Физик против вермахта (СИ) - Агишев Руслан - Страница 45

— … Советы могут стать обладателями крайне оружия, которое перевернет весь ход войны. Танки, корабли и самолеты перестанут быть той силой, которая главенствует на поле боя… Насколько я понял, ты позвонил мне не для того, чтобы просто рассказать об этом?

— Да, естественно. Хочу напомнить о нашем старом разговоре о переговорах. Думаю, пришло время их возобновить. Та, старая попытка с Гессом оказалась слишком поспешной и Форин-офис не приняла в серьез наши намерения договариваться. Настоятельно прошу тебя подготовить почву. Ты же понимаешь, что, уничтожив Германию с помощью этого оружия, Сталин не успокоиться. Следующей жертвой станет Великобритания.

— Твои опасения мне понятно. Более того я их разделяю. Думаю, смогу встретиться с его величеством и сообщить об этой новости.

По черной земле шел немолодой мужчина в темном рваном платье, в котором угадывалось одеяние священнослужителя. Под его убогой обувкой хрустела запекшая, местами остекленевшая, почва.

— Верую, Господи, верую в тебя, — бормотал он багровыми, искусанными в кровь, губами. — Верую в твою правду и силу…

До недавнего времени ксендз Вацлав Шиманский, служивший в небольшом приходе под Лодзи, отнюдь не являл собой образец образцового священника, что истово верил в Христа и прилежно нес слово Божье к людям. Скорее наоборот. Ксендз нередко пропускал службы, хорошо набравшись крепкой домашней наливки. Частенько предавался греху чревоугодия, что отразилось на его грушеподобной фигуре с плотной массивной нижней частью и щуплым верхом. Без должного пиетета относился и к самому Господу, панибратски называя его пан Иезус или дядюшка Христос. В самом служении Вацлав уже давно не находил той особой благодати, за которой когда-то пришел. С началом Великой войны стало еще хуже. Видя вокруг себя крушение целого мира, убийства и страдания, ксендз вообще потерял веру. В таком мире, решил он, Бога просто не может быть.

Однако произошедшее несколько часов назад его настолько потрясло, что все внутри него перевернулось. В могуществе разбушевавшейся стихии, спасшей его и тысячи пленников из лагеря, он увидел руку Всемогущего Господа. Все изменилось в один момент. Их как раз перевели в новый барак, как небо над ними вдруг заалело кроваво красным цветом. Раздался ужасающий воющий звук. Женщины и дети, что в бараке были, сразу же в визг ударились. Кое-кто из мужиков от страха на пол попрыгали и под нары полезли. Он и сам, что тут скрывать, до ужаса испугался. Думал, проклятые немцы спалить их заживо в бараке решили.

Потом еще страшнее стало. Вокруг стрельба поднялась. Из пулеметов и орудий палили так, что уши закладывало. Вацлов уже решил, что придется ему и всем невинным душам сейчас душу Богу отдать. Вспомнил ксендз тогда, кто он таков есть, и начал отходную молитву читать, чтобы к Господу правильно уйти. Рядом с ним встали на колени и другие пленники, словно почуявшие наступающий конец. И взрослые и дети, и женщины и мужчины, они все как один, окружили священника и повторяли за ним слова молитвы. Повторяли, кто как мог: коряво, заикаясь, едва слышно. Неважно, главное искренне и с истовой надеждой.

Только не судьба была дочитать Канон молебный при разлучении души от тела. Прямо на его глазах вспыхнула дверь барака, занялись стены. Ксендз, словно обезумел в этот момент. Страшно закричал и бросился прямо на горящую дверь, которую и благополучно снес.

На улице же царил Ад! Ксендзу разом вспомнились многочисленные сюжеты из Священного писания о геенне огненной и Армагеддоне — месте последней битвы сил добра с силами зла в конце времен. Все было черным черно! Удушливый дым не давал вздохнуть полной грудью! Сентябрьский воздух буквально кипел от нестерпимого жара. Стоявшие по углам лагеря вышки с пулеметами и зенитными орудиями пылали рождественскими свечками и рассыпались на глазах. Фигурки надзирателей и охраны, палившие из оружие в небо, исчезали, превращаясь в прах. И разве это не было доказательство Его существования и Его всемогущества⁈

— Отче наш, сущий на небесах! — улыбался Вацлав, чувствуя, что вера в Господа вновь поселилась в его сердце. Все в его душе возрадовалось этому. Вновь он нашел себя, свое место и свою цель в этой жизни. — Да святится имя Твое! Да придет Царствие Твое! — не останавливаясь текли слезы по его лицу. Только это были слезы счастья, а не горести. Ведь, скоро, очень скоро, он встретится со своим Господом. — Прости меня Господи за слабодушие и неверие. Слаб я, как и всякий человек. но теперь все будет по-другому. Слышишь Господи?

Он упал на колени, с хрустом проломив запекшую корку земли. Тряпки, когда-то бывшие брюками, начали тлеть на его ногах, но священник совсем не чувствовал боли. Его переполняло странное вдохновляющее чувство успокоения. От страшных метаний и сомнений в его душе не осталось и следа. Сейчас Вацлав твердо знал, что Господ есть и присматривает за ними и всеми невинными душами на этой грешной земле. Только Он мог наслать на немцев огненный дождь с небес и спасти их от гибели. От этого переполнявшего его чувства хотелось смеяться и громко восхвалять Христа.

— Воспоем же осанну Господу нашему, — начал было он говорить, как нечто невероятное и не имеющее право на существование привлекло его внимание. — Исусе Христе… Исусе Христе… — только и мог повторять он. — Исусе Христе…

Из клубов черного дыма выплывал огромный локомотив, от которого в самое небо рвался неровный столб красного пламени. Словно ангел с огненным мечом, ужасная машина испепеляла угловатые броневики и танки с крестами и кургузыми пушками. Железные машины прямо на глазах священника превращались в сверкающие лужицы металла. Вспыхивали и исчезали многочисленные фигурки солдат, заполошно паливших во все стороны из винтовок.

— Господи, Господи… — шептал ксендз, не отрывая взгляда от летевшего над полем локомотива.

Огромный паровоз грозно шипел, то и дело выбрасывая в воздух черные клубы дыма и снопы искр. Его колеса бешено крутились в воздухе, еще больше усиливая дичайшее чувство сюрреализма.

Но в какой-то момент страшный грохот, орудийная и пулеметная среда прекратились. Тишина наконец-то опустилась на истерзанное поле. Казалось, само время остановилось после чудовищного сражения Добра и Зла.

К продолжавшему стоять на коленях священнику величаво подлетела громадина паровоза и, порыкивая перегретым паром, грузно опустилась на землю. Ксендз все это время едва дышал. Все боялся, что происходящее окажется наваждением и растает, как туман.

С железной лестницы осторожно спустился высокий старик с развевающимися на ветру седыми волосами. Он несколько минут пристально и угрюмо рассматривал Вацлава, словно раздумывал над его судьбой.

И как бы это ни кощунственно прозвучало, но показался он святому отцу самим Господом, что, аки мститель, спустился с небес. Ведь, истинный Бог именно таким и должен быть. В эти страшные времена, когда люди превратились в алкающих крови созданий, Господь должен ходить по земле с огненным мечом и без жалости карать сошедших с ума людей. Именно так и никак иначе, думал ксендз.

— Ты из лагеря, святой отец? — ксендз молча кивнул. Голос Господа почему-то прозвучал на русском, но разве не Ему известны все языки этого мира. Господь знает все. — Я ищу одну женщину из Ленинграда с мальчиком. Женщину зовут Ольга Николаевна Теслина, доцент кафедры ультразвуковой дефектоскопии Ленинградского электротехнического института. Она с сыном в Куйбышев должна была эвакуироваться, — взгляд старика был пронизывающим, заставляя ксендза вздрогнуть. — Видел ее в лагере?

Ксендз молча продолжал рассматривать явление Господа. Он, словно впитывал все, что могли увидеть его глаза. Страшно хотел запечатлеть в своей памяти все Его черты.

Вацлав уже было хотел отрицательно мотнуть головой, как в нерешительности замер. Он уже больше месяца был в этом концентрационном лагере, и перед его глазами прошло больше шести тысяч человек, которых было просто физически не запомнить. Вместе с ним в бараке сидели мужчины и женщины, пожилые и молодые, с детьми и без них, разговорчивые и молчаливые. Разве мог он что-то знать про эту женщину? Но Господу очень важна эта женщина, и он, ксендз, обязательно должен ему помочь. Нужно вспомнить…