Срубить крест - Фирсов Владимир Николаевич - Страница 27

• Предыдущая
• 27/34
• Следующая

Через несколько минут я заметил автомобиль птицеголового судьи, волочивший за собой хвост дыма, и приказал Петровичу отойти в сторону.

Судья лихо подскочил на своем драндулете ко входу и важно вышел из машины. Меня он заметил только у самой двери и перепугался так, что на него было противно смотреть.

— Я приветствую кавалера… — пролепетал он. — Сейчас ему предстоит важный бой…

Я схватил его за грудь и трахнул спиной о стену.

— Что… Что это значит? — захныкал он. — Как… Как вы смеете?

Я съездил ему по роже и с удовольствием отметил, как начала опухать и вторая его скула.

— А ну заткнись! — рявкнул я как можно свирепей. Когда бабушка говорила мне, что грубость и наглость могут оказаться здесь более действенным оружием, чем ум и логика, я не хотел ей верить. Но птицеголовый понимал только такой язык — язык силы.

— Ты сдержал слово? Где сейчас мой слуга?

— А… э… — заблеял судья. — Он… это… жив—здоров…

— Я сам знаю, что он жив—здоров. Я спрашиваю: ты сдержал слово? Петрович, сюда!

При виде Петровича глаза у судьи вылезли из орбит и отвалилась челюсть. Я покрепче прихватил его за плащ и приподнял. Он заскоблил ногами по стене и разинул было рот, но я показал ему кулак, и он умолк.

— Теперь я знаю, что ты не только судья, но и палач. Неправедный судья и никудышный палач. Но ты больше не будешь судьей — я это тебе обещаю. Ты не умеешь держать слово.

Я повернулся к Петровичу.

— Судье больше не понадобится автомобиль. Это излишняя роскошь — такому подонку ездить в автомобиле.

Петрович понял меня с полуслова Он чуть повернулся к машине — раздалось шипение, над автомобилем встало белое облако дыма, и он развалился на две аккуратные половинки. Еще белее, чем дым, стало лицо судьи От страха он начал громко икать.

— До конца схваток я разрешаю тебе оставаться судьей, — сказал я. — А после боя я подумаю, что мне с тобой делать.

Птицеголовый был перепуган насмерть, и все же я заметил, как в его глазах промелькнул злобный огонек. Я решил не оставлять ему ни малейшей надежды.

— А если я не выиграю бой… Тогда мой слуга, который нынешней ночью очень тебя полюбил, сделает с тобой то же, что и с автомобилем.

Я приказал Петровичу отвести судью в ложу и не выпускать оттуда ни под каким предлогом.

— И пусть он прикажет своей страже убраться из судейской ложи. А не послушается — изруби их, как капусту.

Я решительно отдавал кровожадные приказы, а Петрович послушно кивал. Я знал, что он никого и пальцем не тронет, но судья об этом не догадывался и принимал все за чистую монету.

— Надеюсь, что сегодня больше не будет никаких неожиданностей? Ни взрывов, ни пожаров? — Тут я провел пальцем по рукаву судьи. — Это что? На твоей одежде копоть? Не из дворцовой ли конюшни? А может быть, из нашего дома?

Судья дернулся, словно его ударили, и мне стало ясно, что мои подозрения справедливы.

— Да, вот еще… — Я вынул из кармана два снимка и сунул судье в нос. — Вот тут Рюдель и ты с каким-то аппаратом. Если я увижу эту штуку хоть раз… — Я задумчиво посмотрел на остатки автомобиля. — А сейчас иди. И суди праведно. Это твой единственный шанс. Петрович, от судьи ни шагу, даже если тебе будет приказывать сама Ганелона!

Петрович подхватил обмякшего судью и поволок его в судейскую ложу.

“В какое же болото ты попал, Алексей, — думал я, направляясь к своим друзьям. — Бабушка права: здесь могут отравить, ударить ножом в спину… О честном рыцарском бое никто и не помышляет. Хорошо, что остался последний поединок”.

Но я ошибся — глашатаи объявили бой с неизвестным мне кавалером.

Это был какой-то обман: я знал, что все Соискатели, кроме Рюделя, уже выбыли из борьбы. Видимо, кавалеры срочно мобилизовали еще одного претендента. Вряд ли это был сильный боец — все свои резервы Рюдель уже бросил в бой против меня. Ну что же, свалю еще одного — только и всего.

Я надел броню и уже собирался сесть на коня, когда увидел бегущую от трибуны девушку. Это была Леннада.

— Принцесса желает успеха кавалеру Алексею, — сказала она. Ее щеки раскраснелись от бега, а большие глаза под густыми дугами бровей были так печальны, что у меня защемило сердце.

— Спасибо, Леннада, — сказал я как можно ласковей. Эта девушка нравилась мне все больше и больше. — А каким будет твое пожелание?

Она отпрыгнула от меня, как разъяренная кошка.

— Чтоб твой конь сломал ногу на первом же шагу! Чтоб твои руки ослабели и не могли удержать копья! Чтоб солнце ослепило тебе глаза, чтоб пыль задушила тебя! Пусть твое сердце станет трусливым, как у зайца, пусть лопнет подпруга у коня и отлетят подковы!

— Не слишком ли много пожеланий сразу? — засмеялся я. Но девушка вдруг расплакалась и села на траву, закрыв лицо руками.

— Пора, Алексей, — сказал мне Фей, показывая на Ристалище, в противоположном конце которого уже показался мой противник.

Я сел на коня. Юлик протянул мне боевые перчатки.

Раздался сигнал к бою. Я опустил забрало, взял щит и копье.

Мой противник уже скакал навстречу. С первого взгляда я понял, что всадник он не из лучших. Он сидел на лошади растопырив ноги и неуклюже подпрыгивал в седле. Так скакать мог только новичок, впервые в жизни севший на коня.

Закат шел идеально ровным галопом, и я уже нацелил копье в щит противника, но состояние полного сосредоточения, которое всегда приходит ко мне во время атаки, никак не наступало. Меня беспокоил какой-то пустяк, какое-то полузабытое случайное воспоминание. Расстояние между мной и противником все уменьшалось, а я никак не мог поймать ускользающую мысль. Нас разделяло уже полсотни метров, сорок, тридцать. Что я должен вспомнить — вспомнить сейчас, пока мы еще не сошлись на длину копья?

И я вспомнил. До соперника было всего метров двадцать, и скакать оставалось почти секунду, когда я понял, что именно так, с нелепой уверенностью механизма, скакал на коне Петрович, когда я однажды решил испробовать его в верховой езде.

Против меня выступал не человек, а автомат — робот класса один, похищенный Рюделем с Земли.

Автомат против человека — это было вопиющим нарушением устава конных поединков, но нас разделяла всего секунда, и за это время мне следовало все продумать и решить.

Секунда — огромное время для спортсменов. У себя на Земле мы измеряем свои результаты с точностью до тысячных долей секунды. Но все же секунда — очень короткий отрезок времени. Ее не хватит, чтобы прервать бой, подать протест, дисквалифицировать бойца. За секунду можно только выиграть бой. Или проиграть его.

Я хорошо знал, что такое робот класса один. Мне противостоял неуязвимый механизм с терилаксовым корпусом, весящий почти двести килограммов, абсолютно нечувствительный к моим ударам. Очевидно, для этого Рюдель и вывез его с Земли, чтобы поручить ему выбить меня из седла в веселой рыцарской забаве. Наверно, он скрывал от всех свое тайное оружие, и даже ближайшие помощники могли не знать, что по его приказу сейчас отстаивает свои права на принцессу не человек, а механизм…

Такое не сошло бы даже Рюделю. Поэтому — я был убежден в этом — он проверил в бою робота сам, без свидетелей. Усадил на коня, дал щит и велел скакать навстречу. Безрезультатно сломал об него десяток копий и, вероятно, остался доволен. Чтобы не рисковать (поскольку с психикой роботов на Изумрудной незнакомы), копья ему в руки во время проверки Рюдель, скорее всего, не давал. Или давал, но приказал — на всякий случай — промахнуться. Поэтому Рюдель так и не узнал того, что на Земле знает каждый ребенок: что ни один робот не способен ударить человека.

Роботы класса ноль были сверхинструментом и сверхоружием человека, но и они подчинялись Первому Закону. Цепи Первого Закона были заблокированы у Петровича по разрешению Службы безопасности — эта точнейшая и трудоемкая операция осуществлялась в одной-единственной лаборатории на планете. У роботов же всех остальных классов заблокировать цепи Первого Закона было принципиально невозможно.

• Предыдущая
• 27/34
• Следующая