Рыцарь в беде, Дама на страже (СИ) - Сиалана Анастасия - Страница 31

— Да как такое возможно? Ты либо нимфа, либо феникс, а ты…

— А я и то, и другое. Моя мама была нимфой…

— Сладкоежкой, — снова перебила я. От переизбытка невероятной информации я нервничала и болтала сверх меры.

— Нет, нимфой светлой мечты. Эти нимфы самые редкие и их цвет — розовый.

Слышала что-то о том, что нимфы разноцветные существа. К примеру, у нимфы надежды волосы и глаза зеленого цвета, у нимфы веры — желтого и так далее.

— Вот мне и передался ее цвет, а также… — договорить фениксу я не дала.

— Ее нежность? — не удержалась от смешка я.

— Нет, чувствительность. Нимфы не терпят к себе прикосновений, только от любимых. В противном случае они умирают. Поэтому нимф так сложно найти. Они принимают облик деревьев, травы и цветов, некоторые ручьев и облаков. Если нимфа не покажется тебе сама, то ты ни в жизнь не найдешь ее.

— Получается, что от любого прикосновения ты мрешь? Но тогда как же Ван тебе руку пожал? — закономерный вопрос. Догадка меня просто убила. — Или он тебе настолько понравился? — я загоготала во весь голос.

— Нет, просто ты мне синяк поставила, а он нет. Я ведь феникс, я не умираю от прикосновений, только от синяков и ссадин. — Но все его сбивчивые объяснения были без толку, я все равно заливисто хохотала, корчась в приятных муках.

Дальше шли молча аж до самого привала. Я оставила разбивать лагерь мужчин, а сама задумалась обо всем, что произошло со мной за последние недели. Я много лет путешествовала в одиночестве, редко присоединяясь к караванам, и ни разу не находила себе постоянных спутников. И тут, внезапно, у меня не один сопровождающий, а целых два. Это если не считать Широ. Что-то происходило вокруг меня, и это настораживало.

Не знаю, сколько длилось мое забвение, да только очнулась я от невероятно аппетитных запахов, что принес мне милостивый ветер. Я отлучилась в себя ненадолго, как мне казалось, а они сразу перешли к уничтожению скудного провианта. Это было слишком жестоко, оставить меня голодной. Или еще хуже — оставить мне только кашу.

Феникс оказался весьма запасливым существом. У него в седельных сумках чего только не завалялось. Даже вяленое мясо! Я люблю фениксов! Даже розовых.

— Шлушай, Лашка, а жа што тебя фще шаки иж кфана фыкнали [1]? — сама не поняла, что сказала, но оторваться от куска ароматного, вяленного и столь желанного от долгого лишения мяса было выше моих сил.

— Ты б прожевала сначала, а потом в душу ко мне лезла. — Феникс скривился, наблюдая за моей кровожадной расправой над несчастной гастрономией. Если честно, даже знать не хотела, как выглядела в тот момент.

— Ижвини, не жаметила куда флежла, наверное, в нешущештвующую фещь [2]. — Я скривилась в улыбке. Думается мне, что с куском мяса во рту, как с добычей, при этом вгрызаясь в нее и улыбаясь одновременно, я выглядела жутко. Даже Вана проняло, он от этого зрелища аж отшатнулся в сторону.

А нечего людей на кашевую диету сажать. Я сейчас и покусать могу.

— Так я услышу ответ или как? — Я оторвалась от мяса.

— Или как. — Вот же ж упрямая птица.

— Ванюша, радуйся, мы выезжаем. Садись на Палю, — бросила в сторону бывшего раба я. Такую гримасу боли и праведного страха я в жизни не видела. Я посмотрела на розового. Тот с бесстрастным лицом начал собираться.

— Одни, — спокойно выдыхаю и продолжаю наблюдать. Вот мимолетная расслабленность от того, что пытать вопросами не стали, сменилась осознанием.

— Ты меня бросить хочешь, — констатировал очевидное розовый, сощурил глаза и с вызовом посмотрел на меня. — Так и знал, что ты такая же. Набила живот, поняла, что перышки с меня не сдерешь, и решила оставить. Ты ничем от них не отличаешься. — Он говорил спокойно, будто давно смирился с подобным положением дел, но скрытую в глубине его души боль, что отразилась в глазах и словах, сложно было не заметить.

Снова феникс сравнивал меня с неизвестными ними. Но кто эти они, и что же сделали с Ласканом, можно было только догадываться. Он сказал сородичи, но мне казалось, что здесь кто-то конкретный имелся в виду. Поразмыслив, я не нашла ничего лучше, как вгрызться в свое лакомство.

— Мошет рашкажешь, о ком ты шейчаш?

Мой новый знакомый снова повернул ко мне свое лицо, но это не было то искреннее и богатое эмоциями выражение, как раньше, это была изящная, благородная, полная собственного достоинства и величия маска аристократа.

— Знаешь, я сейчас себя животным чувствую. Ты не мог бы лицо попроще сделать, а то по сравнению с Вашим Великолепнишейством я сейчас на зомби похожу. Уже к земле тянуть начинает и жутко покусать кого-то охота.

— Тебе ничего не даст мой рассказ, — с высоко поднятой головой произнесло это гордое изящество.

— Ошибаешься. Я не собираюсь путешествовать со странным существом, при этом ничегошеньки про него не зная. Так рисковать я не намерена. И если ты благоразумный, должен это понять.

Мало ли за что его изгнали. Это правда было опасно — допускать в ближний круг чужака с туманным и неприятным прошлым. Может, он деревню вырезал или обокрал кого. Он, конечно, мог соврать, но это вполне можно было определить по характерным оговоркам и поведению.

— Тогда и ты расскажи мне о себе, — снова с вызовом, но уже с нотками ребяческого упрямства потребовал розовый. Похоже, феникс возрождался из своего холодного и мертвого пепла.

— А с чего это? Это ты к нам навязался в спутники, и это ты не хочешь нам доверять. Так с какой стати должны мы, — говоря все это, я даже глаз на него не подняла, просто смотрела на лакомство, которое упорно уничтожала.

Думаю, такая непринужденность была намного лучше, чем напористость. Или нет? Куда это розовое недоразумение собралось, да еще и без своих сумок?

— И куда ты? — как можно безразличнее спросила я.

— К эльфам.

— Да что ты? — притворно удивилась я. — И ты, конечно же, знаешь, как пройти патруль, что сказать стражникам и как попросить защиты у Владыки. Ты же у нас принц.

Феникс остановился как вкопанный. Его ладони были крепко сжаты в кулаки, а на предплечьях проступили вены. Ей богу ребенок. Своей выходкой он сам же загнал себя в угол. Теперь или гордость сохранить, или выбрать безопасное и успешное путешествие. И что же он будет делать?

— А ты знаешь? — зашипел на меня этот орел.

— Само собой.

Я сидела на траве и, прильнув спиной к дереву, пила горячий отвар из трав. Сбавлять накал страстей не собиралась: дашь слабину и потом из него ни словечка о прошлом не вытянешь.

— А что ты о своем хвостике знаешь? — Это он так Вана решил обозвать. Хоть бы лицом ко мне повернулся, а то как собрался уходить, так свой тыл мне и демонстрировал.

— То, что он слегка не от мира сего, добрый, доверчивый и добродушный.

— Как же много всего о его прошлом я услышал. — Он усмехнулся, но мертвой была эта ехидная пародия на сарказм.

— Он с самого начала был милашкой, и мы многое с ним прошли. А ты высокомерный упрямец, с которым меня ничегошеньки не связывает. Ванюша мне все бы о себе рассказал, если б мог. — Даже как-то грустно от своих слов стало. — Ладно, тащи сюда свой пернатый зад и рассказывай герою-спасителю, что за злодей твоего слезливого романа тебя обидел.

Конечно, он вернулся. Я ему только что дала возможность остаться и не уронить свое пепельное достоинство. Малыш, кстати, вообще ушел в свои фантазии и ничего вокруг не замечал. Лежал и смотрел в небо, а что ему там виделось, одним Всевышним известно. Ласкан тем временем уселся рядом со мной, оперевшись спиной все о то же дерево рядом со мной. Я милостиво дала ему деревянную мисочку с настойкой. Кружки, к сожалению, остались у оборотней.

— Как ты догадалась, что я принц? — внезапно спросил парень.

Я аж подавилась и рукой попыталась зажать рот, чтобы не пролить ничего. Не помогло, расплевала всю настойку по траве и штанам.