Остров душ - Пуликси Пьерджорджо - Страница 19

– Маршал Кантарутти умер около десяти лет назад. В то время он был только что назначен командиром, – продолжал Баррали. – С самого начала он отмахивался от всего этого, считая дело спором пастухов из-за женщины или из-за земельного надела. Девушку нашли в храме; ее тело было покрыто нестриженой овечьей шерстью, на спине были разрезы, изображающие пинтадеру, и маска, очень похожая на sa carazza ‘e boe карнавала Оттаны. Больше на ней ничего не было, ее руки были связаны проволокой за спиной. Она лежала ничком, как будто молилась. Сразу за храмом мы обнаружили следы пожара или каких-то пожаров. Земля почернела и все еще пахла пеплом.

– Что такое пинтадера? – спросила Ева.

– Археологи и антропологи считают, что это круглый терракотовый штамп, с помощью которого украшали еще сырой хлеб; короче говоря, своего рода клеймо. Им отпечатывался орнамент, преимущественно радиальный или спиральный. Пинтадеры тоже относятся к эпохе бронзы.

Баррали взял ручку и что-то нарисовал на салфетке, потом показал это женщинам.

– Вот, пожалуйста. Тот, что был на жертве, немного отличался от самых распространенных. Размер больше, форма радиальная. Спустя годы это навело меня на мысль, что оно представляло собой sa Arroda de Tempu, Колесо времени, что-то вроде нурагического лунного календаря, возможно, вдохновленного культом богини-матери. По мнению некоторых ученых, это своего рода магический лунный аналог кельтского календаря.

Ева, кивнув, спросила:

– Что об этом сказали карабинеры?

Баррали улыбнулся:

– Что убийца или убийцы, предположительно пастухи, заклеймили жертву. Такая же пинтадера, как и на спине девушки, была и в центре маски: там, где участники карнавала помещают солярную розетку, у жертвы был именно этот солярный или лунный знак. Зооморфная, а именно бычья маска из грушевого дерева была выполнена искусным мастером.

– Ты пытался переубедить их? – спросила Мара.

– Нет, не пытался. Они никогда раньше не видели эту маску и ничего не знали о традициях и культуре этих мест. Просто торопились поскорее закрыть дело, найдя первого попавшегося подозреваемого. И потом, вы должны понимать, что меня не очень-то принимали во внимание. Меня послали туда только как языкового посредника, и со мной обращались как с рабом. – Он остановился и рассмеялся про себя. – Извините, но мне пришла в голову фраза, которую я прочитал в книге о Бустьяну Сатте, великом поэте и юристе из Нуоро. Он говорил, что Сардиния – колония Рима. Здесь, в те дни, я чувствовал себя рабом sos carabineris, к которым обращался на «вы».

– Свидетели? – спросила Ева.

– Абсолютно ничего, – ответил Баррали. – Никто ничего не видел и не слышал в sa die de sos mortos.

– А судьи? – спросила Раис.

– Аппарат судей Нуоро в то время был парализован, потому что многие судьи с континента взяли отпуск по болезни, опасаясь за свою жизнь. Все потому, что какие-то бандиты напали на них с угрозами. Атмосфера была напряженная… Многим прокурорам – и прокурор Нуоро не был исключением – приходилось заниматься обработкой тысяч дел. В следственных отделах иногда даже нам, полицейским, было трудно найти кого-нибудь, с кем можно было бы решить что-то по следствию…

– Ну, не то чтобы что-то сильно изменилось с тех пор, – прокомментировала Раис. – И я говорю не только о Нуоро.

– Ага. Это были тяжелые времена, в том числе из-за терроризма – много людей похищали. Судья, который первоначально заведовал расследованием, считал, что девушку похитили, а семья не хотела или не могла платить выкуп, поэтому похитители убили ее таким варварским способом, чтобы послать сообщение.

– Почему ты сказал «первоначально»? – спросила Ева.

– Потому что через неделю доктор Джуттари добился перевода в Милан, в свой город. Через три месяца «Красные бригады»[69] убили его…

– Черт подери… Его заменили?

– Не сразу. Пару недель на его место никого не присылали. Карабинеры продолжали действовать самостоятельно. Расследование велось cuda manera…

– Это что значит? – спросила Ева.

– Наспех, – перевела Раис. – Продолжай, Морено.

– Я провел большую часть допросов. Но местные жители не хотели со мной говорить. Все они были хорошими людьми, но ты должна понять, Кроче, что любой, кто носил форму, сардинскую или нет, в Барбадже не пользовался уважением. Омерта[70]. И со мной никто даже не хотел разговаривать. Тем более учитывая мой возраст – у меня не было никакого влияния.

– Но настоящая загадка заключалась в другом, верно? – сказала Кроче. Мужчина серьезно кивнул.

– Да. Личность потерпевшей. Не было никакой возможности узнать, кто она. Никто не приходил ее искать, никто не заявлял о ее пропаже, и никто в деревне или в соседних деревнях не узнал ее.

– Как такое возможно? – спросила Ева. – Сколько жителей было в Оруне?

– Меньше пяти тысяч.

– И никто из них никогда не видел девушку? Как это?

– Не знаю. Я задавал себе этот вопрос сорок один год и до сих пор не нашел правдоподобного ответа. Могу заверить вас, что мы обошли всех жителей, показывая фото девушки. Ничего. Журналист из Нуоро написал материал и по нашей просьбе составил обращение с фотографиями девушки. Никто не откликнулся.

– Bellu casinu[71]… – прокомментировала Раис.

– Это точно. Прежде всего на чиновничьем и административном уровне… Статья не возымела должного эффекта – наоборот, плохо отразилась на Кантарутти, ему начал дышать в затылок начальник провинции Нуоро. На него надавили, чтобы он закрыл дело и не выглядел дураком, над которым насмехается кучка пастухов.

– Мне почти жаль этого бедолагу, – сказала Мара.

– Не стоит. Маршал был unu fizz’e bagae[72]: он устроил облаву на пастухов и фермеров и представил десяток подозреваемых без малейших доказательств. Выбирал самые уродливые лица, по которым якобы тюрьма плачет: такова была его следственная тактика.

– Но это превышение полномочий…

– Обычная история для этих мест, Кроче, – сказала Раис. – Верно?

– К сожалению, да, – признал Баррали. – Прогресс, экономический бум и революции шестидесятых остановились на склонах Дженнардженту. При всем уважении к нашему краю, время в этих местах как будто не двигалось, а остановилось навсегда.

– И?..

– Десять человек в тюрьме, жертва, имя которой никому не известно, никаких свидетелей, непонятная ритуальная схема и стратегия Кантарутти, заключающаяся в том, чтобы дождаться, когда один из этих десяти устанет мариноваться и настучит на кого-нибудь, чтобы он смог закрыть дело с чистосердечным признанием.

– А местные жители? – недоверчиво спросила Ева.

– Они вели себя как ни в чем не бывало, – сказал Морено. – Барбаджа – это остров на острове, Ева. Царство в себе со своими законами и правилами жизни, отличными от любого другого региона Сардинии. Люди, которые не любят вмешиваться в дела, которые их лично не касаются.

– Тогда… ты должен был отпустить их, верно? – спросила Ева, листая материалы дела.

– Да. И это еще одна загадка той неприятной истории… Через три недели после обнаружения тела казармы карабинеров, проводивших расследование, подверглись поджогу.

– Однако, – сказала Мара.

– На это претендовали некоторые формирования местных террористов, которые в то время проводили акции против нарастающей милитаризации Сардинии. Основными целями были казармы армии и карабинеров.

– И как отреагировал этот Кантарутти? – спросила миланка.

– Выпустил жителей Оруно из своих лап, ушел на больничный и сидел дома, пока его через несколько месяцев не перевели в его любимый Фриули. Он был убежден, что местные бандиты заставят его заплатить за аресты пастухов.

– Достойно похвалы, не так ли? – сказала Раис.