Невыносимая шестерка Тристы (ЛП) - Дуглас Пенелопа - Страница 16

Выражение ее лица непроницаемо, но грудь поднимается и опускается сильнее, хотя с тем же ритмом. Словно она что-то чувствует, но вовсе не злость.

— Он изменит тебе, — уверяю я. — Потому что таких девушек, как ты, выставляют напоказ. Статуя никогда не будет хороша для чего-то другого.

Вода вытекает из ее глаз, синева похожа на драгоценности, и я останавливаюсь.

Какого черта я делаю? Именно такое дерьмо сказала бы она. Я опускаюсь на ее уровень. Подобное поведение искажает мои слова, а я никогда не бываю жестока.

Перевожу взгляд на запястья возле ее головы. Татуировка, которую я недавно заметила, выглядывает между пальцами.

Дюйм. Вот на что это похоже. Пять линий, две из них меньше, выглядят как отметки в четверть дюйма на линейке. Она хорошо скрывает татуировку, чтобы большинство людей ее не заметили, но не настолько хорошо, чтобы она сама никогда ее не видела. Это важно только для нее.

Что значит эта татуировка?

Но затем Клэй сжимает кулак и снова прячет ее.

Я встречаюсь с ней взглядом. Те немногие слезы, которые я увидела у нее, теперь исчезли, как и моя борьба. Мне насрать, что у Клэй под слоями. У всех нас есть проблемы, и мы не относимся к людям, как к собакам, и я не позволю кому-то по фамилии Коллинз изменить меня. Не позволю сделать меня жестокой. Не дам ей такой власти над собой.

Может, я сама только что на мгновение стала мразью, но она останется такой навсегда.

Я встаю на ноги, поднимаю с земли стик и вытираю воду с лица. Молча покидаю поле.

Проходя мимо трибун, снова достаю связку ключей, отпирая дверь женской раздевалки. Задерживаться допоздна и приходить в выходные и каникулы, чтобы шить костюмы и создавать декорации, имеет свои преимущества.

Я пересекаю комнату, открываю другую дверь и выхожу в школьный коридор, мои ботинки скрипят по терракотовой плитке. Я иду по внутреннему двору, дождь бьет по пальмам и цветочным клумбам и брызгает по каменным скамейкам. Сворачиваю налево, в сторону театра, и как раз в этот момент слышу, как дверь раздевалки снова открывается, прямо по коридору позади меня.

Боже. Похоже, ей было недостаточно.

Зайдя в театр, я поднимаюсь на сцену и направляюсь за занавес, вниз, в гримерные. Открываю шкаф в коридоре и вижу снятые с производства комплекты школьных спортивных костюмов и футболок, сложенные на полках. Директор театра держит здесь никогда не использовавшийся, устаревший реквизит для репетиций, когда кто-то покрывается фальшивой кровью, дождем или чем-то еще, чего требует постановка.

Шаги Клэй стучат по ступенькам, и я хватаю костюмы своих размеров и поворачиваюсь, оставляя шкаф открытым, когда прохожу мимо нее.

— Для чего нужен ключ? — спрашивает она.

Я возвращаюсь на сцену, не отвечая на ее вопрос, и снимаю шорты и майку. Одежда падает на стол рядом со мной, и я слышу, как она начинает снимать свои мокрые вещи.

— Ты бы не показала мне его, если бы это было неважно, — продолжает она.

— Твое платье готово, — говорю я, игнорируя ее. — Если только ты не пожелаешь, чтобы я все испортила, так что твоя мать его возненавидит. Но тебе придется заплатить за него.

Клэй выгибает бровь, отбрасывая в сторону мокрые леггинсы.

Я в самом деле переделаю ее платье? Если она заплатит, конечно. Мне вроде как льстит мысль о том, как она наденет что-то, сшитое мной, потому что Клэй ни за что бы этого не сделала, если бы ей это не нравилось. Вдобавок ко всему она будет вспоминать меня каждый раз, когда увидит свои фотографии в нем. В течение следующих пятидесяти лет.

— Что это за ключ? — снова спрашивает она, натягивая темно-серые спортивные штаны, такие же, как у меня. Слово «Мэримаунт» спускается по левой ноге большими желтыми буквами.

Я не отвечаю ей.

А беру свои спортивные штаны и поднимаю ногу, чтобы надеть их, но она набрасывается на меня и толкает. Я хихикаю, отступаю назад и откидываю штаны.

Выставив вперед руки, я отталкиваю ее. Клэй спотыкается, но почти сразу же выпрямляется, расправляя плечи.

Я поднимаю штаны с пола и не отступаю. Клэй никогда не прикасается ко мне, если только мы не на поле. Она может время от времени использовать эту возможность, чтобы грубо вести себя на тренировках, и тот факт, что она повысила свои ставки на игровом поле, означает, что она отчаянно желает проникнуть мне под кожу.

Потому что время на исходе.

— Для чего этот ключ? — Она вновь требует ответа.

Я опять отряхиваю грязные брюки.

— Для прохода на вечеринку.

— Когда?

— Ее вроде как организуют неожиданно для всех, — отвечаю я и смотрю на потолок, стараясь выглядеть равнодушно.

— И тебе нужен ключ, чтобы попасть туда?

— Думаю, да.

Клэй выхватывает штаны из моих рук, приближаясь ко мне уже в брюках и спортивном топе.

— А кто будет на этой вечеринке? Кто-то, кого я знаю?

Я тихо смеюсь. Как бы она поступила, если бы я сказала ей прямо сейчас? Она бы сразу поверила в это. Клэй совсем не глупая.

Я прищуриваюсь. Но я пока не собираюсь говорить ей.

— Меган Мартелл? — спрашивает Клэй, медленно делая шаг вперед. — С ней ты ходишь на вечеринки?

Она особенно одержима помощницей нашего тренера. Почему?

Когда я ничего не отвечаю, она отступает, ее глаза блестят, когда она обходит меня и роется в своей спортивной сумке. Достав свой телефон, она начинает печатать.

— У Оливии Джэгер есть ключ, чтобы заработать пятерку, — Клэй озвучивает то, что пишет. — От квартиры Мартелл, чтобы та могла целыми днями вылизывать ее…

Я делаю шаг к ней. От моей радости не осталось и следа.

Она смотрит вверх, склонив голову набок.

— Это всего лишь сотня символов, — размышляет она. — Еще так много места.

В твит умещается 280. Я напрягаюсь. Она не станет писать об этом в «Твиттере». Она бы не стала, ведь так?

— Что рифмуется со страпоном? — Клэй невинно пощипывает переносицу.

Я бросаюсь к телефону, приготовившись показать ей, насколько хорошо она справится на моей стороне рельсов.

— Только потому, что я не бью тебя, не значит, что я не знаю, как это делать, — угрожаю я. — Сотри это.

Но она отходит назад, держа телефон в руках.

— Сними лифчик, — вместо этого приказывает Клэй.

Я вздергиваю подбородок. Что, черт возьми, с ней не так?

— Сними лифчик! — вопит она.

Я вздрагиваю и морщусь.

— Убери телефон.

Ладно, я сниму лифчик ради нее, но никаких фотографий.

Она кладет его на стол, но при этом хватает со стола маркер. Медленно подходя, она останавливается передо мной, и я не отрываю от нее глаз, когда тянусь за спину, расстегиваю свой черный спортивный лифчик и позволяю ему упасть на пол.

Я сдерживаю дрожь от проклятого веселья, написанного на ее лице.

Пусть Клэй смеется надо мной. Пусть скажет то, что собиралась. Она не хочет выкладывать тот твит. Не особо. Она жаждет другого. Унизить меня.

Несколько мгновений она ничего не делает, будто пытается решить, как вообще поступить, но потом…

Она опускает взгляд.

Клэй пристально смотрит на меня, и все горит под ее испытующим взглядом. Ее губы приоткрываются, и мне кажется, что она перестала дышать.

По моей коже пробегает озноб.

— Я не… — она запинается и прочищает горло. — Я не думала, что твои бедра такие широкие, ты можешь легко родить взрослого полузащитника, — с этими словами она снимает колпачок с маркера. — Твоя юбка хорошо это скрывает.

Да пошла ты.

Она опускается на колени, не отрывая при этом взгляд от меня.

— Позволить ли тебе остаться в трусиках?

— А ты хочешь, чтобы я сняла их?

Брось мне вызов. Я смотрю на нее, желая, чтобы у нее хватило гребаного мужества.

Но вместо этого Клэй глубоко вдыхает.

— Твой брат… — произносит она. — Он смотрел на меня на днях, когда подвозил тебя, не так ли?

Я сжимаю челюсть.

— Я была не против. Хочешь сфотографировать меня для него? — Она цокает. — Ох, уж эти Джэгеры… Определенно не из тех, за кого выходят замуж, но именно это и вызывает желание.