Браконьеры - Фирсов Владимир Николаевич - Страница 2
- Предыдущая
- 2/5
- Следующая
В считанные минуты из машины были извлечены многочисленные предметы, необходимые каждому туристу и рыболову, — то самое помятое ведро, которое так приятно погромыхивало на каждой кочке, не менее помятый и закопченный чайник, большая эмалированная кружка, полиэтиленовые пакеты и коробки с различной снедью, портативная газовая плитка с двумя красными баллонами, наполненными сжиженным пропаном, легчайшая палатка-серебрянка с комплектом дюралевых колышков и стоек, топор, трехсекционный надувной матрас, одноместная надувная нейлоновая лодка ярко-оранжевого цвета, купленная по случаю, транзисторный приемник всемирно известной фирмы “Сони”, легкий складной стул с полосатым сиденьем и, наконец, увязанная крепкой бечевкой охапка хорошо просушенных березовых поленьев — все один к одному, все одинаковой длины и толщины, хоть неси их сию же минуту на выставку достижений лесного хозяйства. Я предвижу ироническую улыбку читателя, которому мысль ехать в лес со своими дровами может показаться странной, но осмелюсь все же утверждать, что ничего странного в этом нет. Выше уже говорилось, что Александр Петрович был человек достойный, и на общеизвестный призыв “Берегите лес, лес — наше достояние” откликнулся самым непосредственным способом. От утомительного и малоэффективного добывания топлива в лесной чаще он перешел на пользование упомянутой уже портативной газовой плиткой, которая гарантировала ему быстрое и малотрудоемкое приготовление горячей пищи в любое время дня и ночи и в любую, даже самую дождливую погоду. К этому его вынуждало и то обстоятельство, что число туристов, рыболовов и охотников в последние годы росло в геометрической прогрессии, а количество сушняка в лесу сокращалось в такой же последовательности. Сырые же дрова, как всем известно, могут полностью загубить все удовольствие от пребывания на лоне природы, превратив его в подобие краткосрочной каторги. Но так как жизнь в лесу без костра теряет половину своей прелести, Александр Петрович привозил дрова с собой, убивая таким образом сразу двух зайцев.
Как известно, костер особенно хорош вечером, когда он не только греет, но и светит. Поэтому свой завтрак Александр Петрович приготовил на газе, а дрова развязал и до поры до времени разложил рядком на солнышке, чтобы они еще просохли. Тут он вспомнил о кровавом зрелище на дороге, и настроение его испортилось. Александр Петрович попытался заняться удочками, но ему везде чудилась бедная козочка. Он разделся до трусов, влез в машину, завел мотор и загнал ее в воду до самого бампера, а потом долго и старательно поливал из ведра, отмывая от дорожной пыли. Но мысли о несчастной козочке не оставляли его, и тогда он решился на крайнюю меру, к которой прибегал очень редко: достал бутылку отличного армянского коньяка, возимого на случай неожиданной простуды, и выпил две стопочки — граммов сто, не больше. Средство как будто подействовало, но горячее летнее солнце и коньяк сделали свое дело: Александр Петрович задремал.
Проснулся он, когда солнце уже начинало цепляться за вершины синих сосен, и первые мгновения не мог сообразить, где он и что с ним. Какая-то зыбкость была разлита кругом, солнечное марево стало тягучим и клейким, окружающие предметы странно исказились и сместились. Все было так и в то же время не так. Почему-то рядом с непоставленной за недосугом палаткой торчала невесть откуда взявшаяся береза, которой вроде бы и не было раньше; “Москвич” стоял, зарывшись задним бампером в воду, хотя Александр Петрович ясно помнил, что загонял его в озеро передом, чтобы не забуксовать при выезде; вещи были разбросаны в беспорядке, словно в них кто-то рылся. Только удочки по-прежнему торчали над неподвижной водой, но и в них замечалось что-то странное, хотя, что именно, он никак не мог сообразить.
“Не следовало спать на солнце”, — с досадой подумал Александр Петрович, морщась и потирая свой большой, с пролысиной лоб. Чтобы отвлечься, он наугад ткнул пальцем в клавишу радиоприемника, но тот продолжал безмолвствовать — то ли сели батареи, то ли от тряски отошел контакт. Тогда Александр Петрович решил смочить голову и неуверенными шагами направился к берегу, разгребая руками знойное марево неподвижного воздуха.
Присев на корточки, он достал носовой платок, но тут взгляд его снова упал на удочки. Словно гром ударил над головой Александра Петровича: он увидел, что лески со всех удилищ свисают строго вертикально и нижние их концы чуть-чуть не достают до воды — так, пальца на четыре, одинаково у всех удочек, а поплавков, грузил, крючков как будто никогда и не было.
От возмущения таким наглым хулиганством у Александра Петровича даже дух перехватило. Ему было до боли жаль отличной японской лески и отличных японских крючков, которые он приобрел с таким трудом. Но одновременно его поразил и ужаснул сам факт столь беспримерного по своей бессмысленности поступка. Если бы наглый грабитель, воспользовавшись сном хозяина, попросту унес удочки, Александр Петрович мог бы это понять. Но тот, кто залез в воду (а там, где свисали лески, было довольно глубоко) и чем-то острым отхватил все лески на одной и той же высоте, явно не был обычным похитителем, которого прельстила иноземная снасть. И вот эта-то бессмысленная жестокость поставила Александра Петровича в тупик.
Александр Петрович уже раскрыл было рот, чтобы обрушить на голову неизвестного поток самых страшных проклятий, но в этот момент уголком глаза заметил слабое шевеление в воде. Он взглянул туда и оцепенел. У самого берега, высунув из воды длинное зеленое рыло, стояла огромная щука.
Такой неправдоподобно большой рыбины Александр Петрович не только никогда не видывал, но даже и не слышал, что подобное чудо может существовать. Это была даже не щука, а, скорее, молодой осетр, белуга, акула — кто угодно, только не щука. Если правду говорят, что щуки доживают порой до двухсот лет, то эта наверняка была щучьим патриархом, видавшим еще времена Ивана Калиты.
Только человек, беззаветно любящий благородный рыболовный спорт, может постигнуть всю глубину отчаяния Александра Петровича. Добыть подобное чудо было бы верхом мечтаний любого рыболова, событием, навсегда обессмертившим его имя. В эти секунды Александр Петрович горячо пожалел, что пренебрегал незаконными орудиями лова и у него под рукой нет ружья, чтобы выпалить в невероятную рыбину, толовой шашки, ручной гранаты или просто бутылки с карбидом, чтобы оглушить ее. Пожалуй, в этот миг он не отказался бы даже от небольшой атомной бомбы.
В жизни каждого человека бывают периоды, когда он готов заложить душу черту. Александр Петрович переживал как раз такое мгновение. Его атеистическая душа уже сжалась в упругий комок, готовясь прыгнуть в лапы к нечистой силе любого ранга, пожелавшей обладать ею в обмен на щуку. Увы, нечистая сила прозевала этот неповторимый момент. Мгновения шли, черт не являлся, и, хотя щука по-прежнему стояла на мелководье, чуть шевеля плавниками, и не сводила немигающих глаз с Александра Петровича, он постепенно начал понимать, что необходимо что-то сделать.
Осторожно, боясь спугнуть рыбу, он скосил глаза в сторону и увидел разложенные для просушки поленья. И, хотя ему вспомнилось, что он клал их гораздо дальше от берега, размышлять над этим было некогда. Он медленно-медленно отвел руку назад, дотянулся концами пальцев до полена и на секунду замер, примериваясь, как бы половчее ударить. Но в этот момент щука беззвучно ушла в глубину.
Ах, какая буря поднялась в душе Александра Петровича! Он в сердцах отшвырнул полено и с кряхтеньем поднялся на ноги, с трудом сдерживая слезы досады. Ему не раз приходилось слышать рыбачьи байки про “вот такую рыбину”, и он уже видел себя в неприглядной роли мишени для потока бесчисленных насмешек, потому что чувствовал, что не рассказать про увиденное будет свыше его сил.
И тут он снова заметил зеленое щучье рыло.
Вынести это он не смог. С воплем кинувшись к ближайшему полену, он что было силы запустил его в разбойницу. Та словно того дожидалась — в последний момент ударила хвостом и скрылась. Но через несколько секунд, когда поднятые поленом волны улеглись, она снова высунулась из воды и уставила глазищи на Александра Петровича, нахально положив морду на брошенное им полено.
- Предыдущая
- 2/5
- Следующая
