S-T-I-K-S. Алтари (СИ) - Сопов Валерий - Страница 20

К тому же вездеход, припаркованный нимфой буквально у двери, отсюда, сверху, здорово напоминал Малыша — транспортное средство Бурого, и тем самым снова же возвращал мысли Паломника к первым часам попадания в Улей.

Именно отсюда, с этой самой террасы, Паломник совсем еще недавно, не прошло и пол года, собирался сигануть вниз. С тем, чтобы через восемь секунд расплескаться по гранитной брусчатке у входа кровавым пятном, в котором самым причудливым образом должны были перемешаться обломки инвалидной коляски, его собственные кости и серая жирная субстанция, ранее содержащаяся в голове у инвалида и возможно с определенной натяжкой претендующая на название мозгов. Такая кончина представлялась ему достаточно эпичной, и на протяжении сравнительно длительного промежутка времени, пока осуществлялись подготовительные мероприятия, в том числе и установка на террасе стартовой площадки для прыжка вниз, тешила его самолюбие. Странным образом трансформируясь в искаженной психике человека, живущего почитай третье десятилетие под прессом личной беспомощности и неминуемой страшной смерти, в этакий вызов окружающему миру.

— Можно сказать, в плевок в морду мироздания, — как сформулировал для себя грядущее мероприятие сам инвалид, прекрасно при этом понимая, что мироздание даже утираться не станет, поскольку ничего на морде своего лица не почувствует в силу ничтожности подобного действа, сравнимого с позиции самого мироздания разве что с потугами бактерии на титул Черного Властелина. Да и то не факт. Может оказаться, что у бактерии шансов обратить на себя внимание гораздо больше, нежели у болезного психопата.

Сомнения в предназначении и эффективности собственного серого вещества у Паломника возникли после того, ка Рыжая, будучи непосредственным свидетелем его трагической кончины, вернее не его личной — Паломника, а оригинала, с которого Улей скопировал нынешнего инвалида, заявила, что внешне все выглядело более чем пристойно. От инвалидной коляски разве что колесо отлетело, а вам Паломник так и остался сидеть в перекошенной конструкции. Разве что высунув при этом далеко наружу синий язык, да под неестественным углом повернув голову, болтающуюся на сломанной шее.

Картинка собственной смерти, описанная Рыжей, здорово не понравилась Паломнику. Поскольку не только не несла в себе элементы эпичности и вызова окружающему миру, что может быть банальнее идиота со сломанной шеей, но и, самое главное, свидетельствовала о неспособности самого инвалида рассчитать долговременные последствия собственных поступков. А это, в свою очередь, посягало на святое. Завышенную самооценку самого инвалида, касательно собственных умственных способностей.

Так что нынешнее пребывание на террасе вызывало у Паломника двойственное ощущение. С одной стороны он наслаждался прекрасным панорамным видом на город, раскинувшийся у его ног и пребывал в предвкушении грядущей схватки между муром и элитником. Схватки, в которой на кону стояла его собственная жизнь. Что гарантировало ему запредельную дозу адреналина и необычайную остроту восприятия жизни. С другой стороны, подспудно ощущалось беспокойство. Как бы не обмишулится на этот раз. Причем речь не шла о том, кто победит. Тревожили опасения были связаны с угрозой превращения эпика в клоунаду. Из разряда тех, когда в сцене кульминации страстного объяснения в любви между двумя ангелоподобными персонажами один из героев громко испортит воздух.

Громко, матерными словами и вслух обругав самого себя за то, что в столь ответственный момент ему в голову лезет подобная несусветная чушь и торжественно пообещав наконец-то разобраться со своим третьим потоком сознания, который чем дальше, тем больше «ни в какие ворота не лезет», Паломник сосредоточил свое внимание на стремительно приближающемся элитнике. И даже появление на террасе Рыжей не смогло отвлечь его от этого занятия.

По самым завышенным оценкам, столкновение между монстром и муром заняло не больше секунды и закончилось вничью.

Глава одиннадцатая

Окрошка из нелепиц и неурядиц

Глава одиннадцатая. Окрошка из нелепиц и неурядиц.

Непонятно, отчего это Паломник решил, что стычка между элитником и муром ничем не закончилось. Подобное заключение можно было списать разве что на неадекватное восприятие происходящего, обремененное угрозой смерти, и завышенными ожиданиями от результата произошедшего.

На самом деле столкновение, пусть и излишне короткое, было не лишено определенного драматизма и сопровождалось целой гаммой сопутствующих эффектов.

Скорее всего Кинг-Конг таки обладал дистанционной атакой, которую несомненно бы и применил по отношению к кряжистому, если бы не странное поведение последнего, коим муру удалось сбить с толку не только свою потенциальную жертву, но и наблюдающих за этим действом сверху Паломника и Рыжую.

О том, что элитник заподозрил в лице мура потенциальную для себя угрозу и решил ее тут же в зародыше пресечь, свидетельствовало то, что в пяти метрах от мура Кинг-Конг резко затормозил, и приняв позу четырехметрового Голиафа, случайно столкнувшегося с Давидом во время оптовой закупки скидочных блендеров, для подарков многочисленной родне, в Пятерочке, в Черную Пятницу, накануне Нового Года. Посл чего вытянув вперед,в сторону мура, свои лапищи начал формировать в ладонях нечто, напоминающее шаровую молнию, но не привычного желто багрового цвета, а темно фиолетового оттенка. За те три секунды, понадобившиеся элитнику для того чтобы создать свой убойный снаряд, он вполне бы успел не то что мура по брусчатке размазать, но и, при желании, Башню Инвалида с землей сравнять.

— Впрочем последнее вряд ли, — вынужден был поправить себя Паломник, с интересом наблюдая за происходящим. Предварительно разогнав скорость своего мышления до такого уровня, при которой три секунды показались ему если и не вечностью, то промежутком времени вполне достаточным для путешествия на Мальдивы и обратно. — С Башней, пожалуй, перебор. А вот извести за это время какой-нибудь «Эскадрон гусар летучих», ему вполне по силам.

Несмотря на демонстрируемое хладнокровие и показательную незаинтересованности в результате противостояния между муром и элитником, Паломник откровенно нервничал. Иначе ему вряд ли пришли в голову совершенно неуместные в данном случае ассоциации с земной туристической Меккой и элитной кавалерией Речи Посполитой, память о которой сохранилась разве что в исторической хронике и уж точно совершенно неуместной в Улье.

Странное же поведение Кинг-Конга, инвалид списал то ли на врожденные садистские наклонности последнего, то ли на гастрономические вкусы монстра, предпочитающего жрать муров мидл прожарки. Это чтобы и корочка была, и мясо оставалось в собственном соку и с кровью. Ничем иным поведение элитника, пытающегося создать фаербол, вместо того, чтобы банально прихлопнуть кряжистого одним ударом лапы, Паломник пояснить не мог.

В принципе, элитник и вовсе не должен был размениваться на такую мелочь, как мур. Для него и сам Паломник представлял интерес разве что в силу того, что после выстрела и установления зрительного контакта, инвалид в ответ на жест монстра «ножом по шее и в колодец», продемонстрировал ответное ритуальное телодвижение, известное в обиходе, как «Жест по локоть», он же «Полруки», к тому же отягощенного последующей демонстрацией среднего пальца. Короче, весь тот перечень, с помощью которого еще в античности ликтор Антиллий оскорбил в народном собрании сторонников Гая Гракхта. После чего установилась негласное правило смывать подобную дерзость кровью обидчика. Вряд ли Кинг-Конг относился к числу знатоков традиций, принятых в земной культуре. Вот только все его поведение однозначно свидетельствовало о том, что он обладал прекрасной эмпатией и всегда был готов устранить даже не угрозу, а малейший намек на угрозу его лидирующего положения со стороны любого обитателя Улья. Естественно, подобное устранение намека на угрозу, предполагало и физическое уничтожение носителя этого самого «намека…».