Только для личного ознакомления - Флеминг Ян - Страница 11
- Предыдущая
- 11/43
- Следующая
— Я направил досье с этим делом Эдгару Гуверу, который был наслышан о Хаммерштейне. И неудивительно, учитывая, сколько хлопот доставляет ему пересылка оружия Кастро из Майами. Кроме того, он не спускает глаз с Гаваны с тех пор, как деньги американских гангстеров потоком хлынули на Кубу вслед за открытием там игорных домов. Он мне сообщил, что Хаммерштейн и его сопровождающие прибыли в Штаты по туристической визе сроком на шесть месяцев. Гувер мне здорово помог, интересовался, достаточно ли у меня материала, чтобы возбудить судебное преследование, буду ли я просить о выдаче этих людей, чтобы предать их суду на Ямайке. Я обсудил этот вопрос с нашим генеральным прокурором, который полагает, что рассчитывать на успех можно лишь при наличии свидетелей из Гаваны, а это исключено. Да и все имеющиеся на сегодня сведения поступили из разведслужбы Кастро. Официально кубинцы и пальцем не шевельнут. Тогда Гувер предложил аннулировать их визы, что заставило бы их опять пуститься в бега. Я поблагодарил его, но от предложения отказался. На этом мы с ним поставили точку.
М, замолчал на некоторое время, разжег потухшую трубку и продолжил повествование:
— Я решил поговорить на эту тему с нашими друзьями из канадской полиции, связался по кодированной связи с комиссаром полиции, который прежде никогда мне ни в чем не отказывал. По его распоряжению патрульный самолет погранслужбы как бы случайно отклонился от маршрута, перелетел через границу и сфотографировал с воздуха всю территорию имения. Он заверил меня в готовности оказать любое другое содействие, если понадобится. Сейчас, — М, опять подъехал на вращающемся кресле вплотную к столу, — мне предстоит решить, что делать дальше.
Теперь Бонду стало понятно, что тревожило М., почему он хотел, чтобы кто-то принял за него решение — ведь речь шла о его бывших друзьях. Из-за присутствия в деле личностных моментов М, взял его целиком в свои руки. И сейчас наступило время, когда справедливость должна восторжествовать, а виновные — оказаться на скамье подсудимых. Но М, никак не мог решить, как ему следует квалифицировать следующий шаг — как восстановление справедливости или как месть. Никакой судья не станет слушать дело об убийстве человека, с которым он был лично знаком. И поэтому, в чем Бонд нисколько не сомневался, М, хотелось, чтобы кто-то другой, скажем. Бонд, вынес приговор. Ведь он не знал Хэвлоков, ему безразлично, какими они были. Хаммерштейн применил закон джунглей в отношении двух беспомощных пожилых людей. В таком случае только закон джунглей годился и для самого Хаммерштейна. Только так справедливость могла бы восторжествовать. Пусть это будет местью, местью общества.
— Я бы не испытывал ни малейших колебаний, сэр, — произнес Бонд. — Если заморские гангстеры почувствуют, что подобное сходит им с рук, они воспримут это как еще одно подтверждение точки зрения тех, кто считает англичан мягкотелыми. Тут необходимо жестокое возмездие — око за око.
М, продолжал смотреть на Бонда, храня молчание и ничем не выказывая желания услышать от него что-то еще.
— Если этих людей нельзя повесить по приговору суда, их следует просто ликвидировать, — добавил Бонд.
М, отвел взгляд от лица Бонда, и на какое-то мгновение в его глазах промелькнуло выражение отрешенности и внутренней сосредоточенности. Затем он медленно протянул руку к верхнему ящику левой тумбы стола, выдвинул его и вытащил оттуда тонкую папку, на которой отсутствовали стандартное оглавление и обозначающая гриф секретности красная звездочка. Он положил досье перед собой, а рукой порылся в выдвинутом ящике и наконец вынул печатку и коробочку с пропитанной красной тушью штемпельной подушкой. Он открыл коробочку, прижал к подушке печатку и затем аккуратно поставил штамп точно в правом верхнем углу серой обложки досье.
После этого М, положил печатку и штемпельную подушку обратно в ящик, задвинул его, повернул досье и мягким движением протянул его через стол Бонду.
Выведенная особым шрифтом, еще не просохшая надпись гласила: “Разглашению не подлежит”.
Не произнеся ни слова, Бонд кивнул головой, взял досье и покинул кабинет.
Спустя два дня, в пятницу, Бонд вылетел в Монреаль рейсом “Фрайдей Комет”. Самолет ему не понравился — летел на чересчур большой высоте, слишком быстро, да и пассажиров было многовато. Он с сожалением вспоминал о тех временах, когда через Атлантику летали на самолетах “Стратокрузер” — прекрасном, неуклюжей формы авиалайнере предыдущего поколения, который преодолевал расстояние за десять часов. На нем можно было неторопливо поужинать, поспать несколько часов в удобной постели и проснуться как раз к тому моменту, когда в нижнем салоне начинали подавать еду под придуманным БОАК идиотским названием “сельский завтрак”, в то время как весь салон заполняли первые лучи восходящего солнца с характерным для западного полушария золотистым оттенком. На этот раз все происходило слишком быстро — стюарды обслуживали чуть ли не с удвоенной быстротой, после чего осталось каких-то два часа, чтобы вздремнуть, до того как самолет круто пошел вниз с высоты в сорок тысяч футов. Спустя восемь часов после вылета из Лондона Бонд уже сидел за рулем арендованного в компании “Гертц” “плимута”, направляясь по широкой 17-й автостраде из Монреаля в Оттаву и постоянно напоминая себе о необходимости придерживаться правой стороны.
Штаб-квартира канадской королевской конной полиции находилась в Оттаве, в министерстве юстиции, рядом с комплексом парламентских задний. Подобно большинству государственных учреждений в Канаде, министерство юстиции занимало массивное здание из серого камня, монументального и способного выдержать долгие и холодные зимы. Было условлено, что в приемной Бонд скажет, что хотел бы видеть комиссара и представиться как “мистер Джеймс”. Он так и сделал, и полицейский капрал с совсем еще юным лицом, выражавшим неудовольствие от того, что должен находиться в помещении, когда на улице так тепло и солнечно, поднялся с ним на лифте на третий этаж и в большой опрятной комнате, где сидели две молоденьких секретарши и было много тяжеловесной мебели, передал его из рук в руки сержанту. Сержант связался с кем-то по внутреннему телефону, после чего наступило десятиминутное ожидание. Бонд закурил сигарету и перелистал брошюру, которая рекламировала службу в канадской конной полиции и в которой настоящий полицейский выглядел чем-то вроде франтоватого ковбоя, сыщика Дика Трейси и сестры милосердия Розмари — все в одном лице. Затем его пригласили пройти в кабинет. Находившийся там высокий моложавый человек, одетый в темно-синий костюм, белую сорочку и черный галстук, повернулся спиной к окну и шагнул ему навстречу.
— Мистер Джеймс? — спросил он с легкой улыбкой и представился:
— Полковник, скажем... Джонс. Они обменялись рукопожатием.
— Присаживайтесь. Комиссар приносит свои извинения в связи с невозможностью принять вас лично. У него сильная простуда, из тех, что называют “дипломатическими”, — сказал с лукавой усмешкой полковник Джонс. — Считает, что ему лучше побыть сегодня дома. Я — один из его помощников. Мне приходилось самому участвовать в нескольких охотничьих экспедициях, и комиссар поручил мне позаботиться об организации вашего короткого отпуска. Именно мне и больше никому. Надеюсь, вы понимаете? — добавил полковник после короткой паузы.
Бонд улыбнулся в ответ. Комиссар был готов помочь, но намеревался сделать это в “лайковых перчатках”, чтобы не оказаться замешанным в эту историю. Отметив про себя, что комиссар, должно быть, осторожный и весьма разумный человек, Бонд ответил:
— Вполне понимаю. Мои лондонские друзья не хотели бы, чтобы комиссар принимал какое-либо личное участие в этом деле. А я с ним не встречался и понятия не имею, где находится штаб-квартира полиции. А теперь не могли бы мы минут десять поговорить на нормальном английском языке при условии, что разговор останется строго между нами?
Полковник Джонс рассмеялся в ответ:
— Конечно. Мне поручили произнести эту маленькую речь, после чего перейти непосредственно к делу. Вы ведь понимаете, коммандер, нам обоим придется закрыть глаза на то, что мы совершим ряд правонарушений, начиная с приобретения под ложным предлогом канадской охотничьей лицензии, соучастия в нарушении правил пересечения границы, не говоря уже о последующих более серьезных вещах. Отголоски нашей маленькой операции никому не пойдут на пользу, не так ли?
- Предыдущая
- 11/43
- Следующая
