Русская война. 1854 (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич - Страница 20

Неизвестное для меня из будущего имя, но вот местные им довольны. При нем и отдельные отделения для женщин были созданы. А еще для сифилитиков, чесоточных, глазных больных и, что меня особенно заинтересовало, аптека с лабораторией. Сразу появилась идея об антибиотиках, вот только…

Сначала бы вспомнить хоть что-то, а лучше попробовать воссоздать опыты Флеминга. Там ведь ничего сложного: несколько видов плесени, колония какой-нибудь заразы. В теории хватит яблока, куска хлеба и пары дней наблюдений. Или лучше не терять время и по примеру Зинаиды Ермольевой, создательницы антибиотиков в СССР, обратиться к плесени из мокрых подвалов? Тут этого добра точно достаточно.

— Григорий Дмитриевич, рад вас видеть, — из размышлений меня вывел знакомый голос.

— Степан Георгиевич, — я радостно улыбнулся бородатому казаку, быстро оглядывая его палату.

К счастью, даже с учетом нагрузки после сражения на Альме наши медицинские службы пока справлялись с потоком раненых. И сам Степан, и лежащие на соседних койках другие пациенты выглядели чистыми, их повязки свежими. Смущало только то, что инфекционных больных никто не отделял от обычных, да и духота тут стояла.

— Я открою окно, — не теряя времени, я подошел к ближайшей раме, отогнул фиксирующий ее гвоздь, а потом распахнул, пуская внутрь воздух.

— Хорошо-то как! — потянул молодой парень с характерной светлой полоской на верхней части лба. Значит, моряк.

— Холодно! — возмутился мужчина лет шестидесяти с одутловатым лицом и носом картошкой. — Закрой, а то продует. А нам болеть вдобавок к ранам совсем ни к чему.

— Раз в пару часов нужно проветривать. Без свежего воздуха в тепле тем же самым бактериям просто раздолье размножаться самим и множить ваши болезни. Или вы Левенгука не читали? — обращение к авторитетам сработало, и мужчина растерянно замолчал.

Или не ожидал, что я буду в принципе возражать? Судя по тому, как побледнел Степан, кажется, я опять не учел чьего-то титула. Взгляд заметался в поисках мундира, чтобы определиться с тем, кого я встретил, но верхней одежды в палате не было.

— Представьтесь, — мужчина нахмурил брови, грозно пошевелив переходящими в бороду усами.

— Штабс-капитан Щербачев Григорий Дмитриевич, — я по привычке тела вытянулся. — Командую ротой в новом сводном отряде из моряков и владимирцев.

Когда я начал говорить, усач сначала еще больше помрачнел, но потом неожиданно расслабился.

— Говоришь, владимирцы? — он смерил меня взглядом. — Спасибо, что присмотрел за моими орлами. Говорят, вы хорошо себя показали, не меньше двухсот англичан покрошили. А я Онуфрий Александрович Квицинский.

Генерал-лейтенант… Продолжил я за него. Третий чин в табели о рангах, это очень и очень круто. А я с ним хоть и на «вы», но опять без «превосходительства», еще и Левенгуком тыкал. И что за бардак тут творится? Таких людей, да в общей палате держат! Или это из-за того, что расширение госпиталя еще не довели до конца?

— Врут, собаки, ваше превосходительство, — я так растерялся, что начал болтать все, что придет в голову. — Не меньше пятисот положили, и это только в последней атаке. Вместе, думаю, и на тысячу потянет.

Генерал долго смотрел на меня, а потом раскатисто захохотал. Недолго, через мгновение остановился, видимо, еще раны сказывались, но обижаться на меня точно никто не собирался.

— Дерзкий ты, — продолжил он уже спокойно. — Я, когда начинал подпоручиком в десятом, таким же был. Присмотри за моими, пока я поправляюсь.

— Есть присмотреть! — бойко ответил я, а потом добавил уже нормальным голосом. — Только вы все же проветривайте, ваше превосходительство. Пока окно открыто, все лежите под одеялами, чтобы действительно не продуло, а потом уже как хотите.

Генерал махнул рукой, то ли соглашаясь, то ли просто отказываясь спорить. Ну, а я взял слово со Степана, что он присмотрит за окнами. Потом бородатый казак рассказывал о том, как проходит лечение. Как выяснилось, медицинская служба в империи была поставлена неплохо. Пока еще не все доделали, но госпиталь в итоге должен был выйти на пятый класс по оборудованию. Тысяча восемьсот коек, запасное вещевое имущество на полторы тысячи человек и перевязочный материал еще на шесть тысяч. Очень внушительно, но все равно недостаточно, учитывая, какие нас ждут бои уже в ближайшем будущем.

Потом пришла моя очередь рассказывать, и я выдал со всеми деталями про Альму и захват обоза. Для Квицинского, прислушивающегося к разговору, выделил владимирцев. Хотя те и так молодцы, не надо было ничего приукрашивать. Мой рассказ неплохо скрасил будни двух десятков раненых, лежащих в палате, и к концу истории они почти в полном составе подобрались к нам поближе. Те, кто мог самостоятельно передвигаться.

— А кто входил в ваш отряд из матросов? — спросил тот самый парень, чью принадлежность к флоту я уже угадал.

— Абордажные команды с бригов «Эней» и «Ясон».

— Значит, и Лесовский там был. Мы вместе выпускались, вместе стали мичманами, — пояснил парень.

— Кстати, он уже лейтенант, — задал я для молодого офицера новую цель. Пусть будет ради чего выбираться из госпиталя. — Получил за эвакуацию раненых.

— А правда, что вы за один раз сотню ракет потратили? — спросил еще один мужчина. Этот был взрослее, у кровати лежала стопка исписанных листов, и я почему-то сразу решил, что передо мной артиллерист.

— Ракета — это всего лишь оружие, — ответил я. — Моей задачей было сохранить бойцов, чтобы было кому сейчас защищать город. Заодно опробовали в деле одну из новых стратегий, придуманных в столице. Использовать ракеты не как неточную замену артиллерии, а как переносные пушки поддержки пехоты.

— А вы чем-то похожи на Бонапарта, — неожиданно выдал артиллерист. — Тот тоже в свое время изменил поле боя, показав, как можно переворачивать исход сражений. Вытащил пушки из тыла, поставив их на передней линии и до последнего расстреливая атакующие колонны. Ваша идея с ракетами чем-то похожа, не находите?

Уже второй раз мои идеи берут и легко встраивают в систему уже известных открытий. До этого Меншиков огорошил меня с цивилизациями, теперь обычный артиллерист ставит на одну линию меня и Наполеона. Лестно, но неуютно… Издержки образованного общества.

— Что-то есть, — не стал спорить я. — Однако мое решение в условиях текущей войны просто напрашивается. Как увеличение дальности картечного выстрела или использование укрытий в условиях, когда враг стреляет дальше тебя. А вот ваши слова про пушки на передней линии… Тогда, в начале века, это была еще одна революция, только на поле боя. Сейчас же, мне кажется, тактика Наполеона уже устарела.

— Что вы имеете в виду? — Квицинский долго держался в стороне от разговора, но в итоге все же не выдержал.

Наверно, где-то в другом месте генерал никогда бы не стал слушать штабс-капитана. Но здесь, в госпитале, скука способна еще и не на такие чудеса.

— Два момента, — я начал загибать пальцы. — Первый касается гладкоствольных пушек и снарядов с картечью. Сейчас сложилась удивительная ситуация, когда дальность выстрела из штуцера сравнялась с дальностью выстрела из пушки. Это настолько же невероятно, насколько быстро и будет исправлено. Но пока это так, ставить орудия на первой линии без укрытий для обслуги — это, считай, подарок врагу. Второй момент касается нарезного оружия. Оно стреляет дальше и точнее. Настолько, что позволяет фактически повторить недавно совершенный выстрел и попасть в ту же самую цель.

— И зачем же попадать в ту же самую цель? — артиллерист слушал меня, хмурился, но в целом не возражал.

— В ту же самую — нет смысла. Но представим ситуацию, что недалеко от врага есть наш наводчик, который по протянутой на пару километров линии телеграфа передает информацию на батарею. Та вносит корректировки с учетом прошлых выстрелов и подбирается все ближе и ближе к вражеской позиции. Пока не поразит ее.

— И зачем нам телеграф и этот корректировщик, если я и сам смогу все это сделать? — артиллерист усмехнулся.