Воркута (СИ) - Лобаева Ульяна - Страница 1

Пролог

Апрель 1994 года, шахта «Хальмер-Ю», Воркута

Василий на ходу скинул куртку-спецовку – под землей стояла сорокоградусная жара, и пока они добрались с Жорой до проходки, все взмокли. Жора, давясь от смеха, рассказывал ему, как бригадир подшутил над новеньким. Свет фонаря-коногонки на Жориной каске дрожал и дергался вслед приступам хохота.

- Этот дурачок подходит к бригадиру и говорит – где, мол, дяденька, у вас тут туалет? Туалет, блин, в шахте! Тот ему с серьезной мордой эдак – вон, мол, иди в закут, бери газоанализатор, меряй там уровень метана. Если в пределах нормы, сри на газетку, пакуй в кулек и с собой в клеть возьмешь, как смена закончится. Анальные газы, дескать, очень бурно контактирует с метаном, и ты нам можешь устроить тут нехилый взрыв!

А сам в конце смены позвонил диспетчеру и сказал, что новый работник подозрительно терся около взрывчатки, не иначе чет спиздил. Этого красавца, как поднялся, обшмонали, нашли этот кулек, а тот вцепился в него и не отдает! Когда разобрались в чем дело, парни лежали на полу от хохота!

Василий фыркнул коротким смешком, обозначив, что шутку оценил. Он продолжал тихо посмеиваться, когда они дошли до проходки, и Жора взял ломик и полез на площадку.

- Ну-ка, ебни по тому закольчику, - скомандовал Василий, указывая на кусок породы на потолке.

Жора принялся работать оборочным ломом, сковыривая опасные участки. Ударив несколько раз, он опустил лом, поправил фонарь на каске, вгляделся и громко выматерился.

- Че там? – крикнул снизу Василий.

- Василь Михалыч, тут срань какая-то…

Жора ударил ломом еще, упала с грохотом порода. Степан задрал голову, осветил кровлю своей коногонкой.

- Ебтваю мать! – ахнул он.

- Бригадира надо звать… – ошарашенно протянул Жора и опустил лом.

В туннеле, прорытом пару дней назад, в сером камне, который миллионы лет прессовало давление и время, проглядывало человеческое лицо – цвета тусклого графита, как и стены угольной шахты. Сжатые челюсти выражали напряжение и муку, из породы тянулись пальцы, вжимаясь в щеку. Жора снял респиратор, растер угольную пыль на влажном лице и пошевелил губами.

Когда в проходку пришел злой бригадир, уверенный в том, что звеньевой решил его разыграть, Жора обрушил с кровли еще несколько глыбок породы. Бригадир покрутил головой, шаря лучом коногонки по верхам. Обнажилось еще оно тонкое женское лицо и несколько рук, обвитых вокруг ее торса. Две фигуры росли из камня, тянулись руки, там и сям выступавшие из породы, словно щупальца спрута.

Воркута, январь 2020 года

Илья выдохнул, досчитал до десяти. Внешне спокойно сказал:

- Он мой брат. Родной.

- Он уголовник, алкаш и наркоман, – зло выплюнула Кира.

Последние слова она почти прокричала. Илья нажал на кнопку отбоя и поерзал на металлическом кресле. Вызвал такси, оглядел зал ожидания Воркутинского вокзала. Последний раз он был в родном городе двадцать лет назад, и сейчас все эти терминалы и мониторы резали глаз. Чужое, незнакомое.

Сердце еще колотилось от разговора с женой, которую злило само упоминание Воркуты и его прошлого. Если б она знала, что вероятность стать уголовником, алкашом и наркоманом была к Илье куда как ближе, и именно Вовка, младший брат, спас его от этого.

Брат освободился из колонии лет семь назад, мама умерла, так и не дождавшись. Илья высылал деньги соседке, тете Вале, чтобы та возила ему передачки, и после того как Вовка вышел, просил ее приглядывать за ним. Сам он звонил брату редко, разговор всегда выходил вялый, неловкий, смущенный. Илье казалось, что Вовка его осуждает за то, что он тогда подался за лучшей жизнью в Москву, бросил маму и его самого, и не приехал даже в день его освобождения. Илья не знал о чем разговаривать с братом – тот, чуждый ему и этому времени, набравшийся блатных словечек и ухваток, был ему неприятен. Это был не тот Вовка из детства, которого он помнил. Илья изредка звонил тете Вале, просил зайти к брату, досмотреть, купить ему продуктов. Та охотно соглашалась, а потом с причитаниями рассказывала про батареи бутылок и пьяный шалман у Вовки дома. И когда он перестал отвечать на звонки, Илья не особенно обеспокоился, а испытал даже что-то вроде облегчения. Но однажды Илья спохватился, что не слышал голоса брата несколько месяцев, хотя тетя Валя фальшивым голосом рапортовала, что у Вовки все в порядке.

- Теть Валь, я Вовке полгода назад выслал мамин портрет, у художника заказывал. Он говорил, что повесил его на стену. Висит он..?

- Да, да, висит! Ой, хорош, Женечка как живая!

Илья наскоро распрощался, посидел на диване с колотящимся сердцем пару секунд и кинулся к ноутбуку. Оплатил билет на ближайший воркутинский поезд, позвонил деловому партнеру, сказал, что берет отпуск. Не покупал он и не высылал Вовке никакой портрет. Тетя Валя врала.

Купе оказалось полупустым – на соседней койке расположился мрачный вахтовик, который перед отправкой сунул Илье огромную ладонь и скупо обронил:

- Серега.

Серега всю дорогу пил чай стакан за стаканом и на остановках бегал курить. Молча смотрел в окно, на попытки попутчика завязать разговор отвечал коротко и неохотно. «Ну и ладно, не больно-то и хотелось», - подумал Илья и уткнулся в телефон.

Он позвонил Кире, но объяснения не получилось – когда она услышала, что муж поехал в Воркуту из-за брата, просто бросила трубку. Кира ненавидела Вовку, ненавидела Воркуту и вообще все, что могло нарушить ее представления о респектабельности их семьи. Этот затрапезный, умирающий город, какой-то никому не нужный, забытый всеми уголовник и ее муж, одетый с иголочки, в дорогом авто, были из разных миров. И должны оставаться в разных, не смешиваться, как масло и вода.

После двух суток на неудобной полке в купе Илья ощущал привычное чувство нечистоты и разбитости, и когда показалось знакомое здание вокзала, он облегченно выдохнул. Молчаливый вахтовик Серега неожиданно тепло с ним попрощался, оставив телефон – «бывай, братан!». «Ну, братан, так братан» - усмехнулся на перроне про себя Илья, выдохнув в морозный воздух облачко пара.

В такси он крутил головой во все стороны – знакомые места вроде и остались такими же, но обросли рекламными вывесками, вдоль обочин стояли иномарки, и Илья испытал странное чувство, будто встретил старую знакомую, сделавшую пластическую операцию. Двор их сталинки вот совсем не изменился – даже металлические неубиваемые горки и лесенки для детей не обновили, не заменили на яркие китайские.

Илья остановился около двери на первом этаже, обитой потрескавшимся дерматином, помедлил с минуту, глядя на торчащие из-под обивки куски ваты. Сердце сильно и властно сжало, и первый раз с момент его приезда в Воркуту к горлу подступило и защипало глаза. Он вспомнил ключ на резинке, который по праву старшего висел на его груди, вспомнил, как ключ отскочил, ударил его по переднему зубу, отколов кусочек. Как смеялся Вовка, сложившись пополам: «Ты теперь будешь говорить, как дед Игнат?» Как дед Игнат… Илья вынул тот самый ключ и отпер старую дверь, ведущую в детство.