Остров душ - Пуликси Пьерджорджо - Страница 44

– Как она? – спросила инспектор.

Мужчина фыркнул:

– Ты как следует ее разукрасила. Она выздоровеет, но останутся шрамы… Не то чтобы она их не заслужила, но ты зашла слишком далеко, Ева. Мы никак не можем тебя прикрыть, было слишком много свидетелей.

– Я знаю. Это было сильнее меня.

Лоренцо на несколько секунд потерялся, наблюдая за игрой рыжих волос коллеги в электрическом свете: она была похожа на маленькую девочку, на лесного эльфа.

– Ты слишком рано вернулась к работе, – грустно сказал он. – Мы должны были остановить тебя.

– Если б я не вернулась к работе, то, наверное, уже выстрелила бы себе в голову, – сказала Ева.

– Не говори это даже в шутку, господи боже мой…

– Судья…

– В ярости, – перебил ее Джансанте. – Он боится, что твое вмешательство поставит дело под угрозу. Адвокаты защиты будут апеллировать к твоему поведению, чтобы похоронить обвинения против матери. Вполне вероятно, что при заключении сделки прокуратура будет стремиться к соглашению не подавать жалобу и не возбуждать гражданский иск о компенсации. Никаких денег в обмен на свободу.

– Ее место в тюрьме…

– Значит, ты должна была подумать, прежде чем кидаться на нее, – резко сказал мужчина.

– Она была того же возраста, что и Майя, – сказала Ева, как будто этот факт мог оправдать ее бурную реакцию.

– Я знаю… Вот почему мы не должны были привлекать тебя к расследованию, – ответил Джансанте. – В основном это наша вина.

Катя Джулиани, неполных восьми лет, пропала в северном пригороде Милана; мать, употребляющая наркотики более года, имеющая послужной список преступлений, связанных с проституцией, торговлей наркотиками и мелкими кражами, казалось, не хотела сотрудничать с полицейскими, как будто ей было плевать на дочь.

Ева вступила в игру из-за ее способности допрашивать подозреваемых и свидетелей, полученной во время ее работы в Центральной оперативной службе. Она надавила на женщину, заставив ее расколоться. Марлена, так звали наркоманку, призналась, что «сдала дочь в аренду» человеку, которого встретила возле леса Рогоредо, и тот щедро заплатил ей, что гарантировало неделю полнейшего кайфа. Через семь дней Марлена вышла из глубины беспамятства и вспомнила о дочери. Искала мужчину по парку: она с трудом могла вспомнить, как он выглядел. Полицейская машина остановила ее в явном волнении, и вот так всплыло исчезновение маленькой девочки.

После этого разоблачения Ева сумела сохранить хладнокровие и попыталась вытянуть из нее как можно больше подробностей, потому что теперь, когда известие об исчезновении достигло газет, телевизионных новостей и социальных сетей, счет шел на минуты: человек, который забрал девочку, видя активность СМИ, охваченный страхом быть пойманным за похищение, мог избавиться от Кати самым худшим из возможных способов. Такое уже случалось раньше.

Ева позволила себе полностью погрузиться в дело. Катя в ее глазах как-то заместила Майю, дочь; это была возможность, которую жизнь предлагала ей, чтобы искупить свою вину, чтобы спасти по крайней мере эту девочку.

Он должна была найти ее. И точка.

Вместе с коллегами из мобильного подразделения они запустили протокол новой системы оповещения о похищении детей и поручили своим коллегам проанализировать соцсети, которые часто посещают педофилы. Это была гонка на время.

Через несколько дней они опознали ублюдка благодаря изображениям, снятым системой видеонаблюдения в районе Рогоредо. Мужчина имел судимость: педофилия. Мобильное подразделение гудело. В коридорах полицейского управления стоял спертый воздух. Благодаря наводке они нашли его.

И никаких следов девочки.

Его отвезли в Центральное управление. Коллеги Евы, когда защитник начал входить в комнату для допросов со следователем и подзащитным, взяли адвоката под руку и велели идти погулять; когда тот пытался жаловаться, они шептали ему, что подставят его с ложными показаниями, наркотиками или детской порнографией, если он не уберется отсюда к черту. Адвокат немедленно почувствовал желание подышать свежим воздухом.

Ева знала свою работу. Через три часа мужчина плакал, стоя на коленях.

– Где? – спросила она, подавляя гнев, который заставлял ее голос и руки дрожать. Он признался ей. Он сказал бы что угодно, лишь бы избавиться от этого гнетущего груза и очистить совесть.

Через час они были в Парке делле Гроане, к северо-западу от Милана, с командой судебно-медицинских экспертов, которые копали в месте, указанном педофилом. Изморось, напомнившая ей о бесконечной ирландской осени, делала земляные работы еще более мрачными. Как раз вовремя – когда только что извлекли маленькое тело из-под земли соснового бора – прибыла мать ребенка в сопровождении своего адвоката.

– Я хочу ее увидеть! Я хочу увидеть свою малышку! – закричала она, подбежав в слезах навстречу полицейским.

За пределами ореола света, защищенная темнотой, Ева расстегнула кобуру, извлекла «Беретту» и, когда Марлена прошла менее чем в метре от нее, изо всей силы ударила ее, попав стволом в лицо. Женщина рухнула на землю. Со слезами на глазах Ева села на нее сверху и продолжала бить ее пистолетом, извергая на нее всю свою ненависть. Когда ее удалось оттащить, лицо наркоманки стало похоже на картину абстракциониста. Конец расследования.

– Думаешь, меня выгонят? – спросила она своего коллегу.

– Ну уж точно не дадут прибавки к жалованью…

Ему удалось добиться от нее улыбки. Лоренцо Джансанте смотрел на это лицо с тонкими чертами, испещренными черными линиями: текла обводка вокруг глаз, и он подумал: дело в дожде или в слезах Ирландки, как ее называли в команде?

– Да, скорее всего, тебя попытаются вышвырнуть, – ответил он.

Мужчина услышал приближающиеся шаги и обернулся. Большие шишки из управления двинулись в их сторону: взгляды палачей, позы убийц. Они выглядели как кучка головорезов из преступной группировки, переживающей кризис.

Лоренцо встал.

– Квестор идет. У него пена изо рта… Я попытаюсь перекинуться с ним парой слов, прежде чем тебя зарежут…

Ева Кроче продолжала смотреть прямо перед собой, рассматривая течение реки, как будто даже не услышала.

Пока он брел по мокрой земле, услышал, как Ева что-то сказала. Эти слова он не забудет до конца жизни.

– Только когда становишься матерью, понимаешь, насколько ты несовершенна как человек.

Лоренцо повернулся к ней:

– Что… Ева?

Та не ответила, блуждая взглядом по водной глади. Лоренцо покачал головой и подошел к начальству.

Тетя открыла дверь еще до того, как Бастьяну поднялся по лестнице. От его веса деревянные доски заскрипели, как будто вот-вот обвалятся. Из дедовой комнаты доносился блеклый свет свечи и гнилое зловоние старости и болезней.

– Как он? – тихо спросил Бастьяну у женщины.

Старуха лишь покачала головой, опустив глаза. Впервые за долгое время он увидел ту женщину под вуалью, которая, как и все остальные в семье, принесла себя в жертву и превратилась в тень, утратила свою личность и стала призраком раньше времени. Она готовила, смотрела за домом, нянчила детей и дохаживала стариков, тихая и невидимая, как дух: неосязаемая, но всегда находящаяся рядом.

Перед тем как войти, мужчина погладил ее по плечу, словно придавая сил и благодаря за самоотверженность: она тоже служила Богине, хотя и иначе, чем он.

Дед, завершив маску, утратил силы. Как будто он потратил всю оставшуюся энергию на артефакт и стал уязвимым для мерзкой старости, которая воспользовались этой дырой в его защите.

Великан сел рядом с кроватью, где покоился Бенинью, который в юности был еще выше ростом, чем сейчас его внук; теперь он сморщился и походил на худенького ребенка. Казалось, что-то пожирало его изнутри. Он был укрыт тяжелым толстым одеялом из грубой шерсти, но дрожал.

«Насколько абсурдна жизнь, – подумал Бастьяну. – Говорили, что когда-то он имел тело быка, а посмотреть на него сейчас… Что осталось от этого зверюги?»