Ничего, кроме любви (СИ) - Хабарова Леока - Страница 35

Вот и всё…

Вот и всё… Больше она не увидит Сергея.

Никогда.

Никогда…

И как жить с этой болью? Как жить и знать, что часть твоего сердца навсегда осталась с ним…

Но…

Он никогда не простит мне. Никогда…

Я из тех, кого он обязан ловить и сажать. Он из тех, кого я должна ненавидеть и избегать.

Всё просто: мы — враги. Судьба решила за нас.

«И хватит уже думать о нём», — приказала она себе, проглатывая комок, подступивший к горлу.

Сергей теперь занят. Наверняка спасает Верочку…

Они выручат Невеличку. Непременно выручат. Знамо дело! У неё же папа — генерал. они теперь устроят Максу такое взятие Измаила[14], что Горских ни одна охрана не спасёт.

Ни охрана, ни деньги, ни связи…

Он никого больше не обидит. Никого не сломает и не убьёт.

И не сможет вернуть меня. Никогда! Ни за что!

Город за окном дёрнулся и поехал. Медленно. А потом быстрее и быстрее…

Поезд зачухал, набирая скорость. Старичок-профессор рассказывал что-то долгое и невероятно муторное о своей внучатой племяннице, которая вышла замуж за лётчика и уехала с ним в Благовещенск, а Крис смотрела в окно и думала, что вкус у свободы солоноватый. Как слёзы…

Она навсегда уезжала от стыда, боли, издевательств и страха, но оставляла здесь свою любовь. Чистую, светлую, искреннюю. Такую, какая случается раз в жизни…

Вспомнишь ли ты обо мне, Серёга?

Первая стоянка длилась всего две минуты. Вторая — пятнадцать. Шумные бабушки бродили по платформе и продавали яблоки и сладкие пирожки. Профессор-старичок, а звали его Николай Степанович, расщедрился и купил ей булку с маком. Кристина с благодарностью приняла гостинец.

Здорово это, получать подарки, за которые не надо потом делать минет…

Она вспомнила совиную кружку и вздохнула. На глаза опять навернулись слёзы, и Крис закусила губу.

Думаешь ли ты обо мне, мой чеченец?

Поезд загудел и плавно тронул с места.

— А хотите чаю, Лариса? — Крис с трудом сообразила, что на имя надо среагировать. Так трудно всегда привыкать к новым… — Я закажу нам чай, и мы еще поболтаем, а то вы такая печальная. Прямо как…

Он запнулся.

— Как кто?

— Я хотел сравнить вас с Татьяной[15], однако в ваших глазах слишком много пережитых невзгод. — Профессор дружески похлопал её по руке. — Погодите, вот принесу чай, и пойдёт беседа. Вот увидите, я сумею отвлечь вас от грустных мыслей.

Кристина учтиво кивнула и снова уставилась в окно. Под накладным животом она вся взмокла и мечтала только об одном: залезть на верхнюю полку и проспать полтора дня кряду.

Николай Степанович вернулся раньше, чем она ожидала, и вид у профессора был такой, будто он встретил живого Пушкина. И не только встретил, но и сфоткался с ним.

— Лариса! — воскликнул он. — Вы не поверите, но вам письмо.

— Письмо? — Крис нахмурилась.

Что за глупые шутки?

— О да! Проводница сказала, что его передали на станции. Держите! — Николай Степанович протянул конверт. — Может, оно хоть немного вас порадует?

Сказав это, тактичный профессор вышел в коридор, оставляя её наедине с новостями.

«Что за бред?» — думала Кристина, вскрывая послание. Нехорошее предчувствие растекалось по сознанию кляксой.

В конверте оказалась фотография.

Всего одна единственная фотография, но она заставила Крис тихо вскрикнуть и прижать ладонь к груди.

Серёжа, избитый настолько, что лицо угадывалось с трудом, стоял на коленях со связанными за спиной руками. Кто-то приставил к его лбу дуло пистолета.

«Возвращайся, детка», — вывел Макс на обороте. — «Я соскучился».

Кристина вывалилась из купе и чуть не сбила с ног своего добродушного попутчика.

— Что с вами, дитя моё? — Профессор ухватил её за плечи. — На вас лица нет!

— Остановите поезд, Николай Степанович! — выпалила она. — Немедленно остановите! Мне надо сойти. На любой станции. Срочно! Я…

Она выразительно схватилась за фальшивый живот.

— Я рожаю!

Она

— Ну-ну, успокойся! — Голос Николая Степановича остался прежним, но вот тон изменился. — Успокойся, Лариса. Или правильней будет, Кристина?

Кристина?!

Профессор грубо втолкнул её обратно в купе и запер дверь. Повернулся, снял очки и хмыкнул.

— Что, думала одна ты умеешь спектакли разыгрывать? — Рука старикана, который отчего-то теперь казался не таким уж старым, нырнула во внутренний карман.

«У него пушка!» — поняла Крис и вжалась в сиденье, но ошиблась: профессор ткнул ей в нос корку убойного отдела. Точно такую же, какая имелась у Серого…

— Майор Дыбенко к вашим услугам, милая барышня. — он уселся напротив. — Можно Пётр Петрович, но не советую.

— Мне надо сойти, — выцедила Кристина. Лжепрофессор обвёл её вокруг пальца, как наивную маленькую лохушечку. Хоть стой, хоть падай! Учтивость да вежливость, назойливая забота, рассказы про внучатую племянницу в Благовещенске… Вот гад!

А я-то уши развесила, дура!

— Сойдём, не дёргайся. — Майор сцепил пальцы в замок. — Ты мне вот что скажи…

— Допрашивать собрались?

— У-у-у, — протянул коварный лжепрофессор. — Какие мы нервные. Допросить я тебя, дорогая моя Хренотень, теперь всегда успею: никуда не денешься. Ты мне скажи, куда лыжи навострила? Неужто Серого спасать?

— Вы видели фото?

— Видел, — кивнул старик и помрачнел. — Серёга… верзила контуженный, как с цепи сорвался. Лишнего часа не смог подождать. В одиночку в стан врага дёрнул, придурок. А теперь сморю, и ты такая же шизанутая. Вы прямо два сапога пара. Ты как туда добраться планируешь?

— Если надо, пешком дойду, — угрюмо буркнула Крис.

— Ох ты ж еб твою мать… — заметил профессор и вынул из кармана телефон. Набрал номер и голосом, созданным для того чтобы отдавать приказы, рявкнул:

— Хворов! организуй машину на станцию Ипатьевка через… — он вскинул руку и глянул на часы. — Через шестнадцать минут.

— Так точно! — отозвалась трубка.

Майор дал отбой и снова уставился на Крис.

— Я тут подумал, что тебя надо подбросить. Что скажешь?

— Чего вам нужно от меня? — Кристина не питала иллюзий. она поняла, что попала, но ей было наплевать. Всё, о чём она могла думать, это Серый. Серый в руках лишённого стыда и страха Макса.

Макса, который не терпит, когда его игрушки трогают без спроса…

— Много чего. — Дыбенко вытащил зажигалку и чиркнул. Пламя продержалось около секунды и погасло. — Во вторую очередь, показания против господина Горских.

Во вторую?

— А в первую? — спросила удивлённо.

— Помощь. — Он глянул на неё прямо, как смотрят только честные люди. — Нам надо вытащить наших живыми, уважаемая Кристина… Вы ведь даже не Белова, верно?

— Верно.

— Ну это детали. — Дыбенко хмыкнул. — Знаешь, в тебе действительно есть что-то такое… эдакое. Не удивительно, что он на тебя запал, как мальчишка.

— Горских? — Крис вскинула бровь.

Майор фыркнул.

— Боже упаси! Я говорю о нашем контуженном друге.

Кристина помрачнела и закусила губу.

— Понимаешь, девочка… — Дыбенко откинулся на спинку. — То, что на Чёрного убивает баба, мы давно смекнули. К тому же феерическая история с Марией Лябиной не оставила в этом никаких сомнений. Я почуял неладное, когда после длительной слежки за Алмазным-младшим Серый не смог даже приблизительно описать внешность новой подруги Цыганёнка. На Серёгу это не похоже. Совсем. Ещё чуднее стало, когда наш контуженный друг вернул Баро сына целым и невредимым, хотя и храпящим, как медведь зимой. То есть, выходит, Марсаков накрыл киллера, да только арестовать не сумел. Понимаешь? Серёга — голубой берет, служивший в Чечне — не сумел взять бабу. Бабу!