Ворон и медведь (СИ) - Каминский Андрей Игоревич - Страница 25

— Сейчас и узнаем, чьи боги сильнее, — пробормотал сакс, — эй ты! Дай сюда лук.

Стоявший рядом сподвижник протянул лук и Редвальд, вскинув его к уху, спустил тетиву. Однако Вильгельм, вовремя взглянув на стену, успел подставить щит.

— Ловкий ублюдок! — сплюнул Редвальд, — ну ничего, ты мне еще попадешься.

— Редвальд! — позади него послышался задыхающийся голос и, обернувшись, вождь саксов увидел одного велетов.

— Чего тебе, Звенко?!

— Западная стена....она вот-вот падет.

Прибыв на место, Редвальд увидел, что соратник не болтал зря: здешние разрушения были сильнее всего и полностью отремонтировать стены так и не сумели. Сейчас в образовавшийся пролом уже лезли, издавая воинственные крики, франки и кентцы. Местные ополченцы, столкнувшись с закаленными во многих боях воинами, готовы были дать деру, когда позади них послышались ругательства и звуки ударов: это Редвальд, щедро раздавая оплеухи зуботычины, заставлял их вернуться в строй.

— Боги смотрят на вас, проклятые трусы, — рычал он, — Всеотец в своей милости дает вам шанс войти в Вальхаллу, а не умереть на соломе, как ваши жалкие предки!!! Первого из вас, кто побежит я сам зарублю на месте, клянусь Одином и Ругивитом!

В схожих выражениях говорили и соратники Редвальда, также не стеснявшиеся рукоприкладства. Им удалось остановить панику и, перейдя в новое наступление, отбросить франков от стен. Сам Редвальд, ворвавшись в пролом, рубился как одержимый, чувствуя как им овладевает кровожадная ярость берсерка. Кровавые блики застилали его взор, когда как лезвие меча врубалось во вражескую плоть, отрубает руку, занесшую клинок, срубает чью-то голову.

— Один! Один и Чернобог! — орал он, — больше крови нашим богам!!!

— Один!!! Один и Хель! — раздавались крики со всех сторон.

Ярость язычников оказалась столь страшна, что, в конце концов, франки дрогнули и побежали. Редвальд приказал собрать их трупы и завалить ими проход, перемешав его с обломками камня и залив его остатками раствора, смешанного с кровью павших. Выглядело это столь жутко, что новые отряды франков, пришедшие на смену павшим соратникам, обнятые суеверным ужасом так и не решились на новый штурм.

У южной стены, защитникам города удалось поджечь таран — несмотря на то, что атакующие пытались поливать его водой, — после чего наступление и на этом участке провалилось. Вскоре были отброшены и воины с других направлений — и Редвальд окончательно убедился в том, что его план по превращению старого римского города в настоящую крепость, — Люнденбург, -увенчался успехом. Оставалось только гадать — надолго ли?

Ночью атаки прекратились — однако у реки и по окружности всего города полыхали костры франков, тщательно следивших, чтобы никто не пытался уйти. Наутро штурм возобновился — но оказался отбит с тяжелыми потерями для франков. Лишь на восточной стене, когда ее атаковали кентские воины во главе с тэном Этельбертом, христианином и дальним родичем покойного короля Этельвульфа, — враги почти прорвались к воротам. Редвальд, метавшийся от одной стены к другой, поспел в самый последний момент — и, сойдясь в жестокой сечи с Этельбертом, отрубил ему руку и взял в плен. Позже, когда кентцы были отброшены от стен города, изуродованное тело предателя было вывешено на стенах Люнденбурга, как очередная жертва Одноглазому Богу.

Следующей ночью Вильгельм решил пойти на переговоры.

— Нет нужды и дальше убивать друг друга, — выкрикивали его посланцы, украдкой пробираясь под стенами, — наш герцог уважает храбрецов! Это не ваша война, саксы: не служите проклятой ведьме, что питается вашей кровью и плотью. Сдайте город и герцог даст вам уйти куда угодно.

Редвальд, узнав об этом, приказал стрелять на звук голоса. После того, как несколько таких миротворцев нашли смерть под стенами Люнденбурга, переговоры больше никто не вел. А наутро возобновились бои: вновь и вновь Вильгельм вел на бой франков и кентцев — и всякий раз они с большими потерями откатывались от стен. Однако несли потери и защитники Люндебурга: из четырехсот человек, у Редвальда осталось чуть больше сотни. Местные ополченцы и вовсе гибли без числа — их приходилось гнать в бой чуть ли не плетьми. Иные пытались сбежать к врагу, но таких находилось немного — с перебежчиками Редвальд поступал особенно жестоко, надолго отбивая у остальных охоту к предательству. Да и франки обходились с ними не лучшим образом — и об этом тоже вскоре стало известно.

На шестой день Вильгельм начал очередной штурм, оказавшийся самым жестоким. Смастерив новые тараны и подтянув резервы из Кента, он с новой силой обрушился на город. После нескольких отбитых атак, франкам все же удалось проломить южную стену и ворваться в город. На улицах закипели жестокие сражения — саксы и славяне, оказавшиеся разделенными на несколько очагов сопротивления, держались за каждую улицу, каждый дом, каждую кучу мусора, дорого отдавая свои жизни. Самые жестокие бои шли в том квартале, где находился храм забытой богини: после неудачной попытки его поджечь франки пошли на штурм. Вел их сам герцог Вильгельм — после стольких неудач, он ничего так не желал, как самолично срубить голову вражескому предводителю.

Они сошлись в главном зале храма — обмениваясь жестокими ударами, пытаясь достать до глотки друг друга. Остальные бойцы — и франки и остатки отряда Редвальда, — не вмешивались в бой вождей. Хотя и сейчас этот поединок мало бы кто назвал честным — герцог мало участвовал в боях и был полон сил, тогда как Редвальд покрытый множеством больших и малых ран, истекал кровью после мясорубки на улицах города. Вильгельм все время наступал — он колол, рубил, сек, не давая Редвальду не малейшего спуска, тогда как сакс все чаще переходил в оборону, подставляя щит и отступая к дальней стене.

Уже смеркалось — и темнота, сгущавшаяся за стенами храма, еще быстрее заполняла само святилище. Зажечь факелы так никто и не удосужился, а лунного света, проникавшего сквозь небольшое окно, было явно недостаточно. Однако никто и не подумал остановить бой, чтобы хотя бы выйти на более освещенное место. Вскоре Редвальд видел перед собой лишь лихорадочно поблескивавшие глаза противника, блеск стали и торжествующий оскал победителя.

— Ты умрешь как пес! — насмехался герцог, — сдохнешь, так и не узнав спасения, но вечно сгорая в Аду! Ты думал меня победить, язычник?! Посмотри на этот клинок — думаешь, это простой меч? В сталь, из которой его ковали, вплавлен гвоздь из Креста Господня. Сам Христос направляет клинок, что пронзит твое черное сердце.

Он говорил, что-то еще, но сакс уже не слышал его. Странное чувство вдруг охватило Редвальда — будто и стены храма и весь город куда-то отступили, растворившись в окружавшей их тьме. Однако поединок продолжался и в этом мраке — только теперь саксу казалось, что его бой с герцогом как-то отождествился с иным не менее жестоким сражением, идущим где-то наверху. Редвальд почти видел этот бой — его вел ослепительно красивый юноша, почти отрок в развевающихся одеждах, столь белых, что от взгляда на них становилось больно глазам и таким же ослепительно ярким мечом, напоминающим луч солнечного света. За его спиной развевались белоснежные крылья, также словно светящиеся изнутри. Против крылатого отрока, с боевой секирой в руках, сражалась молодая женщина, с красными как кровь волосами. Она носила странную вида кольчугу, прикрывавшую лишь грудь и отчасти бедра, оставляя беззащитным плоский живот и длинные ноги в шнурованных сандалиях. Голову же защищал высокий шлем с вороньими крыльями. Голубые глаза горели жаждой крови, тогда как на лице ее противника царила спокойная уверенность победителя. Вот он совершил удачный выпад — и воинственная дева отпрянула с криком боли, закрывая ладонью глубокий кровоточащий порез на ребрах.