Шпионка Гарриет - Фитцью Луис - Страница 19

• Предыдущая
• 19/42
• Следующая

На следующий день Гарриет не возвращалась домой до пяти вечера. Она просто не хотела идти домой и сначала занялась шпионским маршрутом, а потом пошла сыграть в «Монополию» с Джени и Спорти. Во время игры она была не в духе, поскольку ненавидела долго сидеть неподвижно. Джени и Спорти, наоборот, любили «Монополию». Джени разработала множество способов выиграть, а Спорти был увлечен всем, что касалось денег. В результате оба любили играть подолгу, но Гарриет никак не могла сосредоточиться.

Поднявшись по лестнице, она тихо постояла пару минут перед дверью. Дом хранил молчание. Мама куда-то ушла, отец еще не вернулся с работы. Кухня была так далеко, что кухарки не было слышно. Девочка еще постояла, прислушиваясь.

Все было совсем не так, пока Оле-Голли жила с ними. «Что-то такое есть в Оле-Голли, — подумала Гарриет, — что, даже когда она молчит, ты всегда знаешь, что она тут. Всегда чувствуешь, когда она дома». Гарриет взглянула туда, где была комната Оле-Голли. Комната стояла пустая и молчаливая, желтая дверь открыта настежь. Гарриет шагнула к двери. Стоя на пороге, она вглядывалась в пустоту прибранной комнаты. Она была почти так же хорошо прибрана, как при Оле-Голли. Только цветов не было. Оле-Голли всегда удавалось держать в комнате хоть веточку чего-то живого. Большого покрывала, расшитого цветами, на котором Гарриет любила прыгать, уже не было. «Оле-Голли забрала и покрывало», — подумала девочка.

Она побежала в свою комнату. Сначала ей казалось, что она вот-вот заплачет. Тогда она пошла в ванную и умылась, сказав себе, что плакать нехорошо. Оле-Голли этим не вернешь. Слезы ее не вернут.

Она решила почитать. «Как же я все-таки люблю читать, — подумала она. — Когда читаешь, весь мир становится больше, вроде того, как у Оле-Голли, когда мистер Вальденштейн сделал ей предложение. — Тут у Гарриет вдруг заныло в животе. — Тьфу на мистера Вальденштейна, зачем он ее забрал? Я что, снова собираюсь плакать?»

Входная дверь громко хлопнула, это вернулся отец, поняла Гарриет. Он всегда хлопал входной дверью, точно так же, как она. Громко хлопнув дверью комнаты, как можно громче топоча по ступенькам, девочка рванулась вниз и с размаху врезалась отцу в живот.

— Это кто тут такой! — он стоял, смеясь, высокий, в очках в роговой оправе, которые от удара чуть не свалились с носа. Он схватил ее и подбросил вверх. — Эй, ты стала тяжеловата для меня, старика! — Гарриет, хохоча, выворачивалась у него из рук, и он спустил ее обратно на пол. — Ну, сколько ты теперь весишь?

— Семьдесят пять фунтов[13].

— Ну и толстушка, я тебе скажу, ну и толстушка, — он поставил портфель и снял пиджак. — А где мама?

— Играет в бридж, — с особой интонацией произнесла Гарриет.

— Бридж. До чего же скучно. Как она может столько времени играть в такую дурацкую игру? И эти дурацкие люди, которые с ней играют, — пробормотал он себе под нос. Гарриет страшно нравилось, когда он так говорил сам с собой. Она знала, что он не с ней разговаривает, так что было очень забавно слушать.

— Что сегодня делал, папа?

— Так, возился с кучей разных фильмов.

— Принес мне афиш с кинозвездами?

— Гарриет М. Велш, я тебе не принес сегодня афиш с кинозвездами. Если сегодня и было что хорошего, так это то, что мне не надо было глядеть на подбородки престарелых кинозвезд. Как бы там ни было, эти прохвосты мне так урезали бюджет, что вряд ли я еще раз увижу хотя бы одну кинозвезду.

«Сегодня понедельник», — подумала Гарриет. Она внезапно вспомнила, как Оле-Голли однажды сказала: «Никогда ни к кому не лезь в понедельник, это тяжелый день, очень тяжелый».

Мистер Велш с газетой в руке направился в библиотеку.

— Как насчет того, чтобы создать немножко тишины, Гарриет?

— А разве кто-нибудь что-нибудь сказал?

— У меня такое чувство, будто я весьма отчетливо могу слышать твои мысли. А ну, пойди побегай, пока мама не вернется.

«Ой-ой-ой, — подумала Гарриет, — и впрямь, понедельник — день тяжелый». Отец подошел к бару и смешал себе коктейль. Гарриет на цыпочках вышла. Она вдруг вспомнила, что ей еще надо доделать домашнее задание, и вернулась к себе в комнату. Она подумала, что лучше этим заняться сейчас, до того как в полвосьмого по телевизору начнется кино. Гарриет не любила детских передач. Она никогда не понимала их смысла. Они казались ей какими-то туповатыми. Вот Джени смотрела их все и хохотала до упаду, но Гарриет они совершенно не смешили. Конечно, Джени еще смотрела все научно-популярные программы, все время делая какие-то записи. Спорти смотрел спортивные новости и кулинарные передачи, записывая рецепты, которые понравились бы его отцу.

Гарриет села за стол и вынула школьную тетрадь. Надо было сделать домашнее задание по математике. Математику она ненавидела. Ненавидела до глубины души. Она провела столько времени, ненавидя математику, что его почти не осталось на выполнение задания. Она этого задания не понимала, ну, ни единого слова. Она даже не понимала тех, которые его понимали. Она всегда смотрела на них с подозрением. У них что, есть какая-то часть мозга, которой у нее нет? А у нее что, в голове дырка вместо того места, где полагается быть математике? Она вытащила свой блокнот и записала:

У НАС ЧТО, У ВСЕХ ЕСТЬ МОЗГИ, КОТОРЫЕ ВЫГЛЯДЯТ ОДИНАКОВО, ИЛИ У НАС У ВСЕХ МОЗГИ РАЗНЫЕ И ВЫГЛЯДЯТ ТАК, КАК ГОЛОВА ИЗНУТРИ? ИНТЕРЕСНО, А ГОЛОВА ИЗНУТРИ ВЫГЛЯДИТ ТАК ЖЕ, КАК ГОЛОВА СНАРУЖИ? ИНТЕРЕСНО, А У ТЕХ ЛЮДЕЙ, У КОТОРЫХ НОСЫ ОДИНАКОВО ДЛИННЫЕ, И МОЗГИ ВЫГЛЯДЯТ ОДИНАКОВО? ИНТЕРЕСНО, ЕСТЬ ЛИ У ЭТИХ ЛЮДЕЙ ДЛИННОНОСАЯ ЧАСТЬ МОЗГА? У МЕНЯ ОЧЕНЬ КОРОТКИЙ НОС. МОЖЕТ, МАТЕМАТИКА ИМЕННО ТАМ И ДОЛЖНА БЫЛА БЫТЬ?

Она захлопнула блокнот и попыталась снова заняться математикой. Цифры плыли у нее перед глазами. Она посмотрела на большую фотографию Оле-Голли, где у нее довольно сильно выдавались вперед зубы.

Гарриет подняла голову, когда в комнату вошла мама.

— Как ты, дорогая? Работаешь?

— Нет, занимаюсь.

— А чем ты сейчас занимаешься?

— Математикой, — скривилась Гарриет.

Миссис Велш подошла к столу и склонилась на дочерью.

— Это же так интересно, дорогая. Математика была моим самым любимым предметом в школе.

"Ну вот, как всегда, — подумала Гарриет. — Оле-Голли никогда бы так не сказала. Оле-Голли всегда говорила: «Математика для тех, кто только и хочет, что все сосчитать. А другие хотят знать, что именно они считают». Так оно и было. Если бы только эти смешные маленькие значки были бы чем-нибудь еще, а не только смешными маленькими значками на листе бумаги!

— Ну-ну, детка, это же очень просто. Дай я тебе покажу.

Гарриет соскользнула со стула. Сколько бы ей ни показывали, и еще раз ни показывали, и снова ни показывали, ничего не изменится.

Миссис Велш, весьма довольная собой, уселась на стул. Вскоре она настолько увлеклась решением задачки, что совершенно забыла о Гарриет. Девочка наблюдала, как она работает. Поняв, что мама полностью занята задачей, она вытащила блокнот и принялась писать:

У МАМЫ КАРИЕ ГЛАЗА И КАШТАНОВЫЕ ВОЛОСЫ, А РУКИ У НЕЕ ВСЕ ВРЕМЯ ДВИГАЮТСЯ. ОНА ХМУРИТСЯ, КОГДА СМОТРИТ НА ЧТО-НИБУДЬ ВБЛИЗИ. У ПАПЫ КАРИЕ ГЛАЗА, А ВОТ ВОЛОСЫ ЧЕРНЫЕ. Я И НЕ ЗНАЛА, ЧТО ОНА ЛЮБИТ МАТЕМАТИКУ. МНЕ ДАЖЕ СТРАННО СЕБЕ ПРЕДСТАВИТЬ, ЧТО ОНА ЛЮБИТ МАТЕМАТИКУ. Я ЕЕ ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ, ЭТУ МАТЕМАТИКУ.

Мама подняла голову и улыбнулась Гарриет.

— Ну вот, — гордо сказала она. — Теперь понимаешь?

Гарриет кивнула. Так было лучше. Тогда она не будет в это углубляться.

— Ну все, пойди помой руки и спускайся к ужину.

— Можно мне поесть с вами?

— Да, дорогая. Мы сегодня поужинаем рано. Гарри измучен, и мне тоже уже хватает.

— Хватает чего?

— Ну, просто хватает. Такое выражение. Это значит, что я устала, — и она вышла из комнаты.

Гарриет записала в блокнот:

• Предыдущая
• 19/42
• Следующая