Таверна "Зелёная фея" (СИ) - Доброхотова Мария - Страница 23

Космину он увидел сразу. Она стояла в палисаднике и развешивала простыни, которые хлопали на ветру, как большие белые крылья. Робб положил руку на забор да так и застыл, не сводя взгляда с Космины. Но тут налетел особо сильный порыв ветра, и простынь, которую она как раз собиралась набросить на веревку, отнесло назад и накрыло её с головой. Космина барахталась среди влажной ткани, как попавшая в паутину бабочка, но Робб оказался рядом и помог стащить её с головы Космины. Он выбралась лохматая, запыхавшаяся и улыбающаяся.

— Ох, спасибо вам большое, сама не знаю, как…

“Как такое могло случиться”, но слова замерли у неё на губах. Улыбка вмиг погасла, брови сдвинулись к переносице.

— Ты зачем пришёл? — холодно спросила она.

Робб хотел бы сказать, как сильно его влечёт к маленькому дому Космины, как давит на него груз долга и вместе с тем радует, что в этом мире есть хоть что-то, что их объединяет, и как бы он хотел напоследок увидеть её и сказать что-нибудь важное… Но холодный взгляд подействовал не хуже пощечины. Вмиг в душе взвился огненный ураган, и Робб бросил многострадальную простыню наземь.

— Решил помочь тебе. Дурак, что возьмёшь.

Развернулся и потопал прочь, сжимая зубы от того, как внутри все жгло от досады. Несколько зевак остановились у забора, и он прогнал их резкими словами.

— И не забудь, — крикнула вслед Космина, — что ты должен мне денег!

Робб резко развернулся. Она стояла, сминая в руках белую влажную ткань, и гордо поджимала губы, а в глазах было что-то такое, что немногословный Робб и назвать бы не смог, да только сердце у него тоскливо сжалось.

— Я уезжаю, — бросил он коротко, — через день или два.

— Уезжаешь? — маска недовольства оканчательно треснула, обнажая потерянность. — А как же таверна?

— Не для меня это всё. Я разбойник, был им и остаюсь.

— Разбойник… — вторила Космина.

— Поэтому, ежели есть у тебя работа, так давай. Верну долг, чтобы моим ребятам легче жилось, и пойду своей дорогой.

Космине потребовалась целая минута, чтобы собраться с мыслями. Она отвернулась, убрала выбившиеся из причёски пряди, с досадой бросила простыню обратно в корзину.

— Пошли, дам теперь работу, раз уж ты здесь.

Какое удовольствие было в простом труде! Тяжелые мысли постепенно растворились, уступив рациональным хозяйственным рассуждениям: как лучше обрезать яблоньки, как быстрее наколоть дров и сложить их, как вскопать целину так, чтобы потом Космине без него проща обрабатывать её было. Сама хозяйка занималась своими делами, но то и дело появлялась рядом то с советом, то с кувшином кваса, а то с непрошенным любопытством.

— Ты вот так и оставишь все, да?

— Да, — отвечал Робб. — Так все и оставлю.

— А как же Виара без тебя? Девчонка совсем беззащится, — спрашивала она в следующий раз.

— А её кот оказался не совсем котом. Смотрит на неё, как на миску сметаны. С таким она не пропадёт.

— Это всё из-за того, что деревенские учудили? — на третий раз голос её звучал тихо и неуверенно.

— Ну что ты хочешь от меня? — спросил, распрямившись, Робб. Он как раз вскапывал участок, на котором никогда ничего не росло, кроме наглого бурьяна, и его рубаха промокла, а по лбу катились крупные капли пота. Он положил обе руки на лопату, давая себе время отдышаться. — Не буду врать, для меня это как удар ниже пояса. Я не умелец в трактирных делах и потратил много сил на таверну, поэтому начинать сначала — не, не смогу. Извиняй.

И он поплевал на руки и снова взялся за инструмент.

В тот день солнце катилось по небу, как по маслу: быстро и незаметно. Вот уже и обеденное время прошло, тени стали длиннее и чётче, а воздух, остывающий от полуденного зноя, прозрачным и теплым. А затем он сгустился, став голубоватым, и отчаянно запахло сумеречными цветами и травой. Вдалеке раздалось мычание коров и блеяние коз: пастухи возвращались с пастбищ. Космина выскочила из дома и отправилась встречать свою скотину. Еще немного, и начнёт стремительно темнеть, и Робб уже не сможет нормально работать. День прошёл, а значит, он вернул свой долг, и больше его здесь ничего не держит.

Появилась Космина. Шла к нему меж гряд, покачивая широкими бедрами, и закатное солнце превращало её кожу в карамель, а волосы — в мёд. Робб так и застыл, позабыв на мгновение и об усталости, и о мокрой рубахе, под которую пробиралась вечерняя прохлада, а только смотрел и не мог насмотреться. Космина заметила его пристальный взгляд и улыбнулась, красуясь и ничуть того не стыдясь.

— Ну, работник, — протянула она, — считай, что ты возвратил мне весь долг с лихвой. Столько дел переделать — это нужно постараться. Иногда я думаю, — добавила Космина, уперев кулаки в бока и осматривая свои владения, — что моему дому действительно не хватает мужской руки. Ну, а потом наступает утро, — весело закончила она, — и подобные глупости меня отпускают.

“Я бы хотел работать с тобой, и чтобы ты приносила мне квас, и брать кувшин из твоих рук. Я бы хотел, чтобы ты больше не думала ночами о всяких глупостях, потому что рядом был бы я”, — подумал Робб и тут же осадил себя. Он прекрасно знал своё место, уж уяснил к четвертому десятку, а потому не стоило разводить сопли и мечтания, ни к чему хорошему они не приведут.

— Ну что ж, раз я угодил тебе, пойду к дому. Ребята мои одни там остались, дай Матерь, чтобы брёвнышко на брёвнышке от таверны осталось, — он сорвал пучок травы и принялся очищать лопату.

— Постой! — поспешно сказала Космина. — Ещё просьба у меня есть. Затопи мне баню. Пожалуйста. Это не в уплату долга, а так… Просьба моя.

Робб посмотрел на неё долго, а потом пожал плечами да пошёл топить. Дрова он взял из старых запасов, те, что посуше, сложил их шалашиком, вниз настугал щепи, которая быстро занялась огнём. Робб плотно закрыл дверку, проверил, чтобы заслонка была открыта и выпускала дым и сажу. Совсем скоро баня прогреется, в ней станет славно и жарко, а когда Космина выльет на каменную печь воду, парилка наполнится густым ароматным паром, который ляжет на лавки, как пуховое одеяло. Робб вздохнул и, отмахиваясь от жгучего сожаления, вышел вон.

Космина несла ведро воды, чтобы налить его свиньям в корыто. Робб подхватил его.

— А ты чего же вышел? — спросила Космина. — Устал, наверное, как собака. А в вашей таверне на дороге и бани нет.

— Нет, — согласился Робб. — Я моюсь в реке, а для девчонки грею корыто горячей воды.

— Тем более. Сходи в баню, отведи душу, — Космина улыбнулась и, отобрав пустое ведро, отправилась справлять другие вечерние дела, оставив Робба в недоумении.

“А что, если она придёт? Вот такая, нежная, мягкая и румяная?” — подумал Робб и хмыкнул, помотал головой, как будто поражаясь собственной глупости. Ну к кому она придёт? К нему, Роббу? Скажи кому — засмеют.

Роббу доводилось бывать в разных помывочных. В одной было даже вполне прилично, и воду позволили подогреть так, что не сводило конечностей. Но помывочные — это так, ерунда. Блажь. То ли дело — бани. Бани, думал Робб, дело совсем иное. Он плеснул ковш воды на каменный бок печи, и она тут же превратилась в белый ароматный пар, который проникал до самых костей, выжигал не только грязь, но и усталость, и боль, и тоску. если понадобится. Через десять минут Робб приобрел радостное расположение духа и принялся тереть себя мочалкой из водорослей с такой силой, что кожа стала розовой, что у того младенца. Он даже разулыбался, словно недалёкий, но порыв пропеть что-нибудь душевное и певучее удержал. И не зря удержал, потому что стоило ему высунуться в предбанник, чтобы глотнуть воды, как увидел он Космину. Она склонилась над столом и раскладывала на нём нехитрые напитки. Рядом с тарелками, на которых лежали овощи, куски рыхлого сыра и тонко порезанное мясо, стоял графин из настоящего стекла, и по его пузатым бокам стекали крупные капли.

Космина подняла взгляд, улыбнулась искренне и немного смущенно.

— Ты что, напарился уже?

— Нет, я воды хотел выпить.