Редкие и драгоценные вещи (ЛП) - Миллер Рейн - Страница 22

— О том, как скучаю по своему папе, — выпалила я, эмоции были настолько сильными, что я почувствовала, как снова начинаю плакать.

— Детка... — Итан положил руку мне на живот и начал гладить. Жест был очень милым, но это только еще больше растрогало меня.

Слова начали литься рекой из меня, и я не могла их остановить.

— Сегодня мы ходили к врачам и видели снимки нашего малыша. Если бы папа все еще был здесь, я бы поделилась с ним этой новостью, и он бы с радостью слушал…, а еще был бы рад стать дедушкой. Я бы показала ему снимки — он бы захотел узнать, как я себя чувствую — боже, я так по нему скучаю... — Я замолчала, чтобы перевести дух. — Я не могу поговорить с ним сейчас, как и с матерью. У меня никого нет... Чувствую себя сиротой. — Я наконец сломалась, на этот раз внутри, но не менее эмоционально болезненно, поделившись своим горем о чем-то, что будет причинять боль ещё очень долго.

Итан почувствовал, как я беззвучно всхлипываю, но его ответом было просто крепкое объятие, показывая, что даже с моей большой потерей у меня все ещё был он. Трение о мой живот, должно быть, тоже стало немного сильнее, потому что именно тогда это и произошло.

Легкое трепетное щекотание внутри меня. Прикосновение с внутренней части моего живота, напоминающее взмах крыльев бабочки. Я замерла и накрыла руку Итана своей, надавливая на то место, где я это почувствовала.

— Что? — обеспокоенно спросил он. — Тебе больно…

— Я почувствовала нашего ребенка. Шевеление внутри. Как хлопанье крыльев бабочки. — Как послание от ангела.

Он держал меня за руку, вероятно, надеясь, что сможет почувствовать то же, что и я, но я сомневалась, что это возможно. Когда мы вместе лежали в постели, беспокоясь о угнетающих вещах, которые нельзя было изменить, я поняла кое-что очень важное. Я бы никогда не справилась с этим без Итана. Его сила помогла мне пройти через трудные времена.

Итан никогда не позволял мне сдаваться.

Слова, которые слетели с его губ после, показали, насколько я была благословлена, когда он нашел меня, несмотря на мои потери.

— Я люблю тебя, — шептал он мне на ухо, — и этот маленький человек любит тебя… очень сильно. — Он растопырил пальцы, водя ими по моему животу в знак нежного обладания, когда говорил мне последнюю часть. — Он там, наблюдает. Твой отец. Теперь он любит тебя из другого мира, но его любовь никуда не исчезла, Бринн, и так будет всегда.

***

Оукли не потратил впустую ни дня, чтобы связаться с нами. Я думал об этом за несколько дней до того, как поступило обращение. Но нет, полагаю, что нет. У сенатора было не так уж много времени для работы. До выборов в США оставалось меньше месяца, и время ни для кого не останавливалось. Я прокрутил этот сценарий в уме, как только увидел репортаж в ресторане за обедом. Этот хуесос собирался использовать военную травму своего сына, чтобы продвинуть напарника на президентское кресло. И это должно было сработать.

Звонок поступил, когда я выкуривал свою единственную сигарету за ночь.

— Блэкстоун.

— Да. Чего Вам нужно?

— Я хочу страховку, которая покончит с прошлым раз и навсегда.

— Конечно, Вам нужна страховка. Мы все этого хотим. Как Вы предлагаете это сделать, сенатор? — Я боялся того, что он мог предложить.

Вероятно, потому, что у меня было предчувствие, что именно это может быть. Предыдущий звонок от мамы Бринн был чертовски хорошей подсказкой.

— Простое проявление поддержки старому другу семьи должно сработать. Посещение больницы. О СМИ я позабочусь.

Бинго. Я съежился от этой мысли.

— Моя жена никогда не согласится, — сказал ему, представляя, как я оставил ее в постели после того, как она плакала, пока не уснула. Опустошенная и вымотанная после довольно эмоциональной ссоры с матерью. Эта бесчувственная сука сегодня вывела меня, истощая до последней капли. Что за гребаная корова, она правда не беспокоится об эмоциональном и физическом благополучии своей дочери? А теперь ещё и этот засранец. Я затушил сигарету и закурил другую.

— Заставь ее согласиться, Блэкстоун.

— Я знаю, что Вас не волнует ничего, кроме успеха собственной кампании, сенатор, даже то, что случилось с Вашим сыном, но мне плевать на Вашу политику или на Вашего сына-насильника.

Я бы дал Оукли очки за то, что он выложил все на кон. Он не бросал слова на ветер. Перешел прямо к делу со своим тональным американским акцентом, который казался почти лишенным человечности.

— Не кажется ли тебе, что лучше быть парой нескромных подростков, которые допустили ошибку в суждениях много лет назад и которые решили оставить это в прошлом, чем беспокоиться о вымогательстве, если их постыдный секрет станет достоянием общественности? Если они все еще друзья, то никакого преступления никогда не происходило. Простая страховка, Блэкстоун. Думаю, тебе не все равно.

Как бы мне ни было неприятно это признавать, схема «страховки» Оукли была действительно очень хитрой. Но остроумие в этом не помогло бы Бринн. Это причинило бы ей лишь боль.

— Я забочусь о благополучии беременной жены, которой стало плохо сегодня вечером из-за всей этой дерьмовой бури, разразившейся в СМИ. И это, сенатор, ни на йоту Вам не поможет. Я не могу заставить ее пойти и увидеться с ним. Она не послушает.

Он ответил:

— У тебя неделя, — и отключился.

Чертов ублюдок. Я уставился на телефон, уверенный, что номер, с которого он звонил, уже вне зоны доступа. Покалывание от страха пробежало по позвоночнику. Я закурил еще одну сигарету «Джарум⁹», вдыхая полной грудью. Я не знал, как решить эту проблему, и за считанные часы она выросла в геометрической прогрессии. Президентские выборы в США только лишь все усугубляли. Как, черт возьми, можно было сражаться с таким ужасным монстром?

Я встал и вышел из кабинета. Решил посидеть на балконе, где начал курить по-настоящему. Один «Джарум» за другим, пока не стало настолько хорошо от никотина и спайсов, которые лишь усугубляли зависимость. Ту, что не мог больше отрицать.

Ночной прохладный ветерок уносил ленивые, колышущиеся клубы дыма прочь.

У меня мелькнуло страстное желание, чтобы мои проблемы волшебным образом сделали то же самое. Растворились. Но в реальной жизни так никогда не получится. Меня к этому принуждали. Иногда мой дар игры в покер был настоящим проклятием... потому что знал, каковы были шансы. Я мог понять, когда «выход из игры» был единственным вариантом.

Это не помогло бы Бринн ввести ее в круг Оукли, но я боялся, что для этого было уже слишком поздно. Моей бедной девочке будет больно.

Я нашла Итана курящим снаружи на балконе несколько дней назад. Я была расстроена из-за... ситуации с Лэнсом Оукли... и проснулась посреди ночи, обнаружив, что кровать пуста. Я встала, чтобы сходить в ванную, а потом пошла на его поиски. Он пытался бросить курить, и, насколько я знала, у него получалось, но несколько ночей назад… Я видела, как он сошел с ума.

— От никотиновой зависимости избавиться не менее трудно, чем от наркотиков или алкоголя, — сказала доктор Розуэлл в своей непредвзятой манере.

— Но, как мне кажется, в его случае есть нечто большее, чем никотиновая зависимость.

— С чего бы, Бринн?

— Хм, однажды он рассказал мне о своем пребывании в качестве военнопленного в Афганистан. — Я колебалась, что ей сказать, потому что было бы предательством, если расскажу историю Итана без его разрешения. В конце концов, я решила, что мое заявление важнее его личной жизни. — Его держали и пытали в течение двадцати двух дней. Во время пребывания в плену он страдал от зависимости к сигаретам до такой степени, что чуть не слетел с катушек. Он сказал, что сигареты напоминали о том, что он выжил. Что он остался в живых после всего, что пережил, — мог курить еще один день. Ему снятся кошмары, они его выматывают, а когда я пытаюсь ему помочь, то отстраняется. Он не очень много мне рассказывает, и думаю, ему стыдно. Это ужасно… Я переживаю за него.