Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней - Лейбин Валерий Моисеевич - Страница 17

Я понимаю, что он нуждается в утешении и поэтому прибегаю к этому средству, насколько могу и насколько справляюсь сама с собой.

Мне так хочется заслонить его от возможных неприятностей, приглушить те страдания, которые выпали на его долю после того, как он влюбился в меня.

Но что я могу еще сделать?

Отдать ему всю себя, не требуя от него взамен ничего? Пожалеть его, как мать жалеет маленького ребенка и, прижав к груди, уложить спать, запечатлев на его лбу большого младенца материнский поцелуй? Уехать из Цюриха, чтобы больше никогда не нарушать его семейный покой?

Увы! Устроит ли его самого любое из этих лекарств? Скорее, все эти рецепты могут дать ему лишь временную отсрочку, еще глубже загнать сокровенные чувства и переживания в глубины бессознательного.

Что касается меня, то подобные средства лечения любимого психопата станут не чем иным, как бегством от собственно любви и, следовательно, от самой жизни. Конечно, во благо страждущего, являющегося, помимо всего прочего, источником моих собственных страданий, можно попробовать убежать от него самого.

Но разве убежишь от самой себя? Да и куда бежать? Снова в болезнь?

Профессор Фрейд отмечал, что невротики спасаются бегством в болезнь, как в давние времена некоторые люди спасались от скверны бытия, уходя в монастырь.

Незавидная перспектива. Так хочу ли я подобного исхода?

Болезнь можно излечить только любовью. Я полностью согласна с профессором Фрейдом, который говорил о психоанализе как о лечении любовью.

Где же я узнала об этом лекарстве?

После того как доктор Юнг неоднократно говорил мне о своем восхищении Фрейдом и о пользе психоанализа как эффективного метода лечения психических заболеваний, который он впервые использовал на мне, его пациентке в Бургхольцли, я начала интересоваться психоаналитическими идеями. Мне удалось прочитать несколько работ профессора Фрейда, в том числе и его книгу «Бред и сны в „Градиве“ В. Иенсена», вышедшую в 1907 году.

В этой книге разбиралась повесть В. Иенсена «Градива», опубликованная немецким писателем в 1903 году. Речь шла о психоаналитической интерпретации «фантастического происшествия в Помпее», как назвал В. Иенсен то, что нашло отражение в его художественном произведении.

По мнению профессора Фрейда, в «Градиве» содержались те представления о работе бессознательного в психике человека, которые были сформулированы им на основе терапевтической деятельности с пациентами, страдающими психическими расстройствами. Но главное, на что обратил внимание Фрейд, так это на феномен любви, способный принести больному выздоровление.

В повести В. Иенсена молодая девушка своей любовью исцелила архитектора от навязчивой бредовой идеи. Она воплотила в себе представление об идеальной психоаналитической терапии, способствующей устранению психического заболевания путем осознания вытесненного бессознательного и возрождения ранее подавленного чувства любви.

Профессор Фрейд прокомментировал подобное лечение следующим образом:

«При возврате любви, если мы объединяем словом „любовь“ все многообразные компоненты сексуального влечения, происходит выздоровление, и этот возврат необходим, ибо симптомы, из-за которых было предпринято лечение, – не что иное, как остаток более ранней борьбы за вытеснение или возвращение, и они могут быть уничтожены или смыты только новым приливом тех же страстей. Любое психоаналитическое лечение – это попытка освободить вытесненную любовь, которая нашла жалкий выход в симптоме».

Какое удовольствие я получила от знакомства с этой работой! Ведь именно из нее я почерпнула представление о психоанализе как лечении любовью, о чем ранее не имела ни малейшего представления.

Мне всегда казалось, что любовь не имеет никакого отношения к медицине. Когда я слышала, что у человека разрывается сердце от любви и что от неразделенной любви у него болит душа, то я воспринимала подобные высказывания в качестве метафоры.

Не имея личного опыта всепоглощающей любви к мужчине, я воспринимала любовь как нечто желанное, способствующее развертыванию жизненных сил и доставляющее человеку исключительно радость. Только потом, когда я действительно влюбилась, причем меня угораздило влюбиться в женатого мужчину, я на себе прочувствовала все те страдания и муки, которые может приносить человеку любовь.

Но я никак не предполагала, что любовь можно использовать в качестве средства исцеления. То есть мне было понятно, что любовь окрыляет человека. Недаром говорят о крылатом Эросе и даже о крылатом фаллосе. Однако то, что любовь может быть средством исцеления от невроза или психоза, было потрясающим открытием для меня.

Теперь я знаю, каким образом могу излечить моего Юнгу. Я должна отдать ему всю свою любовь, чего бы мне это ни стоило. Если он излечил меня методом психоанализа, окружив своим вниманием, заботой и, надо прямо сказать, своей запрятанной в глубины психики любовью, в которой он сам себе не хочет признаться, то и я отблагодарю его тем же самым.

Слов о моей любви к нему недостаточно. Поэтизированные отношения, сложившиеся между нами в последнее время, лишь распаляют наши взаимные чувства, которые приходится сдерживать с большим трудом. Необходима действенность любви с моей стороны по отношению к нему.

Действенность. Надо же! Почти как девственность. Вот что значит русский язык! По-немецки невозможно услышать сходство в звучании этих слов.

Сказать Юнгу об этом или нет? Его наверняка привлекает моя девственность. Но как он отреагирует на действенность моей любви к нему, если боится того, что без «джентльменского соглашения» пострадает его репутация, а вместе с ней и его любимая работа.

Исцеление любовью. Пожалуй, это единственный выход в нашей запутанной ситуации.

Отдаться всем существом своим бурному водовороту жизни и быть счастливой, пока светит солнце? И будь что будет, даже если наступят черные дни разлуки!

В последнем случае можно будет переложить свое чувство на ребенка и на научную деятельность, которую я люблю не меньше Юнга.

Знаю, что современная молодежь, особенно студенты медицинского факультета, смотрят на подобные вещи более просто. Не исключено, что, лишившись девственности в объятиях женатого мужчины, я смогу полюбить кого-нибудь другого второй раз и вступить с ним в законный брак.

О последних соображениях я написала своей маме. Правда, я не стала пугать ее рассуждениями о психоанализе как лечении любовью. Написала лишь о том, что готова отдаться превратностям жизни и обрести счастье хотя бы сейчас.

При этом я успокоила маму, сообщив ей о том, что мы с Юнгом стоим пока на той ступени поэзии, которая не опасна. И, чтобы совсем ее успокоить, в своем письме я добавила, что намерена стоять на этой ступени до тех пор, пока не стану доктором, если, разумеется, обстоятельства не изменятся.

Кроме того, я написала ей, что не могу чувствовать себя счастливой без материнского благословения, без ее одобрения моего образа действий. Мне было крайне важно, чтобы она могла радоваться тому, что мне хорошо.

Я понимала, что моя мама может задать мне вопрос: а что будет потом, если я решусь на полное проявление своей любви к Юнгу, в то время как он не захочет разводиться со своей женой? И я написала ей, что «пути Господни неисповедимы» и мы не можем знать того, что будет потом и где счастье ждет нас.

Бедная, бедная мама!

Что она подумала о своей так запутавшейся, но все же жаждущей счастья дочери, когда прочла это письмо?

Мама, милая мама!

Не суди меня строго и прости! Мне так необходимо твое благословение!

– Мама! Так хочется пить! Просто сил нет.

Сабина встрепенулась. Голос младшей дочери вырвал ее из плена воспоминаний. Ева осторожно дергала маму за руку, пытаясь привлечь к себе ее внимание. Лицо дочери выражало страдание, и сердце Сабины забилось, словно птица в клетке, которая ничего не может сделать, чтобы облегчить участь своего птенца.

Конечно, Ева уже вполне сформировавшаяся маленькая женщина, способная не только терпеть лишения, но и в случае необходимости оказывать помощь своей матери. Но для Сабины младшая дочь всегда оставалась ребенком.