Воркута (СИ) - Лобаева Ульяна - Страница 15

- Тут у вас кто..? – раздался голос сзади, и Илья чуть не подскочил.

Обернулся – пожилой крепкий мужик с аккуратно подстриженной седой бородой в кожаной шапке с норковой опушкой.

- Кто у вас, говорю..?

- Мать… - сипло ответил Илья.

- Я вот тоже к своим приехал. Я сам вообще из Краснодарского края.

Мужик шагнул в сугроб за оградку, покосился на бутылку.

- Давно уехали? – спросил Илья, задавливая раздражение. Чесать языком со случайным прохожим ему совсем не хотелось.

- Да как все, в девяностые. Как обжился на юге, уговаривал мать ко мне переехать – у меня там дом хороший, хозяйство. Море в часе езды. Говорю ей, приезжай, сколько можно… Нет тут будущего. Уезжают все, дома гниют, все мертвеет. А она – «нет, вон школу из окна видно, в которой я тридцать лет проработала, как подумаю, сердце сжимается». Так и не уговорил я ее… Так и осталась навсегда в этих снегах.

- Да уж… - протянул Илья. – Я сам из Москвы. Ловить тут, конечно, нечего.

- Нечего, - кивнул мужик. – Только знаешь, не снится мне никогда ни море, ни сад мой абрикосовый. А тундра эта… Часто. Как вот это, а? Приехал, в гостинице остановился – дом наш давно расселен, окон нет. Поднялся на свой этаж, ключ ведь даже хранил, а не понадобился ключ-то, двери выбиты давно. Пианино в моей комнате представляешь ведь, так и осталось! Ну, развалилось, конечно… Книги кучей на полу, я забрал одну, вот, «Чук и Гек».

Мужик полез за пазуху и вытащил выцветшую, с покоробившейся обложкой книжку.

- И вот прямо за душу взяло, веришь… Ключ я там в квартире и оставил. И вот понимаю умом-то, что правильно я уехал, дети мои в нормальном климате выросли, не в этой мерзлой пустой тундре, а на море, среди зелени и чистого воздуха, без чадящих труб с шахты. А все равно... Не все, видать, умом-то можно объяснить. Да. Извините. Простите, прощайте.

Мужик, так и не представившись, пожал ему руку, вытер влагу с глаз и полез по сугробам. И Илье вдруг стало легко и как будто все понятно – наверное, если посмотреть глазами жены, да любыми глазами! – он творит полную ерунду, рискуя жизнью, цепляясь за ничтожный шанс найти своего сидевшего брата-алкоголика. Наверное. Но это было точно правильным и единственно верным решением. Потому что не все можно объяснить умом.

Воркута, как пробный камень, испытывала, давила, пыталась сломать. И в этом рождалась какая-то особая истина, особенная сила.

Когда Илья подъехал на такси к Надькиному дому, то не сразу понял, что в ней изменилось – она стала как-то ярче, привлекательней. Потом до него дошло, что она подвела свой единственный здоровый глаз и даже накрасила губы. Илья улыбнулся в сторону, но от этого ему стало теплее на душе.

Он прошерстил группы по Дупликации – вход на второй уровень находился в самом обычном работающем детском саду. Надька с Ильей свободно прошли на детсадовский дворик, отыскали дверцу какой-то подсобки в цоколе. Ключ вставлялся не в скважину, а в дырку на створке.

Хотя в сетевых обрывках, в том, что он успел захватить из чатов и закрытых групп, было достаточно подробное описание второго уровня, увиденное все равно нехорошо поразило Илью. Перед ним и Надей открылось хмурой серости нависшее, разбухшее небо и пожухлый желтый луг, по которому змеилась дорожка из деревянных плашек. В спутанной траве - россыпь мусора из вкраплений бычков, битых бутылок и мятых стаканчиков вперемешку с собачьим дерьмом. Вдалеке виднелось колесо обозрения и тонкие силуэты каких-то каруселей, и именно в том направлении вели указатели-стрелки, расставленные вдоль тропинки.

- Не сходить с дорожки, - пробормотала Надя и ступила на соломенного цвета деревянное полотно.

Илья шагал по деревяшкам, и в голове все пыталось всплыть какое-то смутное воспоминание, которое он все не мог ухватить за кончик. «И грянул гром», Рей Бредбери», - вдруг осенило его.

- Помнишь, тот рассказ у Бредбери, где героям нельзя было сходить с тропинки?

- Ага, - рассеянно ответила Надька, крутя во все стороны головой. – Они все-таки сошли, наступили на бабочку и весь мир полетел к чертям. Ну, в нашем случае мир мы не прикончим, а просто сдохнем сами.

- Даже не знаю, радоваться этому или нет, - усмехнулся Илья.

На их пути встала детская площадка – железные, с давно сошедшей краской, качельки, песочница с игрушечными ветряками в виде ромашек из пластиковых тарелок, крошечный домик на курьих ножках. Последний указатель торчал прямо у входа в выцветшую пластиковую трубу длиной всего около пяти метров. Просто еще один аттракцион для малышей, короткий пластиковый рукав, делающий один поворот вправо.

- А обойти эту срань нельзя? – спросила Надька. – Я боюсь закрытых пространств… У меня эта… Клаустрофобия.

- В группах по 2-му уровню писали, что нельзя, - покачал головой Илья. – И дорожка прерывается около входа, видишь…

- Вижу, - вздохнула Надька. – Ну, полезли.

- Подожди, - взял ее за рукав Илья. – Помнишь, что писали про эту трубу? Что бы ты там ни услышала – ползи медленно вперед. Только медленно и только вперед, поняла?

- Я помню, - кивнула Надька.

Илья нагнулся и забрался в трубу на четвереньках первым, за ним, кряхтя и сопя, полезла Надька. Тонкий пластик пропускал немного света, чему Илья был очень рад - ведь Дупликация не пропускала никакие механизмы, и фонарика им не видать как своих ушей. Он пополз по скользкому пластику и только через минуту понял, что не видит выхода. Там всего пять метров, они должны были уже достичь противоположного конца, тем более тот изгиб они уже миновали. Надька сзади спросила:

- Там свет в конце туннеля видно? Что-то долго ползем.

- Пока нет.

Илья увидел поворот налево и чертыхнулся. Сраная дупликация, опять какие-то фокусы! Надька молчала, ширкая коленями и ладонями по пластику. Труба виляла то вправо, то влево под разными углами, но конца так и не было видно. Сзади что-то зашуршало, и Илья остановился, вытер холодный пот со лба и прислушался. Сзади в голени ткнулись Надькины руки:

- Ты чего?

- Тссс… Слушай.

К ним приближался шлепающий звук, как будто по трубе кто-то продвигался на одних ладонях. Надька пискнула, толкнула Илью в задницу и прошептала:

- Блин, давай быстрее!

- Да нельзя быстрее!

Он снова пополз вперед, но шлепки стали явственнее и ближе. Илья полз, тяжело дыша и еле удерживаясь от того, чтобы оглянуться, шлепки не отставали, и ему казалось, что нечто почти касается его кроссовок. Ладони выбивали тошный звук по пластику, и он со страхом понял, что ладоней стало больше – гораздо больше двух, как будто десяток человек одновременно стучали по трубе. Надька снова ударила его по ногам, закричала:

- Да давай же быстрее, придурок! Пусти меня вперед!

Она в полной панике толкала его, лезла то сбоку, то пыталась пробраться сверху. Илья прошептал:

- Надя, успокойся! Они ничего нам не сделают, если мы продолжим ползти в таком же темпе! Только не оглядывайся! Это все невзаправду, это морок, они нас пугают!

Ему самому хотелось рвануть вперед, насколько это было возможно на четвереньках, но Илья сделал над собой усилие, унимая панику, замедлился. Шлепанье ладоней тоже замедлилось, но сзади послышалось тяжелое дыхание и возня.

- Мама… - вдруг раздалось сзади.

Ясный девичий голос. Такой ясный, словно она была тут с ними, в трубе. А может, и была?

- Мамочка, ты пришла ко мне? Пришла за мной?

- Катя… - охнула Надька.

- Не слушай ее! Это не твоя дочь!

- Катя, где ты? Я не вижу…

Он снова услышал шлепанье ладоней, которое отдалялось от него.

- Надя! – отчаянно крикнул Илья, но никто ему не ответил, и все звуки в трубе стихли. Он слышал только грохот своего сердца и шум крови в ушах. – Черт, Надя! Надя!

Он продолжал ее звать, хотя уже понимал – поздно. Илья почувствовал, как горячая влага выступила на глаза, как расплылся пластиковый пол. И все-таки он полз, глотал слезы и старался выдерживать темп.