Нелегал. Том 2 - Корнев Павел - Страница 6

– Ну здорово! – буркнул я.

Городец рассмеялся.

– А кому сейчас легко? – Он закурил, выдул к потолку струю сизого дыма и сказал: – Основания для пересмотра дела должны быть железобетонными. Чтобы комар носу не подточил.

– Да уж понятно, – вздохнул я, снимая с вешалки пальто. – Но Вихря вы всё же предупредите. Во избежание.

– Он в курсе дела. И Бражник тоже.

Владимир Михайлович Бражник вскоре после утверждения в должности директора Бюро пошёл на повышение и возглавил объединённую Службу охраны РИИФС. Ну а Евгения Вихря вернули из Зимска на прежнее место – руководить оперчастью, которую наравне с управлением физической защиты включили в состав новой структуры.

К слову, несмотря на объявленное неполное служебное соответствие, добровольно подавать в отставку Вяз не пожелал, избавиться от него помогла именно эта реорганизация. Должность сократили, ничего равноценного не предложили, вот и пришлось моему бывшему начальнику переводиться в Пограничный корпус. Почему именно туда, а не в СЭЗ – понятия не имею.

– По рукам тебя бить не станут, – приободрил меня Городец и вновь ухмыльнулся в рыжеватые от табачного дыма усы. – Разве что для виду.

– Ну это как водится, – хмыкнул я, попрощался с куратором и отправился в студсовет.

Перед нашим корпусом шёл митинг, выступал какой-то незнакомый мне усатый гражданин.

– Без модернизации трансконтинентальной магистрали нечего и думать ни о какой индустриализации! – вещал он присутствующим. – Мы очистили ряды от саботажников и вражеских агентов и теперь как никогда нуждаемся в приходе молодых специалистов!

Тут же велась запись в студенческие бригады – как понял, работа на железной дороге не только шла в зачёт производственной практики, но и оплачивалась в зависимости от объёма выполненных работ. С учётом того, что оператор легко мог заменить пару-тройку тракторов или десяток разнорабочих, набегать за смену даже с учётом пониженных тарифных ставок должно было весьма и весьма немало. Хороший стимул для тех, кто ставит во главу угла деньги.

Я поднялся в кабинет и застал Касатона Стройновича за опустошением ящиков его письменного стола. Ирина Лебеда наблюдала за этими манипуляциями с непонятным выражением лица.

– Это вы чего тут? – спросил я с порога. – Мы никак переезжаем? Новый кабинет дают?

– Дождёшься от них! – фыркнула Ира.

Касатон покачал головой.

– Нет, не переезжаем. Я в горком перехожу, молодёжную секцию там возглавлю.

Я аж присвистнул от изумления.

– Ну ничего себе! А вместо тебя кто будет?

– Поставят кого-нибудь. Пока Сева заключения подписывать станет, – сказал Стройнович и развёл руками. – Извини, Петя, тебя с собой забрать не получилось. Запретили направление оголять. После перевыборов в сентябре к этому вопросу пообещали вернуться.

Я вздохнул и пробурчал, расстёгивая пальто:

– До сентября ещё дожить надо!

Ира поглядела сочувственно.

– Совсем-совсем один, Петенька, остаёшься!

– А тебя, значит, Касатон с собой в горком берёт? – возмутился я.

– Замуж! – улыбнулась в ответ Ирина. – Он меня замуж берёт!

Известие это таким уж неожиданным не стало, но я всё равно округлил глаза.

– Ого! Поздравляю! Касатон – тебя вдвойне!

– Спасибо, Петя!

– А ты с какого числа уходишь? – уточнил я после традиционного похлопывания друг друга по спине. – Тут бы хвосты закрыть, чтобы к Севе лишний раз документы на подпись не таскать.

– Сегодня последний день, – разочаровал меня Стройнович и подмигнул. – Но пока суд да дело, завтра-послезавтра смогу тебе заключения подписывать.

– Спасибо, ты настоящий друг!

– Не дуйся! – попросил Касатон и вернулся к разбору вещей. – Всё ж отработано давно!

Я только головой покачал. Всё, да не всё.

Вот же озадачил Альберт Павлович, так озадачил!

Но делиться своими печалями со старшим товарищем я, конечно же, не стал, вместо этого отпер шкаф и вытащил из него стопку поступивших за новогодние праздники протоколов. Взял лежавшие сверху листы, сцепленные канцелярской скрепкой, и не удержался от тяжкого вздоха. Память не подвела, случай и в самом деле оказался однозначней некуда: драка на почве личных неприязненных отношений, сломанный нос, подозрение на сотрясение головного мозга и – ни малейшего намёка на использование сверхспособностей. Банальная потасовка. Ещё и характеристику драчуну в ректорате дали положительней не бывает, ну просто чистый ангел, а не человек.

Сложилось даже впечатление, будто на первоначальном этапе поступила команда это дело замять, очень уж всё было гладенько. Ну и как с этим прикажете работать?

Впрочем, одну зацепку я всё же углядел. Обвиняемый в нанесении побоев аспирант работал младшим научным сотрудником на кафедре пиковых нагрузок, а её бессменный руководитель профессор Чекан до сих пор находился под домашним арестом. Тут было о чём подумать.

– Ирина! – окликнул я нашего делопроизводителя. – Пройдись по всем секциям, поспрашивай о Вахтанге Рогозе, аспиранте. Если он ни с кем не сотрудничал, подготовь справку, что товарищ в жизни студенческого самоуправления участия не принимал.

Касатон Стройнович озадаченно хмыкнул.

– Мы так теперь работаем, да?

– Кот из дома, мыши в пляс! – отшутился я и отправился на поиски Якова Беляка.

Заместитель председателя студсовета отыскался в своём кабинете, на вопрос о Вахтанге Рогозе он недоумённо нахмурился.

– Зачем тебе?

Я поднял руку и пошелестел листами.

– Протокол на него пришёл.

– Побои? – догадался Яков, который и сам был выходцем с кафедры пиковых нагрузок. – Вахтанг – большой умница и настоящий учёный, но в личной жизни сущий неандерталец. Единоличник и страшный ревнивец. Как влюбится в кого, так и начинает кулаки распускать. Один эпизод даже на товарищеском суде разбирали. Но профессор его ценил, всё перевоспитать пытался, дело так ничем и не кончилось.

– О как! – прищёлкнул я пальцами. – Спасибо за информацию!

Товарищеский суд, значит? Очень интересно!

Вернувшись в кабинет, я сунул протокол в портфель и начал одеваться.

– Ты уже всё? – удивился Касатон. – Отработал на сегодня?

– Если бы! – вздохнул я. – Пойду с коллегами касательно этого типа пообщаюсь.

– А чего ты так в него вцепился-то?

– Сигнал поступил, – отделался я полуправдой и выскользнул из кабинета, поспешив предупредить сим немудрёным образом неудобные расспросы.

На улице порыв стылого ветра швырнул в лицо колючую снежную крупку, я пониже опустил кепку, поднял воротник пальто и отправился на кафедру пиковых нагрузок. Переговорил с активистами ячейки Февральского союза молодёжи, но секретаря на месте не застал, его сказали искать в лабораторном корпусе.

Я последовал этому совету, навёл справки на вахте и вскоре заглянул в кабинет, где хмурился у исписанной длинными формулами доски молодой человек в белом халате.

– Вахтанг Рогоз? – переспросил он, вытирая пальцы от мела замусоленной тряпкой. – В нашей ячейке Вахтанг не состоит.

– А звали?

– Конечно звали! – уверил меня секретарь. – Лично его приглашал!

– И что же он?

– Сказал, что в гробу и белых тапочках нашу общественную жизнь видит.

Я сделал пометку в блокноте и задал очередной вопрос:

– Говорят, он на почве ревности общественный порядок и прежде нарушал?

Секретарь ячейки с обречённым вздохом кивнул.

– Нарушал. Но это ещё до моего назначения было!

– Хорошо его знаете? Меня даже не он сам, а его бывшие девушки интересуют.

Молодой человек наморщил лоб.

– Пожалуй, смогу нескольких назвать. Но далеко не всех. Шибко он влюбчивый.

Имён набралось с полдюжины, заодно я выспросил фамилии тех, с кем у Рогоза случались конфликты, уточнил дату проведения товарищеского суда, а после попросил дать вспыльчивому аспиранту объективную характеристику.

– Сразу и напечатайте, – указал я на пишущую машинку.

Молодой человек в такой малости представителю студенческого самоуправления отказывать не стал, и очень скоро я шагал по коридору, по диагонали просматривая текстовку.