Трудовые будни барышни-попаданки 2 (СИ) - Дэвлин Джейд - Страница 18

— Степан, — сказала я тоном вежливым и добродушным, — какая молва идет обо мне среди ваших мужиков?

— Вы, Эмма Марковна, барыня… интересная, — растерянно-напуганный управитель не сразу подобрал нужное слово, — много новинок у вас в поместье странных и полезных.

— Новинки — ладно, а как я с народом? — продолжила я.

— Много говорят… мол, молодая барыня голубковская справедлива и милосердна.

— Так вот, Степан, давай-ка начнем с милосердия. Оставь себе четверть всего добра, что за семь лет скопил на службе, а остальное — верни. Выяснять, подсчитывать, чтобы по справедливости, не хочу. Но увижу обман — за мной вникнуть дело не станет. Ты, мил человек, другого слуха то ли не захотел упомянуть, то ли и правда не дошел он до тебя. Голубковская барыня и справедлива, и милосердна. Но к ворам да потатчикам — строга.

Управляющий подавил печальный вздох. Но уже к вечеру в амбары, сараи, коровники, стены которых были ошпарены и окурены, стало возвращаться добро — сено, зерно, были пригнаны пять коров и полтора десятка овец. Причем и скотинка здорова, и зерно не порчено.

Затем у нас дальнейшая беседа и пошла:

— Вот что, Степан. Вижу, человек ты разумный. И рачительный — свое добро в порядке соблюдаешь. А вот барское… — Я выразительно повела глазами по запущенному двору. — Впрочем, то дело прошлое. Теперь у вас тут по-иному пойдет. Алексей мне и в Голубках надобен. Сюда гонять его что ни день — не с руки. Так что есть у тебя шанс послужить новой хозяйке на только за страх, но и за совесть. А также за свои кровные.

Степан, который стоял передо мной в чисто выметенной и вымытой девками горнице и неловко переминался с ноги на ногу на расстеленной рогоже, чтоб грязи поршнями не нанести в дом, встрепенулся.

Я кивнула и продолжила:

— Хочу, чтоб ты в амбарах да овинах порядок навел, как на своем дворе. А также приготовил мне подробный отчет: сколько чего и где вы в те года сеяли, сколько собирали. Кому старый барин луга в кортому сдавал, почем, как те деньги собирали, либо сеном брали. Сколько с тех лугов самим скосить можно. По скотине, опять же, сколько молодых коров, сколько старых, какая как доится. Ты человек грамотный, вот возьми тетрадь и подробно все опиши. Ежели сумеешь, нарисуй мне вот такой чертеж егоровских земель, — тут я подвинула мужику лист с нарисованной картой Голубков. — Видишь, помечено, где господское подворье, где деревенька, где поля, луга и лесок. Вот внизу список, какой меткой какая земля покрашена. За это отдельно награжу. Ежели слишком затруднишься, не страшно, ругать не стану, но и награды не будет. Скажешь Алексею, он над тобой теперь старший, пришлет нужного человека, чтоб нарисовал. Дальше…

Я ненадолго задумалась, перебирая в голове хозяйственные дела.

— По оброчным-то у меня уже список есть, — робко воспользовался паузой староста. — Подать-с?

— Не надо, к остальному отчету приложи. — Я одобрительно кивнула. — И наперед скажу тебе одну вещь, Степан. Твое богатство отныне напрямую зависит от моего. Будет в имении порядок да прибыток — будет у тебя и награда частицею от того прибытка. Чем больше заработаем, тем больше к себе в закрома унесешь, и никто слова тебе дурного не скажет. А там, глядишь, лет за десять хорошей работы скопишь себе и на вольную.

Степан где стоял, там и обмер. Выпучил на меня глаза, что тот рак. Еще бы! Такое щедрое предложение. Нынешние баре не привыкли делиться прибытком с крепостными, будь они хоть сто раз преданными людьми и талантливыми управляющими. Если и мог подневольный человек что-то скопить, то либо воровством, либо отхожим промыслом.

И вольную такому ценному работнику никто в здравом уме не обещал. Одна я такая… малахольная.

Голова пухла и болела неделю подряд. Какими только я себя словами ни изругала за самонадеянность и легкомысленность!

Избаловали меня Голубки. Уж не знаю почему, то ли с батюшкой в церкви мне так повезло, то ли люди здесь особенные. Но я, наивная, до сих пор считала, что просто шутя переломила крестьянский менталитет о собственную коленку, внедряя новшества направо и налево.

Дура, что еще сказать. Мои-то крестьяне и дворовые на фоне егоровских оказались не «хамы», как тут принято называть крепостных, а чистой воды ангелы.

И кумыс пьют, и бороды керосином мажут, и полы в избах вениками и горькой травой метут… и на вонючий сарай, где чокнутая барыня чертячьи мази гонит, не пеняют.

Барский дом в Егорово еще как-то отмыли, хотя тамошняя кухарка бухтела не переставая, что черные тараканы в дому — к прибытку и здоровью, а вонять тут бесовскими зельями — дурная затея. Но на ее ворчание присланный из Голубков десант баб не слишком обращал внимание.

А вот заставить новых «подданных» извести блох и вшей оказалось почти непосильной задачей. Ну не пороть же, право слово, всех подряд за то, что они шарахаются от керосина как черт от ладана. Еще и крестятся с таким видом, словно их в геенну огненную живьем тащат.

И силком мазать — тоже не годится. Только драки и бабского воя на всю деревню мне не хватало.

М-да, тут думать придется, как их добром к гигиене приучить.

Хотя бы одна затея оказалась удачной. Я решила провести небольшой обмен персоналом. Пока голубковские бабы, командированные в Егорово, приводили в порядок барский дом — надо же мне ночевать в комфортных условиях, — два десятка егоровских мужиков отправились в Голубки. Поначалу мои новые работники отнеслись к этой идее как собаки, которых академик Павлов пригласил в лабораторию и имел неосторожность сказать зачем. Но когда выяснилось, что харчи с собой брать не надо, зато будут кормить на месте, причем горячим, дважды в день, группа укомплектовалась мгновенно. Кому-то предстояло работать на стройке, кому-то — начать посевную на прогретых и просохших возвышенностях.

Кстати, насчет лаборатории. Социальный эксперимент состоялся и был удачен. Первыми покорились «барской причуде» те, кто работал на стройке. Уже на другой день они обратились к Алексейке, зашедшему взглянуть, как работается:

— Разрешите кыросыном помазаться. А то местные над нами смеются, мол, барин с псами на охоту, а вы — с вошью на работу. Ругаются, сидеть рядом не хотят.

Конечно же, дезинфекция состоялась. А потом по примеру земляков и пахари поняли, что без нательных и одежных кровососов жизнь гораздо комфортней.

Впрочем, самым важным сейчас было событие, связанное с крестьянской гигиеной в последнюю очередь, — посевная. Я немного изучила новоприобретенные угодья и поняла, что проблемы егоровских мужиков связаны не только с дурным характером прежнего барина. Здешние луга и пашни — чуть ниже, чем в Голубках. В обычный год это бонус: почва накопит влагу для жаркого лета. Но нынче на двух третях местных земель вода задержалась на две дополнительные недели.

Ладно, пусть пока мои плуги закончат работу в Голубках, а потом будут доставлены к соседям. Кстати, я изучила дорогу между моими новыми владениями, да не одна, а в сопровождении двух пожилых мужиков, зарабатывавших зимой извозом и поэтому экспертов в дорожном деле. Я уже слышала от работников из экономического села, что головная боль казенных крестьян — это постоянное отвлечение их на починку дорог. Ну и чиновников, удивляющихся, почему мужики ленятся.

Теперь поняла почему. Мужиков заставляют засыпать ямы на протяжении пяти-семи верст, хотя трудяги прекрасно знают, что после половодья, а то и ливня, в этом месте дорога «поплывет». И не стараются — через полгода их опять заставят явиться сюда и заняться мартышкиным трудом.

Мои же эксперты сразу указали, где и что подправить, сделать отводную канаву, подмостить. А где — смысла не будет. Поэтому две бригады подкормившихся егоровских мужиков до сева успели произвести точечный дорожный ремонт, чтобы в поездках между двумя имениями возницам не слишком ругаться, а коням — не надрываться.

И это я еще не рассказала про гати. Зимний путь эту проблему временно ликвидировал, вот я про нее и забыла. Гать — это когда дорога идет через болото. Недолго, краешком, там, где в объезд ну очень далеко, а трясина неглубока и неширока.