Альпинист. Покорить СССР. Книга 2 - Волков Тим - Страница 5

– Дерьмо? – удивленно переспросил Костя, явно не ожидая такого ответа.

Он принялся крутить кругляш, похожий на противопехотную мину, пытаясь понять – разыгрывает ли его Костарев или это и в самом деле так? Даже осторожно понюхал.

– Не пахнет.

– Потому что высохло, – буркнул Костарев.

И отвернулся, не сильно желая продолжать разговор.

Костя посмотрел на нас. Во взгляде были смешанные чувства.

– Он прав, – кивнул я. – Отходы жизнедеятельности крупного рогатого скота собирают, мешают с соломой, формируют в формы и сушат. Получается очень экономичное сырье для поддержания огня. С дровами. Как ты понял, тут туго.

– Да я лучше своей кроватью буду топить печку, чем этим! – воскликнул Костя, откидывая кругляш в сторону и вызывая бурный смех остальных парней.

– Чего ржем как кони? – в комнату зашел Молодов.

В руках у него был небольшой мешок.

– Рассказали Косте про кизяк, – пояснил Володька, вытирая навернувшиеся от смеха слезы.

– А что кизяк? – не понял Молодов. – Вполне хорошее топливо. Только вижу, что одна печка плохо справляется с холодом.

– Не то слово, – хмуро ответил Костя, вытирая руки о штанину. – Холод стоит собачий!

– Привыкайте. Считайте, что это тоже своего рода тренировка. Хотя, не так уж тут у вас и холодно. Мы, бывало, и не в таком холоде ночевали. У вас градусов пятнадцать будет, курорт практически. Но чтобы не кисли вот вам принес.

Молодов протянул нам мешок.

– Тут заварка и сахар. Чайник вон в том углу стоит. Сильно замерзнете – сварганьте чайку. Ну а вообще, мой вам совет. Сильно холодно будет – двадцать отжиманий. Поверьте, греет лучше всякого кипятка. Да не кисните вы, завтра нормальную погоду обещают, потепление!

И с этими словами ушел.

Мы тут же принялись ставить чайник.

Через некоторое время зашумела вода, вскипела. Мы бросили в нее горсть заварки, слегка переборщив, от чего чай получился крепким. Но это было даже лучше. С сахаром, обжигающе горячий, он прогрел нутро и уже стало не так холодно. Поболтали некоторое время ни о чем, потом принялись укладываться – завтра ожидался сложный день. Едва лег я на твердую неудобную кровать и укрылся колючим одеялом, как тут же уснул крепким сном.

За ночь с гор спустился густой туман. Здесь он был белым, ровным, напоминая молоко. Изредка в молочной пелене плыли чуть темные тени и казалось, что это призраки альпинистов, кому не посчастливилось (а может быть, повезло?) остаться здесь навсегда. Тишина сковала округу. Она была глухой, давящей, какая есть только в той деревянной коробке, откуда уже нет пути назад. Но никто не почувствовал ее – все спали.

Насчет сложного дня – это я как в воду глядел.

Подъем. Молодов дал команду вставать, но даже сквозь сон я почувствовал в его голосе звенящее напряжение. Поднявшись, я обнаружил, что что многие уже встали, но не одеваются, а рассеяно смотрят по сторонам.

– Что происходит? – шепотом спросил я Володьки.

Тот пожал плечами, и сам ничего не понимая.

– Ну нельзя же так! – возмущался кто-то.

– Так, тихо! – рявкнул Молодов. – Стройся!

– Не с той ноги встал? – предположил Володька, кивая на тренера.

Мы построились.

– Значит так, пацаны, – начал Молодов, оглядывая всех исподлобья. – Кажется, вы не совсем еще поняли, что происходит. Время шуточек закончено. Сейчас – очень важный этап наступает. Тут не место дурака валять.

– Что случилось то? – спросил Володька.

– А вот что случилось, – произнес Молодов и бросил принесенный вчера мешок на пол. Мы глянули на него, но ничего не поняли.

– Кто-то ночью не поленился, встал. И накрошил кизяка и в сахар, и в заварку. Это что, по-вашему, смешно? Вы такой чай пить собираетесь? С дерьмом? Ну тогда пейте. Я не осуждаю. Только вот себе в кружку заваривайте, а не в общий пакет с провизией портите. Кто это сделал? Я спрашиваю кто это сделал?

Никто, естественно, не ответил. Все удрученно смотрели на мешок с безнадежно испорченным сахаром. Потерю заварки еще как-то можно было пережить – Володька сказал, что на поле видел какую-то траву, которая тоже в чай можно добавлять. Но вот сахар… Его было не много, килограмма четыре, на такую большую ораву не разгуляешься. Но все же. Сахар – это энергия, так необходимая сейчас. И теперь она потеряна.

Мы глядели на мешок и видели, что кто-то постарался на славу, намешал в пакеты много кизяка, от чего белый порошок превратился в бурый и отделить его от мусора уже точно было нельзя. Вот ведь подонок!

– Костя, ты вчера кизяк тут швырял, – буркнул кто-то из строя.

– Да вы что! – с жаром воскликнул тот. – Думаете, я дерьмом продукты испортил? Вы за кого меня принимаете?!

– Признавайтесь, кто это сделал, – могильный голосом произнес Молодов. – Или я сам найду шутника.

И вновь молчание.

– Хорошо, не хотите по-хорошему, тогда будет по-плохому.

Молодов принялся ходить вдоль рядов кроватей, иногда останавливаясь, наклоняясь и внимательно изучая пол, сами кровати, тумбочки. Прошел одну, вторую, третью. Остановился у моей. Я не переживал, потому что знал, что это точно не я и ничего найти там не удастся. Но Молодов почему не пошел дальше, а остался стоять. Складка на его лбу становилась все глубже и больше, а взгляд холодел.

– Герасимов, – хмуро произнес тренер. – Подойди сюда.

Я подошел. А вместе со мной и все остальные ребята.

– Что на это скажешь?

Молодов отодвинул кровать, демонстрируя под ней горсть белого порошка и рядом с ней – заварку. По толпе прошелся ропот.

Сказать мне на это ничего не нашлось. Я даже потерял дар речи. Это была подстава. Топорная, безграмотная, но подстава. Такого я не ожидал и потому лишь стоял и хлопал глазами, глядя на обнаруженные следы.

– Да это же явно подстава! – воскликнул Костя. – Видно же. Ну зачем Андрюхе так старательно оставлять у себя под кроватью такую аккуратную горсточку сахара? Словно бы хотел нам сказать – смотрите, это я испортил продукты. Ну глупо же. Да и как он мог оставить улики? Это нужно было сначала чистого сахара и заварки по двум карманам спрятать, чтобы сюда перенести. А потом только дерьмо в пакет крошить. А потом что? Он из карманов сам себе под кровать две горсточки насыпал? Ну глупо же получается!

– А чего ты его защищаешь? – воскликнул кто-то из толпы.

– А потому что не он это! Я Андрюху знаю, он на такое не способен.

– А почем тогда следы у него под кроватью? – не унимался кто-то.

– А потому что подставили его! – не выдержав, закричал Костя.

– Тихо! – успокоил всех Молодов.

– Владимир Федорович, ну сами посмотрите на факты!

Молодов молчал. Он был угрюм. Я тоже молчал. Оправдываться и говорить что-то было сейчас бессмысленно.

– Согласен, – наконец произнес тренер. – Как-то криво смотрится. Ладно, вопрос остается открытым. А пока одевайтесь. Сегодня – без утреннего чая, по понятным причинам.

И ушел, оставляя нас одних. Кто-то похлопал меня по плечу, сказал:

– Не переживай, на тебя не думаем.

А кто-то, напротив, демонстративно отвернулся и ушел.

– Кому-то ты дорогу перебежал, – сказал Володька.

– Это Костарев, – прошептал Генка. – Точно он!

– Ему то какой резон? – спросил я.

– Обиду на тебя затаил – за то, что ты уделал его так.

– Вряд ли он, – покачал я головой. – Да и какая обида? Я ведь и сам стенку не прошел. Все по-честному.

– Да точно он! Кто же еще? Она сам как этот кизяк.

Я украдкой глянул на Костарева, который заправлял кровать, приводил себя в порядок. Выглядел он отстраненно и казалось, что его вообще не интересует произошедшее. Чай вчера, кстати, он тоже не пил, не заинтересовавшись им. Мог ли он так подставить меня? При всей нелюбви к нему, я сомневался, что это сотворил он.

– А кто вообще сказал, что это кто-то из нас сделал? – спросил Володька.

– А кто еще? Йети что ли? – улыбнулся Костя.

– А может и йети, такой вариант тоже отвергать нельзя, – совершенно серьёзно ответил парень.