Тоннель - Вагнер Яна - Страница 6

— Не выйдет у тебя ничего, — лениво сказал человек в наручниках и зевнул. — Адвокату позвоню утром, и такое начнется. Правозащитники, пресса. Пикеты у вас будут перед отделением. А лейтенант твой, кстати, все видел, не станет он ради тебя врать. Ты сам меня завтра домой повезешь и еще извиняться будешь. А может, и уволят тебя, кстати.

Капитан скомкал пустую бутылку и швырнул на сиденье отсутствующего старлея.

— Я тебя поймал, — сказал он. — И я тебя посажу. И срать мне на твои пикеты.

Он откинулся в кресле, снова закрыл глаза и начал уже снова погружаться в дремоту, как вдруг сонную тишину разрезал пронзительный звук мотора. Капитан нахмурился, приоткрыл дверь и высунулся в проход между машинами. Через две секунды, чуть не сбив с ног круглолицую истеричку из Пежо и едва не снеся капитану голову, мимо промчался желтый спортивный мотоцикл. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 00:36

Без людей забитый автомобилями участок тоннеля был похож на разграбленный супермаркет. Распахнутые багажники, тут и там невыключенные фары, разбросанные по асфальту сумки и растоптанные яблоки. Негромко урчали три-четыре забытых двигателя, где-то заунывно тренькал сигнал открытой двери. Прямо «Марсианские хроники», подумал начитанный старлей. Они вот-вот уже добегут, еще минут пять, десять — и доберутся до выхода на той стороне. А он за каким-то чертом остался, вообще непонятно зачем. Просто потому, что она его не отпустила, эта неприятная посторонняя баба.

— Ну что, лейтенант, — сказала женщина-Мерседес. — Пошли посмотрим, что там.

— Мне вообще-то вернуться надо, — ответил он неприязненно. — Доложить. Меня за этим сюда послали.

— И о чем вы собираетесь докладывать? — холодно спросила она. — Вы ведь ничего не видели сами. Что из этого правда, по-вашему, — пожар или потоп? Или двери бетонные и... что там еще — раздавленная машина? Прежде чем докладывать, лейтенант, надо знать наверняка, вас что, не учили? Так что хватит болтать, идемте. Теряем время.

И, не дожидаясь ответа, пошла вдоль ряда брошенных машин, стуча крепкими каблуками.

— Старший, — сказал он ей в спину, хотя знал уже, что подчинится и потащится сейчас следом, как будто она в самом деле имела право командовать. Как будто у него без этой суки из Мерседеса мало было начальников. — Старший лейтенант.

Она даже не обернулась.

— Подождите! — позвали сзади, а потом из кабины автобуса выбрался Кабриолет, бледный и изрядно потрепанный: на льняной рубашке не хватало пуговиц, на лбу багровела ссадина. — Я с вами.

Проход между автомобилями был узкий, так что идти пришлось гуськом, след в след, то и дело переступая через пакеты, пластиковые бутылки и прочий мусор. Женщина-Мерседес чеканила шаг, как кремлевский курсант, задавая скорость, и поспевать за ней было непросто. Даже не запыхалась, подумал старлей с ненавистью, гребаный Терминатор. Где их только берут таких. Кабриолет тревожно сипел ему в затылок, наступал на ноги и наконец споткнулся, боднул старлея между лопаток и едва не повалил их обоих. Хрустнуло еще одно свернутое зеркало.

— Слушайте, — сказал старлей и оглянулся. — Шли б вы обратно, а? Девушка ваша там заждалась, наверно. Ладно мы, а вам-то чего здесь надо?

Кабриолет не ответил, просто замотал головой. Кажется, он даже не услышал. Лицо у него было пустое и напряженное, как у человека, который вынырнул из воды, уцепился за борт чужой лодки и, даже если его начнут сейчас бить веслом, пальцы не разожмет. Да ты испугался, подумал старлей с неожиданным удовольствием. Смотри-ка.

— Время! — рявкнула женщина-Мерседес. — Не отставать, лейтенант!

В полутора километрах позади, в эпицентре несущейся к выходу толпы оглохший уже и почти ослепший Митя перепрыгнул, а скорее перевалился через упавшего человека и не заметил даже, мужчина это или женщина; просто понял, что наступил на руку, на чью-то живую мягкую руку, и подумал: всё, не могу больше, не могу.

— Андрей! — кричали рядом. — Андрюша!

Его толкнули в спину, он оступился еще раз, потерял равновесие, и тоже приготовился упасть, и почувствовал даже что-то вроде облегчения, но Патриот завопил у него над ухом:

— Вон там наши! Катя, Катька, я сейчас! Не выходи! — и понесся вперед, как боевой слон.

Митя поднял голову и действительно увидел шагах в двадцати пыльную морду УАЗа, знакомый Порше Кайен, застывшую между ними круглолицую женщину-Пежо с таким же круглым открытым ртом и толстого капитана, с неожиданной прытью вылезающего из патрульной машины.

Он добрался до Тойоты и рванул дверь на себя, и Саша сразу подняла на него глаза, почерневшие от страха. Мимо промчался Патриот с заспанным мальчишкой лет шести под мышкой, следом бежали его жена и дочь в одинаковых розовых майках.

— Всё, Очки, — крикнул он, — дальше сам!

Митю еще раз толкнули — распахнутая дверь мешала потоку. Он уперся плечом и вытащил их из машины, сначала одну, потом другую, коротко пожалел, что Аська слишком уже большая и нести ее не получится, крепко схватил обеих за руки и потащил за собой. Среди бегущих он увидел красивую женщину-Кайен и ее сердитую спутницу, маленького таксиста из Рено и юного водителя Газели. Впереди всех легко, как антилопа, неслась голоногая нимфа из кабриолета, скинувшая свои высоченные каблуки. Прежде чем знакомый участок тоннеля остался позади, он успел еще краем взгляда заметить женщину-Пежо, которая бросилась наперерез толстяку-капитану и повисла на нем, обхватила руками, как раздутый спасательный круг.

— А ну, пусти! Пусти, говорю, охренела? — отбивался капитан, но проклятая баба вцепилась намертво и не давала ступить ни шагу.

— Вы должны! — кричала она прямо ему в лицо. — Должны мне помочь! У меня сын, он не ходит сам!..

Вид у нее был бешеный, как будто она вот-вот схватит его зубами за щеку, и на мгновение капитан провалился в далекое лето у бабушки под Воронежем, вспомнил шелестящие липы, разом опустевшую деревенскую улицу и себя, десятилетнего, оскаленную мокрую собачью морду, мутные глаза и пену из пасти и свои детские беспомощность и ужас.

Он подчинился и пошел против течения к голубой машинке, где из багажника торчала сложенная инвалидная коляска, и все время, пока мама-Пежо открывала заднюю дверцу и сражалась с ремнями на детском кресле, второй рукой она крепко держала его за локоть, чтобы не дать ему передумать.

— Вы так и будете стоять? — крикнула она. — Скорее, ну!

Увидев вместо матери краснолицего незнакомца, мальчик испугался и завопил. Капитан схватил тяжелого одиннадцатилетку на руки и понес, чертыхаясь.

Человек в наручниках, забытый на заднем сиденье патрульной машины, с трудом сел и ударил в запертую дверь плечом — раз, другой.

— Эй! — крикнул он. — Эй, капитан!

Потом снова опрокинулся на спину и принялся лупить по двери ногами. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 00:42

Человечек с кошачьей переноской не соврал, и в начале тоннеля не обнаружилось ни дыма, ни огня, ни воды, ни даже полицейского кордона. Там, где раньше был выезд в город, сомкнулись теперь грубые бетонные ворота с гигантскими цифрами 0-61, нанесенными масляной краской на створках. На электронных табло контроля скорости, подвешенных у свода, мигали красные надписи «СТОП», а поперек рядов, метрах в десяти перед бетонным барьером, опустилась массивная металлическая решетка. Вероятно, решетка эта падала быстро, потому что закрылась не до конца — под ней застрял оранжевый Фольксваген Гольф. Тяжелая сварная рама перерубила маленькую машину почти пополам, смяла крышу и выдавила стекла. Из-под вывернутых колес натекла черная масляная лужа.

Кабриолет подошел к Фольксвагену и попробовал приподнять искореженную багажную дверцу, но кузов перекосило и она не двигалась. Внутри лежали пара спортивных сумок, желтый пластиковый чемодан и теннисная ракетка. Он вытащил чемодан, отставил в сторону, забрался в багажник и заглянул в салон. И сразу же полез обратно. Похоже было, что его сейчас вырвет.