Вторжение (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 14

— Но…

— По возможности необходимо организовать работу таким образом, чтобы никто не рисковал жизнью и не геройствовал. Без всего этого «живота не пожалею!». Сейчас в бой срываться по меньшей мере глупо, а уж не поставив в известность Генеральный Штаб — и вовсе преступление. Может они на тебя будут по исходу трех дней рассчитывать — на отдохнувшую и с возможностью отката в случае гибели. А ты сейчас рванешь и покалечишься, а то и помрешь. Мало того, что девица Александра по тебе потом сохнуть будет (Александра надувает губки и тычет меня кулачком в плечо), так еще и саботаж стратегов в штабе получится.

— Арргх! — говорит кузина и садится в кресло: — да знаю я! Просто невмочь вот так сидеть!

— Так ты не сиди! — предлагает Сандро: — вас вон Вериока к себе пригласила, во дворец к Светлейшему Князю! Сходите с Володей, развейтесь. Тем более, как я слышал, его со всеми его женами пригласили, то-то смеху будет!

— Правда⁈ — Александра поворачивается ко мне, и я важно киваю, правда мол.

— Что я там не видела. — мрачно говорит Ай Гуль: — опять с Вериокой поцапаемся. Она злопамятная мелкая тварь. Ну гоняла ее пару раз за кипятком, подумаешь. Чаю хотелось, корпус общежития холодный, прямо ветер по коридорам.

— Про твои подвиги в Академии легенды ходят. — говорит Сандро: — неудивительно, что у тебя подружек нет, только друзья.

— А я! — пищит Александра, поднимая руку.

— Ты не в счет. Я имею в виду — подружек, с которыми она вместе училась. — поясняет Сандро: — ты у нас в художественную академию ходила, да еще и за границей, тебя боженька миловал от того, чтобы вместе с Ледяной учиться. А то и ты бы за чаем для нее летала.

— Ну и что. — пожимает плечами та: — подумаешь. Она классная, я бы ей все приносила. И спала у нее в ногах… чтобы теплее было.

— Странные у тебя понятия о женском общежитии. — говорит Марат: — у них там отдельные кельи для каждой воспитанницы.

— Интересно не то, что это так. Интересно, откуда это Марат знает? — задается вопросом Сандро: — никак интересуешься личной жизнью юных воспитанниц магической академии?

— Вовсе нет! Ай, что с тобой… просто говорят, что все устроено одинаково, что в мужском корпусе, что в женском! А я — аспирант!

— Приносила бы чай, укрывала бы шалью, когда она замерзнет, дула бы ей на ладошки… — мечтательно говорит Александра и ее глаза затягивает томной поволокой: — и мы бы ходили вместе, держась за руки…

— Барон фон Мазох плачет по тебе крупными слезами, Сашенька. — замечает Сандро: — вот потому-то ты с нашей Ай Гуль общий язык и находишь. Нравится тебе, когда с тобой вот так. Имей в виду, Ай Гуль у нас строго по мальчикам.

— Да я ничего и не… вовсе даже! — краснеет Александра: — я про школьную дружбу!

— На самом деле это замечательная идея. — говорю я: — просто прекрасная идея.

— Чтобы эти двое вместе учились? — поднимает бровь Сандро: — вместе пили чай и держались за ручки в холодных коридорах женского общежития, согреваясь дыханием на пальчики?

— Нет. Стой, погоди. — в голове всплывает картинка как юная Ай Гуль и не менее юная Сашенька стоят в холодном коридоре напротив друг друга с покрасневшими щеками и согревают пальчики друг друга дыханием. Милота! Нет, стоп, не о том я. Картинка интересная, но в другое время.

— Хорошо. — признаю я: — это тоже неплохая мысль. Но я не об этом. Гуля!

— А?

— У меня есть идея! Давай Волконскую из тюрьмы вытащим! И натравим на демона! Шмяк и он в Сером Лабиринте! А там пусть Имперские Убийцы Демонов хоть полгода собираются.

— Что? Но… как?

— А мне сам Светлейший Князь отличную идею подкинул. Я вот сейчас думаю — и как я сам не додумался. Все-таки Казимир Владимирович — голова.

— А то. — кивает Сандро: — Светлейший Князь Голицын — это умнейший человек. И тактичный. И на Сашеньку глаз положил.

— Сандро!

— Старый развратник. Но обаятельный. Ни одна молоденькая дама без его внимания не останется. Но к Сашеньке и к Гуле он вдвойне обходителен. Вот кому можно позировать для картины «Афродита выходит из пены морской».

— Кабы Казимир Владимирович пригласил. — грустит Сашенька: — но у него жена строгая. Алевтина Никоновна мне потом голову откусит. Раз и все. И потом, он же скульптор.

— Точно! Для скульптуры «Афродита выходит из пены морской». — тут же соглашается Сандро и Александра — отводит взгляд в сторону. Краснеет. Прямо густо так. Неловко кашляет. Так, словно не смотря на строгую Алевтину Никоновну, все же успела попозировать Светлейшему Князю.

— А ну-ка, заткнулись все! — хлопает ладонью по столу Ай Гуль и все замолкают.

— Что ты там сказал насчет Волконской, братец? — спрашивает она у меня в наступившей тишине: — что можно ее из Петропавловки вытянуть? Что тебе Казимир Владимирович подсказал? А ну, выкладывай!

— Хорошо. — говорю я и неспешно отпиваю из чашечки. Хороший у кузины в доме кофе. Ароматный. Терпкий. Наслаждаюсь запахом и вкусом. Ставлю чашку на блюдце и отчетливо вижу, как у Ай Гуль дергается веко на левом глазу. Пожалуй, не стоит дразнить ее дольше, не ровен час сосулькой получить.

— Ладно, ладно. — поднимаю руки я: — на самом деле, все просто….

Глава 8

Липкий, удушающий страх мешал мыслить ясно. Сосущее чувство в животе, слабость пальцев, затрудненное дыхание — он отмечал все эти симптомы краем сознания и удивлялся сам себе. Все же было решено. Он готовился к этому годами, с того самого момента, как узнал, что его любимая Даша умерла. С того самого момента, как узнал — как именно умерла Даша. О, это лицемерие власть предержащих, конечно же на территории Империи не существует рабства, крепостное право отменено, и каждый человек имеет права. Каждый человек в первую очередь подданный Империи, а уже во вторую или третью очередь — дворянин, помещик, мещанин или крестьянин. Однако на самом деле никаких прав у крестьян из какой-нибудь Берестовки нет. И то, что произошло в лесу, принадлежащем помещику Трепову — не было тайной. Все знали, что именно произошло. Каждый в Берестовке знал. Отводили глаза, бормотали что-то про «Бог дал, Бог взял» и прочие благоглупости. Конечно, в результате у Трепова были неприятности, все же не средневековье на дворе и его даже оштрафовали за какую-то мелочь. За неприятие мер к безопасности лесных угодий, вроде так. И конечно, если бы суд был объективным, учитывал все доказательства, если бы его судили за убийство крестьянской дочери, не просто убийство, а с предварительным изнасилованием группой лиц — мало бы не показалось даже по законам Империи. С точки зрения закона вроде как разницы нет, кого именно убили, наказание одинаковое. Это в теории.

А на практике — никто и не свидетельствовал против Трепова и его дружков. Родителям Даши помещик Трепов дал денег, пригрозил что со свету сживет и долги простил. Нет, если бы она была жива, конечно, отец Даши горой бы встал на защиту… но она же уже умерла, верно? Правды искать — не найдешь ее в суде. Только хуже себе и семье сделаешь, а тут тебе и долго простили, семья наконец смогла свою землю выкупить, и денег подкинули. Дашу, конечно, не заменить деньгами, но ее уже нет, а у нее еще пятеро братьев и сестер подрастают, хоть какая-то польза будет. Такой ужасный крестьянский подход. Цинично? Конечно. Но иначе не выжить. Кроме того, отец Даши не сам за себя тут решает. Вся община. Зачем общине с помещиком ссориться на пустом месте? Девки уже нет, даже если удастся доказать, что это Трепов и его дружки с ней развлекались и грань пересекли — так кому польза что его накажут? В худшем случае помещику срок дадут, и чего? Все равно он владелец закладных на землю, придется с ним еще дело иметь и договариваться. С ним или с его наследниками. И неизвестно, что хуже.

Вот потому и промолчала община. Промолчал отец Даши. А уж мать ее никто слушать не собирался, молчи баба, твое место у печи. Никанор отчетливо помнил пустые глаза матери Даши, когда наконец смог сам накопить денег на выкуп и вернулся в Берестовку. Помнил, как отводил взгляд в сторону отец Даши и мял свой картуз в мозолистых руках.