Фармацевт 3 (СИ) - Санфиров Александр - Страница 1

Около семнадцати часов наш роскошный на начало девяностых годов автобус, поколесив по улицам Бреста, наконец, подъехал к таможенному пункту.

Все пассажиры вышли и, оживленно переговариваясь, направились туда.

В основном это были челночники, целью которых было добраться до ближайшего польского рынка.

Таких, семей как мы с Лидой и детьми, навсегда покидающих разваленную Горбачём и Борькой -алкашом страну, в автобусе было немного.

В отличие от нас, уезжавших из Казахстана налегке, многие немецкие родственники моей жены и знакомые отправляли за границу контейнеры с мебелью, кухонной утварью, книгами и прочим дефицитом, накопленным за годы семейной жизни.

Мы же с Лидой на четверых везли два чемодана и три сумки. Все остальное барахло было продано соседям и знакомым. Естественно, по дешевке. Сразу скажу, что пришлось приложить немало усилий, чтобы жена согласилась расстаться с нажитым годами имуществом. Но в сумме за квартиру, машину, и прочее денег набралось прилично. Поэтому Лида особо не свирепствовала.

Однако задекларированная сумма составляла одну десятую от имевшейся. Остальные марки были равномерно распределены по багажу.

Мордатый белорусский таможенник лениво приказал открыть один из чемоданов. Окинув наметанным взглядом, скомканное белье дочек, лежавшее на виду, он вздохнул и предложил убрать чемодан в багажный отсек автобуса. Герда с Яной от укоризненного взгляда матери слегка покраснели.

Мысленно я улыбнулся. Девочки в своем репертуаре, Что делать, подростковый возраст это вам не шутки.

Что же касается таможни, у неё все впереди. Чемоданы открывать перестанут. Появятся рентгеновские аппараты для багажа и проверки на взрывчатку, детекторы металла, многоступенчатый контроль и прочие приблуды будущего.

Но сейчас на границе никто этим не заморачивался, ведь задача таможенной службы на этот момент была проста — поиметь с пересекающих границу людей как можно больше денюжек в свою пользу, ну и конечно, поделиться с вышестоящим начальством.

Поэтому на нас Лидой таможенник смотрел с кислой мордой, понимая, что с этой немецкой семьи из казахстанской глубинки, одетой как бомжи, ничего взять не удастся.

Закончив шмон сумок челноков и получив от них стандартную мзду, таможенники дали добро на выезд.

— Саша, неужели мы уехали, — шепнула жена, стиснув мой локоть. — До сих пор не верю, что мы едем по Польше и завтра будем уже в Германии.

— Да, милая мы это сделали, но расслабляться не стоит, — также тихо ответил я. — Впереди ждут новые проблемы и трудности, будем надеяться, что мы вместе справимся с ними и начнем новую жизнь.

Хорошо, что старые проблемы позади,- думал я. — А было их десятки. И все они решались единственным способом, нужно было вложить в широко раскрытые клювики чиновников различного ранга некий денежный эквивалент, после чего появлялась нужная справка, или разрешение.

К сожалению, я прекрасно знал, что в Германии бумажной волокиты будет не меньше, единственно, радовало, что в клювы немецких чиновников не нужно будет вкладывать денежные купюры.

Через час Лида заснула, положив мне голову на плечо. Яна и Герда, сидевшие впереди, оживленно болтали и негромко хихикали. Я же под тихую музыку и шелест шин по асфальту провалился в далекие воспоминания.

— Стук монотонный колес будет мне петь до зари,

Песню утраченных грез, песню надежду, любви.

Навязчивый мотив крутился в голове, и я никак не мог его выкинуть из неё.

Спать не хотелось совершенно. Все же не каждый день расстаешься с привычной жизнью и бросаешься в никуда. Дурость?

Ну, а как еще назвать мой поступок?

Бросить все имущество, как говорил один герой фильма, нажитое непосильным трудом, родных, друзей и под чужой фамилией ехать в неизвестность на другой конец страны — самая настоящая дурость. В столкновении молодости и опытной старости на этот раз победа осталась за молодостью. Возможно, я еще не раз пожалею об этом.

Вздохнув, перевернул подушку и уставился в окно. Но в нем кроме темноты ничего не было видно. Изредка мелькали огни на очередном разъезде, и вновь наступала темень. Нервная дрожь понемногу отпустила и ближе к четырем ночи я, наконец, заснул.

В Бологое поезд прибыл под утро. Проводник зашел к нам, чтобы поднять одного из пассажиров храпевшего полночи на все купе, но так получилось, что разбудил всех.

Когда я вернулся из туалета, где приводил себя в порядок после бессонной ночи, в купе соблазнительно пахло салом и жареной курицей. А мои соседи с увлеченно уничтожали бутерброды черного хлеба с салом, запивая их лимонадом «Колокольчик».

— Ты, паренек, вовремя появился, — заявил седой кряжистый мужчина. — Присаживайся поближе, бери сало, хлеб, не стесняйся, будь, как дома. Курицу попробуй, жареная с чесноком, домашняя.

Второй мужчина, скорее всего сын седого, уж очень они были похожи, тоже кивнул головой и подвинулся ближе к окну, освободив место для меня.

Андрей Ильич, так звали старикана, финкой с наборной ручкой нарезал еще сала и вручил мне бутерброд, не дожидаясь пока я, сделаю это сам.

Через полчаса я знал об этой парочке если не все, то очень многое.

В Ленинграде мужики были в отпуске. Андрей Ильич навещал однополчанина и прихватил своего сына, чтобы показать ему город, который он защищал на Невском пятачке.

Жену в рассказе он не упоминал, ну а я и не спрашивал. Сын с отцом работали на металлургическом заводе в Темиртау и очень хвалили свой город и место работы.

Узнав, что я собираюсь на БАМ, Андрей Ильич возмущенно воскликнул:

— Что вам там, на БАМе медом намазано? Неужели нет места лучше?

Да возьми, к примеру, наш городок. Завод большой, рабочие места всегда есть. Общежитие дадут. Конечно, в комнате жить будешь не один, но уж лучше, чем в балке зимой жить и всю ночь буржуйку топить.

— Хм, действительно, а почему бы мне не уехать в Казахстан? — подумал я. — Климат там тоже так себе, но все же не Якутия. Все, меняю маршрут на Темиртау.

В Москве мы со спутниками расстались. У них в планах на ближайшие два дня был Мавзолей, Кремль и прочие столичные достопримечательности.

Ну, а я отправился в кассу менять билет. Недалеко, всего лишь перейти на другую сторону площади трех вокзалов.

В Казанском вокзале сразу чувствуется восточный колорит. Люди в халатах и тюбетейках не редкость здесь даже сейчас в середине семидесятых годов. Ну, а я, поэтому чувствовал себя как на большом рынке. Отстояв огромную очередь, все же удалось купить билет до Караганды.

Замученная кассирша на просьбу продать билет рявкнула:

— Нет билетов ни в купейные вагоны, ни в плацкарт. Сколько можно повторять!

— А куда есть? — спокойно спросил я.

— В мягкий вагон, — уже не так громко ответила женщина. По-моему, она даже мысли не допускала, что я располагаю такими деньжищами.

— Хорошо, давайте в мягкий вагон, — сообщил я.

Стоявший сзади меня мужчина удивленно выругался. Видимо денег на мягкий вагон у него не было.

В прошлой жизни мне не довелось прокатиться в мягком вагоне, поэтому я сейчас с интересом разглядывал его интерьер.

Сколько лет было этому вагону, не знаю, но наверно много. Больно потрепанными выглядели мягкие диваны в коричневых чехлах в огромных купе, раза в полтора больше чем в обычных купейных вагонах.

Со мной в купе ехали двое пожилых мужчин. По виду солидные начальники. Заскочили они в вагон уже перед самым отправлением. Еще одна верхняя полка так и осталась пустой.

На меня соседи обратили не больше внимания, чем на муравья. Сидели и трекали на немецком языке.

Вначале я подумал, что еду с иностранцами, а потом вспомнил, что в Казахстане живут тысячи немцев. Ну, пока еще живут.

Как только поезд тронулся, оба соседа отправились в вагон-ресторан. Об этом они сообщили мне уже на чистом русском языке.