Физрук-4: назад в СССР (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 22

Кроме нее, в сумке было двадцать пачек десятирублевок, по сто листов в каждой и семь — по сотне пятирублевок. Я собрал рассыпанные пятерки, их было ровно сто штук. Всего — пятьсот тугриков. Засунул их в бумажник, тот сразу распух, как бегемот. Выходит, вместе с сорока тысячами, на сберкнижке, у меня теперь шестьдесят четыре штуки? Охренеть! Никогда в этой жизни я еще не был так богат. И на хрен мне теперь работать на этого Илью Ильича, который обещал мне какую-то жалкую тысчонку за каждую командировку?.. Только исключительно из любви к Родине.

Я переключился на более приятные мысли. Во-первых, нужно купить подарки Илге, и с этим надо спешить, а то времени остается не так много. Во-вторых, не мешало бы, что-нибудь подарить и Карлу с его Гретхен, ну это уже как получится. В-третьих, нужно перевести деньги Пелагее Ивановне, и это лучше сделать из Литейска, чтобы времени не тратить. Кстати, надо бы глянуть, что в сумке, которую нам с Машей, всучил мой будущий бывший тесть. Стремно как-то везти на самолете, не зная, что везешь. И я взялся за сумку Арабова. Открыл. Внутри были полиэтиленовые пакеты с какими-то прямоугольниками.

Да ведь это — нашивные лейблы! Кожаные нашлепки на джинсы и другую фирменную одежку. И было их в сумке как минимум несколько сотен. Понятно. Подпольный цех шьет шмотки под фирму, а потом на нее эти лейблы нашивают, чтобы продавать как подлинную продукцию западных фирм. Выходит, мой бывший будущий тесть и есть то передаточное звено, которое связывает советскую мафию с заграницей? Кстати, я почему-то никогда не задумывался над тем, полковник какого рода войск мой тестюшка, тогда меня это просто не интересовало. А сейчас? Сейчас интересует, хотя он всего лишь майор.

Оставим все это до Литейска. Хотя, может, стоит предупредить об этом Телегину?.. Скажу, и его наверняка возьмут на заметку. И чем это закончится?.. Скорее всего, тем, что полковником он никогда не станет. А значит, я вряд ли повстречаю Лизхен и не будет моего неудачного брака, а следовательно и рокового выстрела, из-за которого я переселился в тело Шурика Данилова. И вся эта линия событий, в которой я сейчас существую, исчезнет. Хочу ли я вернуться обратно, в XXI век? Вернуться туда, где мне за полтинник и старость не за горами… Нет, мне и здесь хорошо. Да и к ребятишкам привязался…

Я вернул лейблы обратно в сумку и начал одеваться. И уже собравшись, понял, что если я покажу эти кожаные бирки Витьку в Литейске, то с майором Арабовым стрясется все то же, что и в том случае, если я сейчас обращусь к Ольге Михайловне. Выходит, нужно просто вернуть Маше сумку и ни словом о ней не заикнуться товарищу Курбатову. Так будет лучше всего. По крайней мере, если, что-то и произойдет в судьбе моего будущего бывшего тестя, то не по моей вине. Одевшись, я вытащил свои пожитки в прихожую и пошел на кухню, чтобы сообщить своей «квартирной хозяйке», что собираюсь ее покинуть.

— Ты уже собрался? — спросила она. — Сейчас позвоню Спицыну, чтобы заехал за тобой.

Подошла к телефону, набрала номер и сказала:

— Это Телегина. Спицына с машиной к моему дому… Да, жду.

Положив трубку, Оля сказала:

— Что думаешь с деньгами делать?

Я усмехнулся.

— Разберемся…

— В СССР полагается платить подоходный налог, а при крупных тратах могут потребовать подтверждение источника дохода.

— Ты предлагаешь пойти и сдать деньги в милицию?

— Это было бы самое разумное.

— Я не собираюсь, как Остап Бендер, скупать бранзулетки и перетаскивать их на своей шее через румынскую границу.

— Надеюсь.

— У меня пожилая мать. Я хочу помочь нашей детской киностудии. Даже съемки любительского кино требуют расходов.

— Верю.

— Ну что ты заладила — надеюсь, верю… Генерал-лейтенант и то понимает, что за помощь органам надо вознаграждать!

— Я с ним совершенно согласна, но я думала, он подпишет требование в финчасть на выплату тебе премии… Ну не знаю, рублей на сто пятьдесят — двести…

— Прекрасно!.. Если бы Королева или ее подельник мне глотку перерезали, то вы бы эти полтораста рубликов моей матери выписали? На похороны сына!.. А в гроб положили бы медальку, завернутую в тряпочку, потому что бойцам невидимого фронта нельзя демонстрировать свои награды!

Она выслушала мою тираду с улыбкой превосходства. Ну еще бы! Она-то радеет об интересах государства, а я в ее глазах кто? Озверевший мещанин, готовый за кучу бабла продать, что угодно?.. А вот хрен угадала! Мне эти деньги нужны, чтобы поддержать хотя бы нескольких близких мне людей в те годы, когда государству до них не станет никакого дела. И произойдет это не так уж и нескоро. Последнее десятилетие советской власти уже наступило. Начался обратный отсчет. Так что пусть ухмыляется товарищ майор государственной безопасности, сейчас прав я, а не она.

— Ладно, Оля, — сказал я примирительно. — Прости, наговорил глупостей… Спасибо тебе за все!

— И ты не поминай лихом! — откликнулась она, и смахнула с глаз что-то, будто соринку.

Я подошел и обнял ее. Крепко. В это время в дверь позвонили. Хозяйка пошла открывать. Это оказался толстяк Спицын. Он подхватил мой чемодан и сумку с кассетами. Я взял деньги, сумку Арабова и коробку с видаком. Телегина проводила нас до выхода из подъезда и сделала мне ручкой, грустно улыбнувшись. Я улыбнулся и кивнул в ответ, потому что руки у меня были заняты. Машина, на которой Петя прикатил за мною, стояла во дворе, так что далеко идти не пришлось. Погрузив часть моей поклажи в багажник, Спицын отворил пассажирскую дверцу, и я устроился на заднем сиденье с сумкой с деньгами и коробкой с JVC.

— Ну что сразу в аэропорт? — спросил толстяк.

— Не сразу, — откликнулся я. — Где бы мне подарки купить жене и друзьям.

— В ГУМе, наверное, — проговорил он. — Там всего много.

— Тогда поехали!

Мы выехали со двора. Я и по прошлому разу заметил, что Петя неплохой водила. Да и вообще — внешность обманчива. Неумеху в КГБ не взяли бы. Конечно, вряд ли он пригоден для оперативной работы, в смысле — погонь и перестрелок — а вот голова у него, видать, варит. Спицын не просто подкинул меня до Государственного Универсального Магазина, но и решил сопроводить. Он, не стесняясь, помахивал корочками, чтобы меня обслужили вне очереди. Не прошло и часа, как я стал обладателем набора польской косметики фабрики «Polena», советской кинокамеры «Конвас-автомат» с набором 35-миллиметровой пленки к ней и разную ерунду. Я хватал все подряд, но нужное, а Петя таскал за мной пакеты.

Потом мы все это сложили в его машину и уже без остановок поехали в Домодедово. В аэропорту Спицын снова размахивал своим удостоверением направо и налево, так что всю мою поклажу и меня самого погрузили в самолет как принца из слаборазвитой, но дружественной страны. И сотрудники аэропорта были ко мне предельно внимательны. Мы с Петей поручкались у трапа. Я его искренне поблагодарил за помощь. Кому другому, я бы сунул пару стольников, но Спицын все-таки служит в весьма серьезном учреждении и такие номера мог не расценить. Все-таки большинство служивых в СССР блюли честь погон.

Полет на «Ил-18» прошел спокойно. Молоденькие и кукольного вида стюардессы были ко мне не менее внимательны, нежели сотрудники «Домодедово». Видать, на борт сообщили, что летит какой-то особенный пассажир. Я не возражал, когда мне принесли коньячка и лимончик на закуску. Надо было как-то скоротать рейс. Тем более, что Диккенс остался в чемодане, а чемодан я сдал в багаж.

Спустя два часа самолет приземлился. И тут меня ждал сюрприз. Оказалось, что меня встречают. Когда я сошел с трапа самолета, меня поджидал… Карл! Ей богу, даже сердце екнуло. Может случилось что? Я ведь так и не позвонил Илге со всей этой суматохой.

— Привет, дружище! — сказал я, пожимая ему руку. — Как ты узнал, что я прилетаю сегодня?

— Здравствуй, Саша! — откликнулся Рунге. — Трудовик наш шепнул на вчерашнем педсовете.