, пробормотал благодарственную молитву Аллаху и уснул самым крепким сном в моей жизни.

2

Сон мой был столь глубок, что я не пробудился даже тогда, когда меня подняли и стали трясти; я лишь крепко сжимал во сне кошель с деньгами. И проспал я так, видимо, целые сутки, пока наконец не очнулся, сильно захотев по нужде.

Сначала я никак не мог понять, где я и что со мной. В первый момент мне показалось, что я нахожусь на палубе качающегося на волнах корабля. Но подняв голову и оглядевшись по сторонам, я понял, что удобно лежу, завернутый в покрывала, в паланкине, который несут четыре лошади. Возле меня сидел молодой еще человек с умным лицом. На голове у этого мужчины была войлочная феска султанского строителя дорог. Пучок из перьев цапли, украшавший его головной убор, указывал на довольно высокий ранг моего провожатого. Заметив, что я проснулся, незнакомец отложил книгу о землемерном искусстве, которую читал, ласково поздоровался со мной и проговорил:

— Не бойся, рядом с тобой — друг! Меня зовут Синан, и я — один из султанских распорядителей строительством дорог. А ты будешь теперь моим толмачом в христианских странах, которые мы с помощью Аллаха намереваемся покорить.

Я обнаружил, что пока я спал мертвым сном, меня переодели в новый халат. Убедившись же, что кошель с деньгами все еще при мне, я не мог больше думать ни о чем, кроме той нужды, которая заставила меня открыть глаза. И потому я сказал:

— Не будем заводить цветистых речей, Синан, — и прошу тебя, вели своим людям остановить лошадей, или я запачкаю сейчас твои роскошные подушки.

Синана, получившего воспитание в серале, ничуть не оскорбили мои слова. Он спокойно поднял дощечку, закрывавшую маленькое отверстие в днище паланкина, и произнес:

— В таких делах раб ничем не отличается от султана, ибо и тот, и другой имеют одинаковые телесные потребности. Нам следует почаще вспоминать о том, что на Страшном суде Милосердный не станет делать различий между знатными и убогими.

В другое время я, несомненно, сумел бы должным образом оценить деликатность и такт этого человека. Но в тот момент я даже не смог дослушать его до конца и быстро справил нужду, воспользовавшись той дыркой, которую он мне показал. Облегчившись, я заметил, что Синан смотрит на меня, нахмурив брови. Я извинился за свое поведение, он же ответил мне на это:

— Я вовсе не осуждаю тебя за то, что ты сделал. Но ты так торопился, что я не успел отвернуться и к ужасу своему увидел: ты — необрезанный! Неужели ты — христианский шпион?!

Напуганный собственной неосторожностью, я быстро воззвал к Милосердному, прочел первую суру Корана и провозгласил, что нет Бога кроме Аллаха — и Магомет Пророк Его. Потом я добавил:

— По воле Аллаха я принял ислам, но странная моя судьба швыряла меня по свету, не давая подготовиться к этой неприятной операции.

Я охотно поведаю тебе спою историю, и ты убедишься в моей искренности, но прошу тебя: сохрани то, что видел, в тайне, ибо, возможно, Аллах желает, чтобы я служил султану и великому визирю необрезанным.

Синан откликнулся с улыбкой:

— Нам предстоит долгий путь, и я с удовольствием выслушаю твой поучительный рассказ. Если великий визирь тебя знает, то у меня нет оснований относиться к тебе с подозрением.

Я немного успокоился и произнес:

— Великий визирь прекрасно знает меня! Ему известно обо мне все, хотя сейчас его наверняка заботят более важные вещи, чем обрезание какого-нибудь раба. Да и ты мог бы провести время поинтереснее, чем слушая мою горестную исповедь.

Синан ответил мне:

— Я вовсе не ханжа и сам не стану скрывать от тебя своего тайного греха, и тогда ни один из нас не будет считать себя лучше другого.

Он достал красиво расписанный маленький бочоночек и два кубка, наполнил их вином и протянул один мне. И я с наслаждением осушил кубок, пребывая в твердом убеждении, что грех этот не слишком отяготит мою душу. Ведь я уже и раньше часто нарушал сей запрет Пророка, а многие блестящие знатоки Корана совершенно определенно утверждают, что бремя греха не становится тяжелее от повторения проступка и что запойного пьяницу ожидает на Страшном суде точно такая же кара, как и человека, лишь раз отведавшего вина и сознававшего при этом греховность своего деяния.

Итак, мы сидели, храня деликатное молчание, в покачивающемся паланкине, под навесом, защищавшим нас от палящего солнца, и наслаждались блаженством, которое подарило нам вино, а мир расцвечивался в наших глазах все более яркими красками. Наконец я сказал:

— Я не забочусь о завтрашнем дне, ибо каждое утро приносит нам свои печали и все свершается по воле Аллаха. Так что лишь из простого человеческого любопытства хочу тебя спросить: куда мы, собственно говоря, едем?

Синан Строитель с готовностью ответил:

— Мы должны переправиться через реки моей родной Сербии. И нам надо спешить, ибо завтра выступят янычары, а за ними спаги — и каждый день промедления, дорогой мой толмач, стоит паше строителей дорог изрядного клока его длинной бороды, а когда она совсем исчезнет, дойдет черед и до шеи почтенного старца. Так что моли Аллаха, чтобы солнце и ветер высушили дороги, ибо после первого же проливного дождя может полететь немало голов.

С тех пор как я оказался в обществе Синана Строителя, у меня не было причин жаловаться. Путешествие наше было неутомительным и быстрым, в нужных местах нас ждали свежие лошади и новые отряды охраны. Если где-нибудь чего-нибудь не хватало, Синан приказывал нещадно сечь виновных, когда же я укорял его за излишнюю суровость, он говорил:

— Сам я — человек неприхотливый, но мне поручено важное дело, и я должен беречь силы, ибо только я могу исполнить этот приказ султана. Главное препятствие на пути наших войск — река Драва, до которой нам еще ехать и ехать. Когда весеннее половодье сносит там мосты, то никакому дьяволу не удается восстановить их раньше лета. А мне нужно навести их сейчас!

Но мы не спешили прямо к цели, а двигались в соответствии с приказами, которые привозили нам гонцы. Много раз мы сворачивали с пути, и Синан отмечал на картах броды и повелевал сооружать мостики и каменные кладки для переходов через водные потоки. Даже на разлившейся Саве он нашел удобный брод, промерил его и нанес на карту. Синан отличался поразительной отвагой и никогда не полагался полностью на своих людей, а сам с вешкой в руке ходил в ледяной воде, изучая дно и указывая те места, где нужно уложить каменные глыбы, чтобы укрепить мягкий грунт. Не раз бушующие волны едва не уносили Синана, и лишь крепкая веревка спасала ему жизнь.

Где бы Синан ни появлялся, на смену бестолковой суете и суматохе сразу приходили дисциплина и порядок. Но мрачные тучи вновь закрыли солнце, разверзлись хляби небесные, и поднявшиеся после проливных дождей реки смыли все сооружения Синана, словно были это не творения рук человеческих, а результаты трудов паучишек или муравьев. Из свинцовых туч на землю низвергались потоки воды, и увидев, что Сава превратилась в ревущую стремнину, Синан успокоился и приказал людям искать укрытия от непогоды, велел забить побольше овец и коров и проговорил: