Демонический Любовник (ЛП) - Форчун Дион - Страница 45

И вскинув руки, он призывным голосом воскликнул:

– ...Ибо я выбираю расплату

Эти слова, казалось, внезапно изменили всё. Серую фигуру в капюшоне охватил огонь и всюду распространился малиновый дым, похожий на свет горящего города. Вновь из каждого темного угла и каждой щели этого мрачного дома раздался гогочущий смех, и на каждый раскат отвечал веселый хохот с высоты небес, где ночные облака неслись пред ярким ликом Луны. Казалось, что в каждом клочке темноты таилось торжествующее зло и Лукас попал к нему в руки. Порыв яростного ветра ударил в дом и стены его покачнулись, а стропила и брусья заскрипели так, как если бы вся эта ветхая конструкция решила рухнуть. Стекла, вырванные из рам, осыпались на пол ливнем острых осколков. Нечто, что было плотнее тьмы, ворвалось в комнату вместе со штормом, быстро прошлось по всем поверхностям невидимыми щупальцами, а затем, найдя то, что искало, вновь унеслось туда, откуда пришло. Шторм закончился также внезапно, как и начался; комната, свободная от всех присутствий, казалась простым человеческим жилищем, разрушенным стихией. От сил, что обрушились на него, не осталось и следа, как и от вызвавших их страстей, если не считать того, что из угла, в котором стояла серая фигура в капюшоне, волнами доносился запах гниения.

Кошмарный ветер стих также внезапно, как и возник, и комната погрузилась в кромешную тьму. Вероника слышала, что старик неуклюже пытается зажечь спичку. Наконец, появилось слабое бледное пламя, еле видимое во мраке. Лампа, разбитая вдребезги, валялась в углу, и старый доктор неспешно огляделся в поисках чего-либо, что можно зажечь. Обернувшись, он внезапно замер с еле слышным возгласом, ибо в проеме разбитой двери виднелась человеческая фигура. Они оба уставились на нее в немом удивлении, разглядывая в свете затухающего пламени странное, беспристрастное лицо незнакомца с глубокими морщинами на пергаментной коже, которые казались еще более глубокими в мерцающем свете, впалыми щеками, высокими скулами, мощной челюстью и высоким лбом. Сверкающие, глубоко посаженные глаза напоминали ястребиные, но не были монгольскими, хотя новоприбывший скорее был азиатом, чем европейцем, и даже то, с какой гибкостью и спокойствием он вошел в комнату, создавало ощущение, что он прибыл с Востока, но все же Вероника знала, что этот человек не был азиатом, также как и не был человеком Запада; он был чем-то совершенно другим. В нем ощущалась огромная сила, абсолютно беспристрастная, совершенно не контролируемая. Вероника видела достаточно членов мистического Братства, в чьей штаб-квартире ее одно время прятали, чтобы распознать в нем одного из них. Сияющие глаза Доктора Латимера, кошачья грация Лукаса, исходящее от сурового мужчины ощущение беспристрастной силы – все это, развитое до куда больших пределов, было сконцентрировано в одном человеке. Она поняла без всяких объяснений, что этот человек был связан с Братством, но стоял намного выше и был чем-то намного большим, чем те, с кем она сталкивалась прежде и кто заведовал его делами. Он настолько же превосходил Лукаса в своем развитии, как Лукас превосходил ее, и она знала, что этого человека не только нужно было слушаться, но и что ему можно было доверять.

Спичка в руках старика потухла, пока он молча смотрел на пришедшего, и комната вновь погрузилась в темноту и тишину.

Голос незнакомца разрушил чары.

– Вы знаете, кто я?

– Да, вы... Вы... Третий.

Ответ Доктора Латимера был сбивчивым, как бывает всегда, когда человека захлестывают эмоции.

– Совершенно верно. Я Третий. Теперь, полагаю, вы разожжете камин. Есть вопросы, которые нам нужно обсудить.

Вероника слышала звук шагов незнакомца, идущего по паркету. Он двигался в темноте с такой точностью, как будто бы видел, куда идет, и звон металла сообщил ей о том, что он взял со стола возле двери два медных подсвечника. К тому времени, как Доктор Латимер зажег спичку, он уже стоял перед ним, держа их.

Теперь Вероника могла его рассмотреть. Свободное шерстяное пальто, которое он носил, заставляло его казаться выше и массивнее, но когда он снял его, она увидела, что на нем был обычный цивилизованный брючный костюм. В отличие от многих изучавших оккультизм, члены этого Братства, действительно обладавшие знанием и силой, не стремились производить впечатления, а скорее старались скрыться под покровом условностей, чтобы спокойно заниматься своими делами. «Не ссорьтесь с Миссис Гранди, – однажды сказал ей Лукас. – С этой старой леди стоит подружиться, если хотите жить спокойно». Новоприбывший, очевидно, был того же мнения, ибо старался выглядеть и вести себя как обычный человек.

Он опустился на колени перед тлеющим камином и осторожно сгреб в кучу золу, как если бы прикасался к живым существам. Под его рукой мгновенно разгорелось пламя и Веронике показалось, что эта его способность была сродни способности двигаться в темноте: он мог носить обычную одежду, но обычным человеком он не был.

Он впервые посмотрел на нее, все еще неподвижно сидевшую в своем кресле, как и в момент его появления.

– Ну же дитя мое, – сказал он, взяв ее за руки, – Подвиньтесь ближе к огню и погрейтесь. Вы совсем замерзли.

Это мягкое прикосновение, в котором не было и тени мужской фамильярности, сказало Веронике о незнакомце даже больше, чем все остальное. Доктор Латимер был умен и добр, но не был силен; суровый мужчина был умен и силен, но не был добр; новоприбывший же обладал всеми этими качествами, и Вероника заключила, что он был куда более великим человеком, чем любой из них. «Заговорите об ангелах и вы услышите шорох их крыльев», гласит старая пословица, и стоило ей подумать о своем старом противнике, как на террасе послышались шаги и его дородная фигура показалась в дверном проеме.

Он был настолько же удивлен, увидев человека, называвшего себя Третьим, как и Доктор Латимер, и Вероника подозревала, что одновременно с тем он был не слишком рад этой встрече. Он был не из тех, кто охотно идет на уступки, а незнакомец определенно мог возглавить любую группу, в которой оказывался. С другой стороны, она чувствовала, что Доктор Латимер испытывал огромное облегчение от вмешательства незнакомца и был вполне готов доверить ему разбираться с этим делом.

– Если вы соблаговолите войти, Мистер Фордайс, – сказал он, – Мы сможем закрыть дверь.

Суровый человек пробормотал что-то, что выдавало возмущение столь разумной просьбой, но тем не менее сделал то, что ему было велено, и помог закрепить прогнившие створки, которые едва не рухнули в комнату.

Никто ни о чем не спрашивал и ничего не говорил, но тем не менее Вероника с ее развитой интуицией прекрасно осознавала, что каждый из трех мужчин повиновался неким молчаливым приказам, хотя исходили ли они от Третьего или же и ему тоже кто-то приказывал, она сказать не могла. Они уселись полукругом у разожженного теперь камина и воздух наполнился дымом сигары и двух трубок, но все еще никто не заговорил; она чувствовала, что эти люди «чувствовали» состояние дел, «чувствовали» друг друга и действовали и реагировали неуловимым для нее образом. Ей всегда казалось, что оккультисты были аскетичными людьми, которые не прикасались ни к мясу, ни к выпивке, ни к табаку, но Доктор Латимер съедал без разбора все, что ставила перед ним старая смотрительница, а Третий курил длинную черную сигару, которая могла свалить с ног любого среднестатистического человека. Они были психиками, но определенно не были сенситивами.

Наконец, Третий заговорил.

– Мы должны уладить это дело как можно быстрее, – сказал он. – Время играет огромную роль в данном случае.

– Мне казалось, все уже улажено, – сказал мужчина с суровым лицом с выражением, близким к насмешливому.

– Мне тоже так казалось, – сказал Доктор Латимер, с удивлением подняв глаза. – Лукас, как я знаю, принял свою судьбу и отправился в Судебный Зал Осириса.

– И его развернули обратно у ворот, – сказал Третий. – Ибо его время еще не пришло. Они рады ему не больше, чем убитому или... – он сделал многозначительную паузу. – Самоубийце.