Авиатор: назад в СССР 9 - Дорин Михаил - Страница 11

– Так точно, товарищ полковник, – кивнул я.

Пока всё идёт неплохо. «Вопросы» несложные. Это явно легче, чем стоять и расписывать кривые Жуковского.

– Тогда, если мои коллеги не против, мы можем приступить к собеседованию.

– Расскажите о себе. Что закончили? Где служите? – спросил Зучков.

Рассказ об Осмоне и командировке в Афганистан затянулся на несколько минут, но присутствующие слушали внимательно. Зучков даже помечал себе что-то в тетради.

– Ещё раз, какие модификации МиГ-21 у вас были? – поинтересовался Солчанов.

– УМ, СМ и бис соответственно. В училище был МФ. Самолёт Л-29 на первых двух курсах, – ответил я.

Пару вопросов задали про МиГ-29. Переучивался я на него или нет, что могу о нём рассказать и как его оцениваю.

– Почему именно в испытатели решил? В Осмоне формируется отличный Центр боевого применения. По службе, если взять во внимание твои награды и заслуги на войне, пойдёшь быстро, – спросил Брилёв.

– Должность, положение – это всё не так важно, – сказал я. – Наследие – вот о чём я думаю, когда говорю о желании поступить в школу. Здесь ты на острие боевой авиации, всегда в авангарде. А главное – можешь оставить свой след в истории авиации. Предложить то, чего ещё не делали. Что-то новое, что-то своё. А в полку всё по инструкции. Там ежедневная, рутинная работа.

– А здесь, думаешь, не так? – улыбнулся Зучков.

– И здесь так. Только здесь ты ещё и первопроходец. Ты учишь летать самолёты, а не они тебя, – ответил я.

Брилев задумался, инженер смотрел на меня с удивлением, а Зучков чесал затылок. Что-то сейчас решают они в своих головах.

Валентин Иванович посмотрел на своих подчинённых, но ни один из них и бровью не повёл. Не намекнул хоть на какое-то решение.

– Сергей, я тебя выслушал и хочу кое-что тебе сказать, – произнёс Брилёв.

Я навострил уши, готовясь только услышать слово «да». Другого сейчас я не жду. Просто, как можно меня не одобрить к поступлению?! Только, если начальники решили не отступать от критериев отбора.

– Чуть не забыл, а вы не курите? – спросил Брилёв.

– Нет, – с удивлением ответил я.

– Это вам в плюс. Теперь к насущному. Какой у вас налёт на реактивных самолётах, исключая полёты в училище? – продолжил выяснять Валентин Иванович.

– Порядка 400 часов.

– Хорошо. Второй тип истребителя вы ещё не освоили, но недавно сдали на второй класс?

– Так точно.

– Вот мой вам вердикт – рано, Сергей Сергеевич, – твёрдо сказал Брилёв. – Рано вам поступать в школу.

Я не удивился заключению вынесенному Брилёвым. Да и пришёл я в школу испытателей спонтанно. Сейчас не о поступлении речь, а о том, что мне для него необходимо.

– Можно узнать, почему? – спросил я.

– Конечно. Даже нужно узнать, – сказал Брилёв и подошёл к столу, где разместились модели различных самолётов.

Здесь были и поршневые, и реактивные, и винтокрылые машины. Даже проект одного из авианесущих крейсеров с размещёнными на взлётной палубе модельками Як-38.

– Для того чтобы попасть сюда, одной с нами беседы мало. Тем более, мы общаемся сейчас неофициально и, как видишь, никаких на тебя документов не завели, – сказал подполковник Солчанов.

– Да, заметил, – сказал я, только сейчас поняв, что действительно никаких официальных бумаг мы не заполняли здесь.

– Боевые награды, потенциал, знания – это всё хорошо. Можно сказать, прекрасно. Это всё мы учтём, когда будем официально включать тебя в список кандидатов, – сказал Зучков.

– Почему нельзя сейчас? Чего именно мне не хватает?

– Есть кое-что. В работе испытателя необходимо больше всего. Внимательно меня послушай и запомни, – сказал Батя, посмотрев на меня своими добрыми серо-голубыми глазами.

– Слушаю, товарищ полковник, – приготовился я к важной информации.

– Твой полёт начинается на земле. С момента получения испытательного задания от инженера. Каждое значение, точка или запятая важны. И ты должен найти в них изъян.

– Я это понимаю, – со всей уверенностью сказал я.

– Очень хорошо должен понимать, – поднял вверх указательный палец Брилёв. – В момент проработки всплывают все «за» и «против» тех этапов полёта и режимов, так чётко и ладно прописанных инженером. Соглашаясь на полёт, ты – лётчик-испытатель, берёшь на себя всё. В том числе ответственность за надёжность той машины, за которой стоит будущее Советской авиации.

– А брать приходится многое, – вступил в разговор подполковник Зучков. – И величина этой ответственности ещё и в том, что ты принимаешь решение – лететь или не лететь. Сможешь или не сможешь выполнить главную задачу из трёх компонентов – взлететь, отработать заданные параметры, которые до тебя никто ещё не отрабатывал, и обязательно посадить машину.

– И вот здесь, важно то качество, которое пока тебе не присуще, – тяжело вздохнув, сказал подполковник Солчанов.

– Опыт? – спросил я, хотя вопрос был риторический.

– Профессиональная интуиция, рождённая многолетним опытом, – поправил меня Брилёв и по-отечески похлопал по плечу.

– Понятно, – смиренно сказал я.

С опытными людьми в испытательном деле следует согласиться. Мой многолетний опыт не распространяется на лётное дело. Если в большинстве жизненных ситуациях я могу действовать по наитию, то в полёте пока такого у меня нет. Своего опыта я только ещё набираюсь. Пускай и быстро.

– Но и даже это не гарантирует тебе успех, – сказал Батя, вернувшись на своё место. – Всё предусмотреть невозможно. На то она и испытательная работа, – улыбнулся он. – Прекрасное занятие, в котором всегда есть место неизведанному.

– Я это запомню, Валентин Иванович, – улыбнулся в ответ я.

– Хорошо. Теперь о главном. Ты у нас на карандаше, – сказал Брилёв, и Зучков поднял красно-синий карандаш.

– Понял, – кивнул я.

– В Осмоне будет несколько типов летательных аппаратов. Освоишь ещё один, наберёшь необходимый налёт для поступления, и тогда мы с тобой встретимся за партой в классе прямо по коридору, по левой стороне, – проговорил Брилёв, кивая головой.

– Я всё понял, товарищ полковник.

– Теперь иди и работай. До встречи! – улыбнулся Брилёв и я, попрощавшись со всей троицей, вышел из кабинета.

На морозе мысли немного пришли в порядок. Теперь появилась некая промежуточная цель, за которой откроется прямая дорога к поступлению в школу. И как я понял, для этого мне нет смысла уезжать из Осмона. Надо работать именно там и повышать свой уровень.

Гарнизон покинули с Костей мы не сразу. Он ещё долго сдавал документы, беседовал с какими-то знакомыми и расспрашивал об особенностях службы в «верхнем» полку.

– Значит, ты всё же решил воспользоваться своим пролетарским происхождением? – спросил я, когда мы шли по длинной дороге от главного КПП к городку.

– Я думал, что самому как-то получится прорваться. Сейчас там налетаю быстренько и через три-четыре года пойду в школу испытателей. Не всё так просто оказалось.

– Могут не отпустить? – спросил я, ускоряя шаг, поскольку сильный ветер дул в лицо, почти отбрасывая меня и Костяна назад.

– Ещё как! Даже в Афган теперь не поедешь, если сверху не придёт разнарядка. Людей не хватает катастрофически. Меня уже хотят на командира звена переводить, поскольку большой провал в части пополнения был в предыдущие годы.

Оказывается, проблема с самой возможностью уехать поступать действительно присутствовала.

– Мой отец, к тому же, уточнил у Брилёва, что из Венгрии проблематично перевестись. Чуть ли не на Министра обороны нужно выходить, – громко сказал Костя, перекрикивая порыв ветра.

Проходили мимо строящегося небольшого микрорайона. Параллельно дороге выросли частные гостиницы представительств авиационной промышленности.

– Маповские гостиницы всё растут, верно? – указал мне на строящееся двухэтажное здание.

– Здесь и домов скоро будет не меньше, – ответил я, вспоминая, как этот район скоро застроится несколькими девятиэтажками.