Майя. Игрушка Шейха - Кальби Иман - Страница 3

Я слушала его, затаив дыхание. Обреченно и в то же время зачарованно. Он учил и рассказывал. Потом это станет одним из его любимейших увлечений. Шейху Тамеру было важно не только делиться со мной знаниями. Он воспитывал меня, давал мне наглядные уроки. А потом жестко спрашивал, если я усваивала этот урок плохо.

Сегодня я получала свой первый урок. Сейчас, посреди этой прекрасной и жестокой пустыни он без слов говорил мне «смирись или умри». Потому что пустыня была его главным союзником. Она бы убила меня по одной его прихоти. Чтобы здесь выжить, я должна была беспрекословно ему подчиняться…

–Мы еще вернемся в пустыню, сладкая. Ты никогда не видела таких звезд, какие откроются твоему взору здесь среди ночи. Поедем домой. У меня еще много дел на сегодня.

Рука направила меня обратно к машине.

После этой вылазки наружу, так глубоко потрясшей меня эстетически и так сильно деморализовавшей внутри, я еще сильнее замкнулась в себе, думая о том, как так получилось, что один неверный взгляд, одна роковая встреча могли так сильно перевернуть мою жизнь.

Случай- скажут бесстрастные наблюдатели. Возможность- скажут предприимчивые глупцы. Рок- произнесут пессимисты. Мактуб (араб. – предначертано)– прошепчут пески пустыни, веками меняющие хребты дюн.

Двумя днями ранее

Сердце клокочет в груди, как бешеное. Упорно проталкиваюсь через толпы таких же утренних статистов метро, как и я сама–  сонных и недовольных жизнью, вечно спешащих, но все равно не успевающих на работу, вечно пытающихся уйти от тривиальной реальности шумных вагонов, чужих запахов и серости бытия в свои планшеты, электронные книги и наушники.

– Девушка, осторожнее! –  доносится справа, раздраженный голос женщины с птозным лицом в немодной тяжелой шубе из каракульчи.

– Простите, опаздываю, –  буркаю в ответ, прорываясь к двери из середины забитого вагона.

– Здесь все опаздывают! –  доносится нервное гарканье второго голоса, уже мужского.

Негатив момента остается позади, когда двери за мной захлопываются и я решительно направляюсь к эскалатору и тут же начинаю смелое восхождение по его движущемуся полотну, обходя тех, кто предпочитает ехать. Я не могу опоздать! Просто не могу себе этого позволить!

Уже на улице, окунаясь в промозглость раннего утра, выхватив время на циферблате на станции, еще больше прибавляю скорость. Закрываю глаза на то, как жутко заляпываются мои новые замшевые сапоги в подтаявшей слякоти от реагента, несусь к заветной башне Москва– Сити! Господи, лишь бы не опоздать и не провалить первое такое важное задание в жизни!

Да, именно задание! Это даже не работа! Это намного больше для меня. Что– то по– настоящему важное, даже рубежное! Подумать только–  третий год упорной учебы на арабском направлении Института восточных языков. Бессонные ночи в попытках освоить второй по сложности в мире после китайского язык, из– за которого я в буквальном смысле заново училась держать ручку–  справа налево–  и перестраивать сознание, ведь этот языка сродни математике–  и я наконец– то впервые встречусь с настоящими арабами! Впервые смогу поговорить с носителями языка!

Какие они, интересно? Разве есть в мире еще народ, обросший таким количеством стереотипов и тайн? Безрассудные богачи, жгучие красавцы, страстные любовники, жестокие тираны–  я всегда закатывала глаза, когда слышала эти клишированные байки от тех, кто недоуменно косился на меня, всякий раз заслышав, что я изучаю арабский язык.

«Ты? Девочка– блондинка? Зачем? Разве для женщин в том мире есть какое– либо место кроме гаремов?»

Ну, какие гаремы в двадцать первом веке? В ответ я бесилась и тыкала лицом в яркие фотографии эффектных эмансипированных арабок региона. Известные певицы, вроде Хайф Вехбе, знаменитые архитекторы, какой была Заха Хадид, яркая красавица– королева Рания или катарская шейха Моза… Богатые и не очень, с титулами и без–  они уже давно перешагнули за пределы мифов о забитых черных тенях среди мужского шовинизма… Это как стереотипы про русских–  типа, мы все либо проститутки, либо пьяницы, либо бандиты. Обязательно спим в обнимку с медведями и в свободное время маршируем по Красной площади в военной форме. Скучно…

Мой арабский мир был прекрасным и ярким. В моем воображении он складывался в мозаику из шедевров величайших памятников архитектуры наследия Аббасидов и Омейядов, Кордовского и Андалусского эмиратов. Это центр зарождения наук–  астрология, медицина, география и геология… Это удивительно богатая музыка, тысячи вдохновленных Востоком как родиной современной цивилизации писателей и поэтов из числа ориенталистов… Эти земли манили меня, как и их, но возможности поехать и воочию увидеть этот мир сказок и грез пока не было. Языковая практика в институте с выездом за рубеж предполагалась только после окончания третьего курса, а смотаться просто отдохнуть, хотя бы в египетскую Хургаду, как это делали многие мои однокурсники, попросту не было материальной возможности.

Мы жили вдвоем с матерью. Отец ушел от нас совсем недавно, сказав, что начнет помогать лишь тогда, когда сам «встанет на ноги в новой жизни». Его формат «встать на ноги» предполагал ремонт в квартире новой жены, оплата платной школы ее сыну, регулярные поездки на отдых и шоппинг. На меня, понятное дело, финансов хватало от силы раз в три – четыре месяца маленькими огрызками. Маме спустя почти что двадцатилетний перерыв пришлось выйти на работу, благо, что удалось восстановить квалификацию по основной специальности. И все равно, её работы бухгалтером на кондитерской фабрике хватало только на то, чтобы сводить концы с концами. Жизнь в столице и даже около неё не из дешевых. Мы жили в подмосковном городке в обычной бетонной многоэтажке, каждый день ездили в Москву на маршрутке. Благо, что у меня как у прилежной ученицы еще была и небольшая стипендия, плюс бесплатный проезд: автобус– троллейбус– трамвай… Это хоть немного помогало нам держаться на плаву.

Подошла к помпезному стеклянному боковому входу к небоскребу, от которого тут же повеяло роскошью и высокомерием. И ведь правда, в таких местах высокомерие словно бы часть интерьерного кода… а ведь это даже не центральный вестибюль, через который заходят гости, а для персонала… Перевела дух, сглатывая напряженность. Посмотрела с глубоким сожалением на свои безнадежно испорченные реагентом сапоги и зашла внутрь…

– Ермолаева, опаздываешь! –  раздался рядом знакомый крик заведующей кафедры, –  ты хоть понимаешь, что вам всем через десять минут нужно быть на центральном лобби и встречать делегации?!

– Простите, пожалуйста! –  взмолилась я искренне.

Вообще, в моей манере не было опаздывать. Просто сегодня случилась та самая чудовищная случайность, когда будильник не сработал. Ну бывает же по какой– то причине осечка хотя бы раз в жизни. Оправдываться не стала. Это глупо и нелепо.

– Бегом –  вешать свое барахло! Белую сорочку нацепила? –  спрашивает она, критически оглядывая меня и останавливаясь взглядом на уродливых сапогах.

– Как просили, белый верх, черный низ, –  стеснительно поправляю юбку карандаш ниже колен на ладонь. Не мой стиль одежды. Вроде бы все скромно, по– офисному, а ощущения неуютные… Мне бы мою привычную широкую толстовку с джинсами…

– Ладно, –  говорит она чуть спокойнее, –  не забудь взять у Ирины Коршуновой бедж и сделай что– то со своими сапогами уже! Стыдоба! Вообще– то люди в такую погоду сменку с собой берут, если не могут по улицам аккуратно ходить!

Заведующая кафедрой умела окатить ушатом презрения, когда нужно. За спиной мы называли ее Круелла в честь знаменитой злодейки из детского мультика –  за любовь к широким шубам, старомодную прическу– начес, привычку курить на крыльце института в перерывах между парами тонкие сигареты на мундштуке. Жена высокопоставленного дипломата на пенсии, она все еще жила воспоминаниями о командировках мужа с пафосными светскими раутами и педантичностью протокольных заморочек в виде длины юбки и цвета лака ногтей.