Феномены Тени и зла в волшебных сказках - фон Франц Мария-Луиза - Страница 57

Баба-яга называет Ивана «дитятко»! Он крепкий взрослый мужчина, поэтому вы ясно видите, что делает Великая Мать. Она пытается низвести его до уровня инфантильной беспомощности. Хотя это звучит очень хорошо: «Волей или неволей, дитятко?» -это действительно удар ниже пояса. Она хочет лишить его силы и относится к нему, как к маленькому мальчику, а затем она прекрасно им поужинает. Но он с ней на одном уровне, и не сносит этого злого выпада. Он отвечает тем же, и тогда она становится дружелюбной.

В обеих этих русских сказках «Василиса Прекрасная» и «Царь-девица» присутствует очень важная тонкость. В крошечных диалогах, состоящих буквально из нескольких фраз, решается глобальная проблема добра и зла. Это означает, что дать правильный ответ или правильно среагировать в решающий момент — все равно что пройти по лезвию бритвы.

Я хочу быстро рассмотреть еще один небольшой сюжет в сказке о Василисе: ужасный череп, который она приносит домой, а исходящий от него свет сжигает дотла ее мачеху и сводных сестер. Страшные глаза, которые везде их преследовали, имеют мифологические амплификации и обычно ассоциируются с нечистой совестью. Согласно иудейской традиции, о чем повествует Мидраш^[124], после убийства Авеля Божье Око следило за Каином по всему миру, от которого тот не мог спастись. У Виктора Гюго есть прекрасная драма, в которой Каин после убийства Авеля бежит в леса, куда угодно, чтобы скрыться, и везде его преследует Божье Око. В конечном счете он вырывает себе могилу и хоронит себя заживо, устанавливая сам себе надгробный камень, но во мраке — типичная патетичная ремарка Виктора Гюго: «Но и в могильной тьме, холодной и глубокой / На Каина опять глядело то же око!»^[125] Там вы видите тот же самый мотив — ока, повсеместно и неумолимо преследующего зло. В этом смысле око воплощает изначальный феномен нечистой совести и последующее ужасное возмездие.

Как я уже отмечала ранее, Юнг в своей статье «Совесть» указывал на то, что изначальный феномен совести — это непосредственное переживание внутри себя гласа Божьего, или, выражаясь на языке психологии, — это проявление Самости внутри психики. В этой сказке наблюдается такое же непосредственное воздействие; мачеха и сводные сестры гибнут не от рук девочки, а от своей нечистой совести, от своего собственного зла, так сказать, в самом непосредственном его проявлении.

Есть еще одна важная вещь, которую можно упустить, если не вчитаться внимательно в текст сказки. Она заключается в следующем: после того, как мачеха и ее дочери умирают под испепеляющим воздействием огненных глаз черепа, Василиса закапывает череп в землю и уходит из дома. Она не остается с ним и не оставляет его у себя, чтобы впоследствии уничтожить других врагов. Она могла бы сказать: «Отлично, он очень полезный! Я положу его в шкаф в своей спальне, и если кто-то будет меня раздражать, я его выну и с его помощью со всеми расправлюсь!» Однако она его закапывает; она не хочет хранить его силу. Благодаря ведьме у нее в руках оказалась магическая сила мести, которая произошла несмотря на то, что Василиса не собиралась мстить мачехе никоим образом; просто так вышло. Она не знала, что испепелит сводных сестер и мачеху, но после того, что случилось, она закопала череп и полностью закрыла для себя эту возможность. Она совершенно отстранилась от нее.

Здесь мы возвращаемся к другому закону мудрости, который мы находим в сказках. Любое зло стремится создать цепную реакцию, будь то самоубийство, месть или ответное злодеяние. Эмоциональная цепная реакция стремится принять какую-то форму, а следовательно, было бы мудрее прервать эту реакцию. Когда наступает нужный момент, человек должен остановить развитие этой цепной реакции и ее похоронить, оставить ее в покое, отделить от нее свою интегрированную личность и отказаться от ее силы. Было бы вполне по-человечески сказать «Ага, они получили по заслугам», но тогда Василиса сама оказалась бы во власти того объекта зла, которым она воспользовалась, — как злой шаман, по выражению африканцев. Но мы не видим никакого триумфа и никакого торжества. Девушка закапывает череп и сразу уходит. Это очень сложно сделать, ибо, если человек однажды научился не позволять злу брать над собой верх, он может чувствовать порой, как оно поражает людей или возвращается к тем, кто его породил. Крайне важно не обрадоваться и не подумать: «Ах, вот как это делается; теперь вот пойду и разделаюсь с ним», — нужно просто от этого отстраниться. Данное правило поведения было таким же точно в каменном веке и действует по сей день.

Я бы хотела амплифицировать образ тех рук, которые перерабатывали пшеницу и маковые зерна. Ужасная тайна, которая скрывается от всех, часто связана со смертью. В этой примитивной форме руки-скелеты означают смерть. Я говорила вам о другой сказке, в которой девушка входит в потайную комнату, в которой находится кивающий скелет. Примитивные люди связывают смерть со злом, и в Северной и Южной Америке существуют племена индейцев, в которых люди никогда не дотрагиваются до покойника. Умирающего человека кладут в отдельный вигвам или хижину, и, как только он умирает, хижину запирают, или огораживают, или сжигают, и люди держатся подальше от этого места. Феномен смерти и присутствие покойника высвобождает реальный примитивный страх. Трудно сказать определенно, является ли этот страх страхом зла или смерти; но это одно и то же.

В египетской мифологии и в некоторых африканских сказках к смерти относятся как к врагу, который убивает в конце жизни. Мы до сих пор употребляем слово агония (от греческого agon), которое означает «сражение». В наше время оно рационализировалось в идее, что умирающий человек борется за жизнь, за возможность дышать, но изначально борьба происходит с невидимым врагом — смертью. Эдмон Ростан воплотил эту же идею в своей пьесе «Сирано де Бержерак», в которой последним врагом Сирано, с которым он должен сразиться, является смерть.

Пока природа не создала человека, практически ни одно теплокровное животное не доживало до старости. В природе, когда физические силы в определенной степени истощаются и увядают, кого-то съедают другие, кто-то умирает от голода и холода либо от жажды, если находится в пустыне. Поэтому несмотря на достижения современной цивилизации наш паттерн поведения, наша инстинктивная настройка на смерть по-прежнему существует, когда смерть представляет собой что-то, что перерезает вам горло или нападает на вас и загрызает насмерть, как это было в прошлом.

В своей книге, посвященной бушменам, живущим в пустыне Калахари, Лоренс ван дер Пост описывает, как старики бегут по пустыне за своим племенем столько, сколько у них хватает сил. Когда они больше не выдерживают, племя оставляет им пищи и воды на три-четыре дня, прощается с ними и покидает тех, кто вынужден остаться и ждать смерти. Естественно, в восьмидесяти пяти процентах случаев их съедают дикие животные, живущие в пустыне. Это смерть в естественных условиях. Отсрочки смерти благодаря медикаментам, как это в наше время происходит в больницах, не существует, и мы не можем к ней привыкнуть.

Если вы мысленно вернетесь к этому естественному состоянию природы, то осознаете, какая тесная связь между тем, чтобы оказаться сраженным силой зла или рукой врага, быть съеденным диким зверем и умереть. Получается так, словно жизнь человека -это луч света, который держит на расстоянии львов и тигров и даже его собратьев-людей, но когда этот свет тускнеет и жизнеспособность падает, то вся эта тьма обрушивается на человека и, образно говоря, его поглощает. Поэтому последняя битва — это всегда победа темной стороны, я имею в виду на физическом уровне. Вероятно, это свидетельствует в пользу близости символики смерти и зла, и именно поэтому в немецком языке до сих пор соединяются Tod und Teufel (смерть и черт). Например, в немецком языке существует пословица: «Он не боится ни смерти, ни черта», где оба эти понятия являются родственными по смыслу.

Однако мне кажется, что если смотреть на этот феномен с биологической точки зрения, то мы увидим лишь подструктуру более глубинной сущности. Согласно моему опыту, — хотя никто не может судить, что по-настоящему является добром, а что является злом, и я сама не рискнула бы это определить, но все же, -если посмотреть на это наивным взглядом, создается впечатление, что если в человеке существует зло, то оно представляет собой нечто наподобие желания психологической смерти.