О времени, о душе и всяческой суете - Браннер Джон - Страница 3

– Открой.

Я послушался. Внутри обнаружились одна… две… три кредитные карты на мое имя, а также чековая книжка. На чеках тоже было напечатано мое имя. На каждой из карточек красным было напечатано одно слово: «БЕЗЛИМИТНАЯ». Никогда раньше я такого не видел.

Я убрал их назад в кошелек. Я мог бы усомниться в правдивости ее слов, но все сомнения мгновенно испарились. Да, Сантадору создали, чтобы позволить мне работать в идеальных условиях. Да, она это сделала. После того что она сказала про Роджера Герни, невозможно ставить это под сомнение.

Следовательно, я и в самом деле могу отправиться в Мадрид, зайти в автосалон и покинуть его за рулем «роллс-ройса»; на этой машине я могу поехать в банк, написать на первом из чеков сумму в один миллион песет и получить ее – если, конечно, в банке найдется столько наличных.

Не сводя взгляда с кошелька, бездумно застегивая и расстегивая его, я сказал:

– Ладно. Ты – та, кому был нужен Эффект. Но кто ты такая?

– Та, которая смогла получить его. – Она суховато рассмеялась и покачала головой. Волосы всколыхнулись вокруг ее лица, словно крылья. – Больше не донимай меня вопросами, Дерек. Я не стану отвечать, потому что ответы бессмысленны.

Некоторое время я молчал. Наконец, не зная, что еще сказать, я заметил:

– По крайней мере, ты должна рассказать, зачем тебе то, что я мог тебе дать. В конце концов, я по-прежнему единственный человек в мире, который это поймет.

– Да. – Она разглядывала меня. – Да, это правда. Налей нам еще вина. Мне кажется, оно тебе понравилось.

Пока я наполнял бокалы, чувствуя, как постепенно успокаиваюсь после шока и бури эмоций, охвативших меня в последние десять минут, она произнесла, глядя в пустоту:

– Знаешь, ты и правда уникален. В твоей сфере твоему гению нет равных. Именно поэтому ты здесь, поэтому я приложила ради тебя некоторые усилия. Я могу получить все что захочу, но в некоторых вещах я неизбежно завишу от единственного человека, который может мне их обеспечить.

Ее взгляд метнулся к моему новому, не совсем достроенному, но функционирующему аппарату.

– Я хотела, чтобы эта машина вернула мне одного человека, – сказала она. – Он умер три года назад.

Мир будто замер. Я был слеп с тех пор, как видение нескончаемых денег затмило мой разум. Я поверил, что, коль скоро Наоми могла получить что угодно, значит, она знала, что именно получает. Но она, конечно же, не знала.

В моем воображении разыгрался небольшой спектакль, в котором безликие куклы парили в легких розовых облаках. Одетая в черное кукла с длинными светлыми волосами сказала:

– Он мертв. Я хочу вернуть его. Не спорьте. Найдите способ.

Другие куклы с поклоном удалились. Наконец одна из них вернулась и сообщила:

– Есть такой человек по имени Дерек Купер, у которого имеются кое-какие необычные идеи. Больше никто в мире не задумывается над подобными проблемами.

– Устройте так, чтобы он получил все, что ему нужно, – ответила кукла со светлыми волосами.

Я поставил бутылку вина обратно. Я сомневался – да, все еще сомневался, все еще был ослеплен. Но потом взял кошелек из мягкой кожи и бросил его на колени Наоми.

– Ты сама себя обманула, – сказал я.

– Что?

Она мне не верила. Кошелек, упавший ей на колени, был для нее призраком; она не стала поднимать его, как будто прикосновение к нему превратило бы все из неприятного сна в жестокую явь.

Вдумчиво, все еще пытаясь вычислить, как обстоит дело на самом деле, я сказал:

– Ты говорила, что мой аппарат нужен тебе для чего-то конкретного. Я был слишком шокирован, чтобы гадать, для чего именно. Кое-какие задачи он может выполнить, поэтому я не придал этому значения. Ты очень богата, Наоми. Всю жизнь ты была настолько богата, что не знаешь, что между формулированием проблемы и ее решением стоит еще кое-что. Время, Наоми!

Я постучал пальцем по верху аппарата. Я все еще им гордился. У меня было на это право.

– Ты словно… словно императрица в Древнем Китае. Возможно, эта история случилась на самом деле, не знаю. Представь, однажды императрица сказала: «Мне стало известно, что мои предки обитают на Луне. Как почтительная дочь, я желаю отправиться туда и поклониться им. Найдите способ». И вот они искали по всей империи, и однажды придворный привел к императрице нищего в лохмотьях и сказал: «Этот человек изобрел ракету». «Хорошо, – ответила императрица. – Усовершенствуй ее, чтобы я могла отправиться на Луну».

Я собирался рассказать эту басенку как анекдот и в конце посмеяться. Но стоило мне повернуться и глянуть на Наоми, как все мое веселье испарилось.

Ее лицо было бледным и неподвижным, словно у мраморной статуи, губы чуть приоткрыты, глаза округлены. На щеке блестела подобная бриллианту слеза.

Шутливого настроения как не бывало. Я вдруг почувствовал себя так, словно ударил ногой по камню, а на самом деле расколол бесценную чашу.

– Нет, Дерек, – после долгого молчания сказала она. – Не тебе рассказывать мне про время. – Она пошевелилась, слегка развернувшись на стуле, и посмотрела на столик возле себя. – Это мой бокал? – более легким тоном спросила она, указав на него изящной прекрасной рукой. Она не стала вытирать слезу; та застыла на ее щеке на некоторое время, пока не исчезла от прикосновения горячего, сухого ночного воздуха.

Я кивнул, Наоми взяла бокал, встала и, подойдя вплотную к аппарату, молча разглядывала его.

– Я не собиралась рассказывать тебе, что мне нужно, – наконец проговорила она. – Меня к этому принудило время.

Она сделала большой глоток и продолжила:

– Итак, я хочу знать, что именно может делать твоя пилотная модель.

Я замялся. Столь многое я еще не успел облечь в слова: в течение всего прошедшего года мои мысли занимала исключительно работа, но, расслабляясь в компании друзей, я этой темы не касался и говорил только о пустяках. Чем более я приближался к успешному завершению, тем более суеверным становился, не желая обсуждать цель проекта.

И вот же верх абсурда – теперь, когда я знал, чего она хочет, меня охватил легкий стыд оттого, что мой триумф сводится к такой мелочи.

Чувствуя мое настроение, она посмотрела на меня с легкой улыбкой.

– «Да, мистер Фарадей…» Или это был Хамфри Дэви? «…но в чем его польза?» Извини.

Новорожденный младенец. Неплохо. Почему-то эта цитата запала мне в душу, затронула мои чувства, и я вдруг перестал чего-либо стыдиться. Я был горд – как любой отец или даже больше.

Я отодвинул стопку черновых схем на краю ближайшего к аппарату стола и присел на освободившееся место, сжимая бокал в ладонях. В комнате царила такая тишина, что мне казалось, будто я слышу, как лопаются, поднимаясь кверху, пузырьки вина.

– Я благодарен тебе не за то, что ты дала мне денег или нечто подобное, а за то, что направила ко мне этого убедительного и очаровательного Роджера Герни. Я никогда не встречал никого, кто готов был бы воспринять мои идеи всерьез, а не просто поболтать о них ради развлечения. Я предлагал данную концепцию некоторым умнейшим своим знакомым – например, людям, которых знал в университете и которые давным-давно оставили меня позади.

Раньше я об этом не задумывался. Очевидно, я о многом не задумывался.

– Но только он мог говорить о ней как о чем-то реальном. Я рассказал ему в общем и целом то же самое, что до него говорил другим. Я говорил о… о том, как живой организм своим поведением определяет пространство вокруг себя. Мобиль делает так же. Поэтому у меня он висит вон там.

Я поднял руку, указывая на предмет, и, как по команде, в окно подул ветерок и пошевелил металлические панели, подвешенные в полутемном дальнем углу комнаты. Поворачиваясь, они тихо поскрипывали. В последнее время я был слишком занят, чтобы смазать опоры.

Я нахмурился, мышцы лба у меня напряглись. Это предвещало головную боль, но я ничего не мог с собой поделать.