Йеллоуфейс - Куанг Ребекка - Страница 21

Вся троица преувеличенно громко смеется.

— Верх дипломатии, — кивает Хайди.

— Не будем с ними строги, — смягчается Марни. — У бедняжек нет никакой маркетинговой поддержки.

— Да, есть чему посочувствовать, — вздыхает Даниэла. — Крайне неприятно наблюдать, как эти мелкие издателишки приобретают хорошие романы только затем, чтобы бросить их на съедение волкам.

— Это просто дьявольщина! — пылко соглашается Джен. — Их агентам надо быть разборчивей. Подобная практика порочна.

— О, как это знакомо!

Мы все киваем и потягиваем вино, с облегчением от того, что сами не являемся частью того злосчастного планктона. Разговор переходит на одно независимое издательство, которое дышит на ладан и недавно сократило половину сотрудников, в том числе редакторов, кроме самого старшего. Рождается мысль, не следует ли авторам в той конюшне (кто знает — не было счастья, да несчастье помогло) попытаться вернуть свои права и перескочить с одного корабля на другой, то есть к другому издателю. Оказывается, невзгоды посторонних перемывать весьма приятно.

— Чем вас, однако, так заинтересовал Китайский трудовой корпус? — спрашивает у меня Марни. — Я, признаться, до вашей книги ни разу о нем и не слышала.

— Как и большинство людей, — хорошусь я, польщенная, что Марни вообще знает, о чем моя книга.

Насчет мыслей о ней я ее, понятно, не расспрашиваю (правило своеобразного писательского этикета — не допытываться, читал ли кто-то вашу работу или просто делает вид).

— В Йеле у нас был курс по истории Восточной Азии. Профессор упоминал о том корпусе на семинарах, а я подумала: «Как удивительно, что на английском об этом нет ни одного романа!» Ну вот и решила как-то восполнить этот пробел.

Первая часть верна, остальное — нет: на тех семинарах я почитывала об истории японского искусства (интересовалась хентаем с тентаклями)[24], но теперь это служит удобным прикрытием при подобных вопросах.

— Это как раз мой подход! — восклицает Хайди. — Я тоже разыскиваю пробелы в истории; то, о чем больше никто не рассказывает. Как раз на эту тему у меня в следующем году выходит эпическое фэнтези о бизнесмене и монгольской охотнице «Орлица»; я попрошу Даниэлу выслать вам экземпляр. Думаю, это беспрецедентно важно — находить места, куда так или иначе не проникал англоязычный читатель. Необходимо высвобождать место для пригнетаемых голосов, подавленных нарративов.

— Верно, — соглашаюсь я («пригнетаемый» — надо же, какое интересное слово). — И без нас эти истории вряд ли появились бы.

— Именно! Именно так!

Ближе к концу вечеринки, у очереди в гардероб, я сталкиваюсь со своим бывшим редактором. Он кидается меня обнять, как будто мы лучшие друзья и будто это не он убил моего первенца, устроив ему провал, а затем выкинул на холод и меня.

— Джун! Джун, поздравляю! — ревет он, щерясь улыбкой. — Так приятно наблюдать за твоим успехом!

За истекший год я частенько задавалась вопросом, что бы я сказала Гаррету, если б его снова когда-нибудь встретила. Под его началом я всегда держалась тише воды ниже травы. Боялась сжечь мосты; боялась, как бы он не распространил слух, что со мной невозможно работать. Жалела, что не сказала ему в лицо, каким ничтожеством я по его милости себя чувствовала; как его куцые, пренебрежительные имэйлы убеждали меня, что издатель от сотрудничества со мной уже отказался; как он своим безразличием чуть не заставил меня бросить писательство.

Но успех — лучшая месть. Стиль руководства Гаррета успехом не увенчался. В списке продаваемых изданий у него нет ничего, кроме умерших классиков, за которых он хватается как за соломинку. Еще один экономический спад, и я не удивлюсь, если увижу его в очереди для безработных. А сарафанное радио у него за спиной наверняка гудит: «Вы слышали? У этого болвана Гаррета Макинтоша в стойле была сама Джунипер Сонг, а он прошляпил ее ʺПоследний фронтʺ. Это ж каким дураком надо быть?»

— Спасибо, — говорю я. И, не в силах удержаться, добавляю: — В Eden у меня поддержка что надо. И Даниэла помощник, каких поискать.

— Да, она великолепна. Мы с ней вместе стажировались в Harper.

В подробности Гаррет не вдается, а лишь смотрит на меня с выжидательной улыбкой.

Я с неприятным уколом осознаю, что он пытается завязать со мной разговорец. Мне его впечатлять ни к чему, я сама по себе впечатление. Это ему хочется, чтобы его видели со мной.

— Ну да, — натянуто улыбаюсь я. — Она просто классная. — И, видимо, оттого, что я сейчас раздражена, или мне просто хочется повертеть в ране ножичком: — Вот кто действительно понимает мое виденье так, что мы дышим просто в унисон. Раньше мне таких даже не попадалось: вокруг одно убожество. Так что своим успехом я обязана ей.

Намек он ловит и блекнет лицом. Мы еще обмениваемся любезностями, делимся рутинными новостями — у меня в работе кое-что новое; он только что подписал контракт с автором, от которого без ума, — а потом вдруг спохватывается:

— Ой, Джуни, извини, я ж забыл: надо еще встретиться с одной британской коллегой, пока не уехала. Она здесь только на выходные.

Я, пожав плечами, вяло взмахиваю рукой. Гаррет уходит — надеюсь, что навсегда из моей жизни.

В январе мне приходит первое уведомление о гонораре за «Последний фронт». Что ж, я его заслужила. Прежде всего это означает, что книг было продано достаточно, чтобы покрыть мой и без того солидный аванс, и с этого момента я получаю процент от всех будущих продаж. А продажи, если верить этой бумаге, обалденные.

До этих пор требушить свой аванс я остерегалась. Из поучительных историй известно, что озерцо авансовых денег быстро пересыхает, никакой гарантии окупаемости нет и что следующий контракт на книгу если и будет, то совсем необязательно равный по сумме первому. Но уж нынче я себя балую. Первым делом покупаю новый ноутбук — наконец-то хороший MacBook Pro, который не шумит и не впадает в ступор при попытке открыть двухсотстраничный вордовский файл. Затем я переезжаю в квартиру поприличней — не такую шикарную, как в доме на Дюпон у Афины, но вполне себе милую, так что любой, кто туда попадет, сразу поймет, что я сорвала куш. Я отправляюсь в IKEA, заказываю там все, что захочу, не глядя на ценники, доплачиваю за доставку и сборку, и ко мне на дом прибывают двое симпатичных студентиков, которых я запросила на сайте услуг. Я позволяю им со мной пофлиртовать и даю хорошие чаевые.

А еще я покупаю мини-бар (да-да, я ведь теперь птица не на бреющем полете).

Далее я выписываю чек на всю сумму моего оставшегося студенческого долга, заклеиваю конверт и отправляю его в Департамент образования. Слава богу, больше никаких писем-напоминаний из Nelnet[25] до конца моих дней.

После этого, обзаведясь медицинской страховкой, я иду к стоматологу, и когда выясняется, что для приведения в порядок ротовой полости мне придется выложить несколько тысяч, я делаю это не моргнув глазом. Более того, обращаюсь еще и к врачу общей практики, хотя чувствую себя в полном порядке — просто так, для осмотра, исключительно потому, что могу себе это позволить.

Я начинаю покупать хороший виски, хотя он в меня не лезет без мыслей об Афине и всех тех дурацких напитках «а-ля традисьон». Покупки я теперь делаю в Whole Foods, где подсаживаюсь на кукурузный хлеб с халапеньо. Одежду беру только в фирменных магазинах, а не по комиссионкам. Свою дешевую бижутерию c Etsy я попросту выбрасываю и перестаю носить все, что не гармонирует с экологически чистыми камушками высшей пробы.

Когда подкатывает время уплаты налогов, я прошу свою сестру Рори, которая работает бухгалтером, разобраться с моими делами, и направляю ей свои бумаги о поступлениях и тысячу долларов за хлопоты. Через несколько минут от нее приходит имэйл: