По шумама и горама (1942) (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 3

Я вчитался — «…по температуре од 32 степена испод нуле Прва Пролетерска НО бригада извела je двадесет трочасовни Игманский марш…» и ахнул:

— Скока-скока?

— Тридцать два ниже нуля, ага. Но не в этом дело.

— А в чем же?

Висевшие на груди крест-накрест ленты выстрелов для АГСа звякнули, когда Терек доверительно наклонился ко мне всей немаленькой тушей:

— Памятники, что мы за последнюю неделю видели…

Велико Поле, Брезовач, Босна… А точно! И на каждом — «Прва Пролетерска бригада» и «легендарни Игмански марш». И температура эта, совсем не балканская.

Вечером, когда добрались до постоя, Терек полез с расспросами к хозяину, пожилому сербу.

— Так это, младичи, известная история, при Тито ее все знали, даже фильм сняли.

— А подробнее, стари? — мы уселись за стол, поставив оружие к стене.

— Вторая неприятельска офанзива, немцы да усташи титовых партизан окружили, вот бригада сутки из окружения выходила. В лютый холод, через горы, в чем были. Много людей поморозили, — вздохнул дед.

— Это когда же?

— Так в январе сорок второго.

Вот на этом месте меня из сна и выбросило.

С чего мне такой подарочек, ясно — про будущее-прошлое мне снится, стоит только кого-нибудь от верной смерти избавить, сегодня, наверное, за спасенных от погрома четников. Но в черепе заметались и панические мысли: тут как раз январь начался, а Прва пролетерска бригада — это мы и есть. Это что же, нам не сегодня-завтра задницы отмораживать??? С героизмом вместо серьезной зимней одежды и с топорами вместо ледорубов?

Отдышался, вытер лоб, напрягся, чтобы вспомнить надписи на памятниках — точно, «двадесет седмог jануара»! Значит, недели три у нас есть.

Вскочил, и не умывшись, не поев, побежал накручивать своих на обеспечение будущего марша. Хорошо бы, конечно, чтоб его не случилось (бог весть, насколько я историю уже подвинул), но лучше подготовится. Да и воевать зимой в теплых шмотках как-то приятнее.

Белые маскировочные накидки с нашей подачи потихоньку распространялись в рядах народно-освободительных отрядов, тут мы мало что могли добавить. А вот местных кузнецов, слесарей, шорников и сапожников мобилизовали на задание особой важности — трикони делать и крепить к ботинкам, а также ладить кошки, чтоб на обувь пристегивать. И не только для себя, но и для бригады. Конечно, на всех наделать не успеют, но даже сотня-другая бойцов в шипованой обувке могут сильно помочь. Как и подковы с шипами.

Бабулек подрядили срочно вязать носки, варежки стрелковые с одним пальцем да балаклавы. Половину слободановых денег извел, вроде мелочь, но одна бабка — рубль, а десять — уже червонец. А если их сто? Зато на выходе почти тысяча шерстяных изделий!

По мере усиления морозов наш передовой опыт распространялся и по соседним подразделениям, преодолев изначальный скепсис штаба бригады в лице Кочи и Фичи. Это не клички или псевдонимы, а всего лишь сокращения от Константина и Филипа. И даже Попович и Кляич тоже не прозвища, а фамилии команданта и комиссара, совсем молодых (с моей точки зрения) ребят. Фиче двадцать восемь лет, Коча малость постарше, тридцать два, успел повоевать в Испании, целым командиром артдивизиона.

Что характерно, у меня с ним взаимопонимание куда лучше, чем с Фичей. Видимо, влияет опыт службы — с Бранко у меня тоже заметно лучше, чем с Лукой, да и в Верховном штабе с кадровым офицером Арсо Йовановичем лучше, чем с идеологом и пропагандистом Милованом Джиласом.

И если во главе соседних отрядов и рот, не входившие в Прву пролетарску, стояли люди с военным опытом, то они тоже озаботились утеплением, пусть и не с нашим размахом. А вот назначенные партийцы нет, видимо, их согревало всесильное учение Маркса. Но по мере того, как мы носились из края в край, приводя четников к нормальному бою, на экипировку нашу нагляделись многие. И даже если верхушка не соизволила, то рядовые бойцы старались копировать, вроде как мы стали законодателями партизанских мод.

Но если честно, я бы предпочел отоспаться и отдохнуть — никто ведь ни махновские наши налеты на союзничков, ни обычную подготовку не отменял, более того, в нее добавили курс по итальянскому оружию. Раньше-то, до Плевли, большинство воевало только немецким или югославскими маузерами.

А тут еще и немцы начали наступление, не иначе, чтобы нас взбодрить и скуку разогнать, охватывали Врхбосну с севера, выдавливая партизан и четников подальше от шахт и рудников.

Продуманные, суки — превосходящими силами, 718-я и 342-я дивизии, все по науке. Первым вынесли два батальона Бирчанского отряда, следом досталось Оловскому отряду. Мало у нас сил, одно счастье, что наступают фрицы только вдоль дорог, да усташские гарнизоны из городов не высовываются, отошел на километр в сторону — все, свобода. И жри снег, потому как прокормиться зимой в горах ой как непросто. Не дай бог еще итальянцы подключатся, с юга поднапрут, совсем худо будет, одна надежда на вечную романскую расслабуху.

Не успели мы дожать все восемь «бригад» Романийского корпуса четников, как переквалифицировали нас в пожарную команду — тормозить наступление немцев. Фича настаивал, чтобы мы всей ротой метались, но я убедил Кочу, что лучше разделить на три части, для пущей мобильности. Групповым оружием усилить два взвода, выходящих на задания, а третий в порядке ротации оставлять на занятиях.

— Ну один взвод это ты, — шевельнул густыми усами Коча. — А вторым кто командовать будет?

— Так Бранко же. Места ему знакомы, мы как раз тут летом с ним, Лукой и Марко беженцев через Дрину в Сербию выводили.

— Хорошо, утверждаю.

И понеслась, засада да налет, налет да засада. Выслали наблюдателей, сами зарылись в снег под белыми накидками, пропустили разведку, дождались колонну, ударили всеми минометами-пулеметами и бежать.

Лыжи бы еще, чтоб по снегу быстрее перемещаться, вообще сюр будет — зимняя олимпиада 1942 года в Сараево. И трамплин до кучи. Только у немцев танки, пусть хреновенькие, «единички» и «двойки», и холодно пока не так, чтобы замерзшим на лету плевком броню пробивать. Нет у нас против панцеров ничего, кроме минирования дорог, нету. А мины гансы после первого же подрыва насобачились искать.

Да и соседи медленно, но отступали. Романийский корпус вообще весь откатывался, только наши батальоны упирались. Все перемешалось, штабы от своих подразделений оторвались, роты раскидало, еще чуть — и потеря управления. А немцы заняли Миличи и Зворник, заняли Кладани и Власеницу, на очереди Олово с Хан-Песаком. Ничего, пусть здесь за нами гоняются, а не под Москвой дыры затыкают.

Вот после очередной засады только присел я отдышаться и отогреться, как дернули в штаб бригады. А там Фича нахмуренный и Лука, тоже жизнью недовольный.

— Скажи, друже Владо, почему вы танки не уничтожаете?

— У нас тактика другая, — хорошо хоть «товарищем» назвали, а не сразу «гражданином», — мы их с двухсот-трехсот метров бьем и отходим без потерь. Да и чем мы танк пробьем?

— Гранатами! — решительно влез Лука. — Я первый в атаку пойду!

— Гранатами можно, но тут на короткую дистанцию выходить надо, а это значит, что гранатометчики погибнут. Две-три засады — и нет роты.

— А почему с четниками договаривался, а не уничтожал их штабы? — вот это номер, никак комиссары решили мне за все сразу предъявить.

— У меня приказ был обеспечить безопасность, а не уничтожить, — вяло отбрехивался я, а сам все соображал, что это за подставы.

Не понравилось, что я миром дело решал — могли сразу отстранить. Я когда с романийцев контрибуцию едой и теплыми вещами брал, никто почему-то не возражал.

— Так, другове, — почти вбежал щуплый Коча, стряхивая лед с усов. — Заканчивайте говорильню, у нас проблема поважнее. Все связные, что мы отправили за последние три дня, вернулись ни с чем. Связь с Верховным штабом потеряна.

Окна на зиму никто заклеить не удосужился и теперь из них сквозило даже через впопыхах натолканную в щели вату. Фельдполицайкомиссар Юрген Клопф даже подумывал передвинуть тяжеленный стол подальше к стене, докуда доходило тепло от камина.