Повешенный. Том II (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 23

Надо же… так боится джентльмен опоздать, что уже и карета его готова к отправлению. Даже интересно, а если мы вдруг откажемся помочь, они тогда оставят убитых лежать у дороги? Знает ведь зараза английская, что мы ему не откажем…! Кратко пересказываю Бекетову суть его просьбы, граф естественно соглашается помочь англичанам.

— И где ваши убитые? — вздохнув, спрашиваю я.

Эдвардс машет рукой в сторону обочины, где сложены трупы. В одной куче лежат все бандиты, и отдельно два англичанина.

— Пойдемте посмотрим…

Первый убитый и правда похож на типичного стопроцентного англичанина — рыжий, с вытянутым лошадиным лицом. Кто-то проткнул дядьку насквозь, и на его куртке в области сердца растеклось огромное кровавое пятно. А вот вторым оказался тот самый парень, что технично сражался необычным тесаком. И он однозначно — азиат. Но не казах, не таджик и даже не китаец — этих-то всех ребят я хорошо знаю, и могу различить одного от другого. Сказал бы, что он скорее индус или таец, но… не уверен. Дальше моя фантазия уже пасует.

— Кто он, из каких мест? — спрашиваю я англичанина, равнодушно смотрящего на окровавленный труп слуги. Такое ощущение, что смерть этого азиата его совершенно не волнует.

— Гуркх. Если вам это о чем-нибудь говорит.

— Чистопородный гуркх⁈ — удивляюсь я — Но откуда он у вас?

— Нанял его в качестве охранника, когда был на Тибете — нехотя признался Эдвардс — так он и путешествовал со мной с тех пор.

Я с сожалением смотрю на убитого гуркха. Жаль. Очень хороший был боец. И погиб, как положено воину — в бою. Пусть примут его душу боги, которым он поклоняется.

— Он пока жив, ему рано за грань — раздается в моей голове женский голос, от которого кровь стынет в жилах. Вот и богиня Мара пожаловала — Спаси его, жрец!

Я недоверчиво наклоняюсь над парнем и прикладываю пальцы к артерии на его шее, пытаячсь нащупать пульс. Жду, прислушиваясь, и наконец чувствую слабый ток крови

— Ваш гуркх живой. Дядюшка, срочно зовите сюда Марию Ивановну!

Вместо того, чтобы обрадоваться, что его слуга жив, Эдвардс явно раздосадован:

— Но что же мне теперь с ним делать⁈ Я же не могу взять его к себе в карету? Может, вы довезете его до ближайшей деревни и оставите там на попечение крестьян?

Вот же тварь бездушная! Протащить парня через полмира и бросить его на чужбине, в русской деревне. А куда ему потом деваться, когда он выздоровеет — своим ходом возвращаться в Тибет⁈

— У гуркха есть какие-то личные вещи? — холодно спрашиваю я, этого морального урода.

Англичанин радостно велит слуге принести их. Вскоре к моим ногам брезгливо ставят небольшой потертый вещевой мешок из грубой кожи. Не густо…

— И это все его вещи? — спрашиваю я у англичанина.

— Он крайне неприхотлив — поморщился хозяин гуркха — ему много не нужно.

— А где его нож? Распорядитесь вернуть его оружие. Оно для него важно.

— Конечно! — и слуга снова отправляется к карете.

У меня от злости только что зубы не скрипят. Может, зря мы этих англичан спасали, и не нужно нам было вмешиваться? Ладно, сейчас стоит уладить еще одну формальность. И я заставляю Эдвардса при свидетелях сначала произнести, что контракт с гуркхом с этого момента расторгнут, а потом выплатить ему причитающиеся деньги. Англичанин страшно этим недоволен, но вынужден держать лицо перед своими слугами, а потому выполняет мое законное требование.

— А теперь, если вы не против, я все же хотел бы откланяться и незамедлительно отправиться дальше. Иначе боюсь не успеть на корабль. Еще раз искренне благодарю вас за оказанную нам помощь, считайте меня своим должником. Вы, русские, очень добры, я не могу этого не отметить.

Я махнул рукой, не очень вежливо попрощавшись с Эдвардсом — можно даже сказать пренебрежительно, и зашагал на встречу тетушке. Знаем мы знаменитую британскую благодарность! Потом джентльмен доберется до своего Лондона и напишет какой-нибудь грязный пасквиль о варварской замызганной России. Гуркх для него не человек, русские тоже варвары. На свете вообще есть только одна категория людей, достойная всяческого уважения и восхищения — это сами английские джентльмены. Все остальные — мусор.

Пока Мария Ивановна охала и причитала над раненным гуркхом, а я помогал ей обработать рваную рану на его голове, англичане уже укатили. При этом сэр так спешил, что забыл свою красивую трость, которая осталась стоять, прислоненной к дереву. Ее заметил один из наших парней и подошел узнать, не нужно ли догнать англичан?

— Перебьется! Будем считать трость малой компенсацией за оставленного нам гуркха. Я сам буду использовать ее вместо посоха.

— Мы же не бросим бедного мальчика? — заволновалась сердобольная женщина

— Конечно нет. Вы видели, как он сражался? Таких воинов, как гуркхи, еще поискать!

Тетушка одобрительно кивнула:

— Рана у него на голове, конечно, глубокая, но кость не пробита. А выглядит страшно, лишь потому, что кровеносный сосуд задет и много крови натекло. Мальчик просто потерял сознание от сильного удара, надеюсь, к вечеру он очнется.

— Не было печали… — покачал головой подошедший к нам Бекетов — и как мы его повезем?

— Если нужно, я поеду с кучером на козлах, а парня положим в карете.

— Ну если только… Не ожидал от тебя такого человеколюбия, по отношению к дикарю. А скажи-ка мне племянник, за что ты так не любишь англичан, и откуда знаешь их язык?

— Понятия не имею! — пожал я плечами — Возможно на войне с ними много сталкивался? Просто знаю, что подлее английских джентльменов никого нет, оттого и неприязнь к ним у меня сильная. И вот что еще, Александр Иванович. Я думаю, что вам обязательно нужно написать донесение в Петрополь об этом подозрительном типе. Не удивлюсь, если его ищут. Уж больно он спешит в Архангельск, словно боится чего-то.

— Ты так считаешь? — задумался Бекетов.

— Да, считаю. Но дело, конечно же, ваше. Я, к сожалению, от своего собственного имени написать ничего в столицу не могу. В архивах наверняка остались мои собственноручные показания, и если кто-то из дознавателей додумается сравнить мой почерк с почерком Павла Стоцкого…

В результате мои подозрения были признаны не безосновательными, и граф согласился, что донесение от его имени лишним не будет. Вопрос только, куда именно его отправить — в канцелярию бывшего министра полиции, буквально на днях преобразованную в 3-е Отделение под управлением Бенкендорфа, или же сначала в министерство иностранных дел? Вопрос интересный, но пусть граф решает сам. У меня на него ответа нет…

На козлах мне ехать не пришлось, и все по той же причине — граф решил, что не стоит светить моим фейсом и седой шевелюрой в придорожных деревнях, мимо которых мы будем проезжать. Бекетов сам сел в седло, а слуга поехал рядом с кучером на козлах. Я проводил «дядюшку» из окна кареты завистливым взглядом — в его-то преклонные годы так уверенно держаться в седле⁈ Ох, опозорюсь я, как пить дать, опозорюсь…

Гуркха, который так и не пришел в себя, стараниями Марии Ивановны уложили на одну скамью, а мы с ней разместились на другой. Всю дорогу сердобольная женщина не спускала глаз с раненого — то поправляла подложенный под его голову небольшой валик, то проверяла повязку и вытирала платком испарину со смуглого лба. А между делом рассказывала мне о небольшой лечебнице, организованной ею при женском монастыре, из которого мы ее забирали.

Я только диву давался: вот, тебе и графиня!! И гнойные раны крестьянам не гнушается обрабатывать, и домой к тяжелым больным в Старой Ладоге пешком ходит, как самый обычный фельдшер. Оказалось, что тетушка и с нашей Василисой хорошо знакома — та еще будучи девчонкой, помогала ей когда-то в монастырской лечебнице и после этого сама увлеклась врачеванием.

В какой-то момент тетушка притомилась и немного задремала, все-таки возраст брал свое. Воспользовавшись передышкой, я достал из-под скамьи все свои трофеи, чтобы рассмотреть их получше. Арбалеты, конечно, никто в карету не потащил, как и кистень с топорами — их мы и забрали-то лишь для того, чтобы сдать потом в Вологде в полицию в качестве вещдоков, а пока сгрузили в один из дорожных ларей. Туда же отправились пистолет и сабля главаря, на которые Бекетов презрительно фыркнул, что они, мол, и доброго слова не стоят. Но там на рукоятках есть какие-то инициалы, поэтому пусть сначала полиция попробует выяснить, кому оружие раньше принадлежало.