Ведьмин рассвет - Демина Карина - Страница 15

И он знал.

Он уже облачился в рясу, которая сидела на нем, как ни странно… правильно? Так, как должно? Не знаю. Но что-то изменилось в фигуре Дмитрия, в нем самом.

Он не стал выше.

Серьезнее.

И лицо его, разделенное на две половины – интересно, смогла бы Цисковская исправить это разделение – словно светом наполнилось.

Чушь какая.

Просто солнце глаза слепит, вот и мерещится всякое.

– Да, знаю, – он кивнул и оперся на трость. – В Савлюково она. В райцентре. Это недалеко.

И снова вид виноватым сделался.

– Там гражданское кладбище, которое не в церковном ведении. Отец бы в жизни не позволил бы ведьме нераскаявшейся тут лежать, – Дмитрий кивнул на кладбище за церковью. – И сестру там же, в Савлюково, хоронили. Если подождете…

– Нет, – я покачала головой. – Извини, но…

– Понимаю, – он не обиделся.

А я?

Вот если бы он был как та старуха, склочным и злым, полубезумным, можно было бы просто откреститься от такой родни. Как с лесными людьми.

Я им не была нужна? И они мне теперь не особо. Встретились, поглядели друг на друга и разошлись к обоюдному удовольствию, чтобы снова не встречаться, но уже до конца жизни.

А он…

Он не будет настаивать на встречах. И семейные посиделки – это не про нас, даже если сбросить со счетов мою свихнувшуюся бабку. Но и уходить вот так, просто, неправильно. А обещать, что вернусь, нечестно.

И стоим мы.

Смотрим друг на друга. А в голове месиво… каша…

– Есть еще кое-что, – Дмитрий опирался на трость, и та была крепка, сделана из темного дерева, гладкого, лоснящегося. И на черном лаке его пальцы казались сероватыми. – От отца остались кое-какие заметки. Даже не столько от него. Наш предок, самый первый, летопись вел. Пытался во всяком случае. Потом после него тоже. Отец вон тоже, и дед. Правда, порядка в этом нет, записи лежали, что в подвале, что под крышей. Большею частью ерунда всякая, вроде примет или набросков проповедей. Старое и вовсе почти все сгорело или сгнило в тайнике. А позже уже и мыши помогали, и плесень. Я сам на это добро случайно наткнулся. Попросили для школьного музея глянуть, ну и вот… разбирать сел. И разбираю.

Лютобор протянул визитку.

– Если нужна будет помощь.

А я подумала, что, наверное, стоило бы свой номер телефона оставить. Просто… просто потому, что он все же родственник. И не такой уж плохой. И наверное, это очень даже полезно, иметь родственника, особенно если награжденного орденом Андрея Первозванного.

Но…

– Я наберу, – сказал Дмитрий, взяв визитку. – Если… будет что-то и вправду важное.

– Спасибо.

И я не знаю, что еще сказать.

– Действительно, спасибо, – отступаю. И кажется, что еще немного и просто трусливо сбегу. Но Дмитрий кивает и говорит:

– Легкой дороги.

Ехать недалеко.

Я была уже здесь как-то, и на похоронах, и позже уже, но почему-то в памяти ничего толком не сохранилось. Наверное, потому что это кладбище было насквозь обыкновенным, муниципальным, из тех, что не находились под юрисдикцией церкви. Оно расположилось за городком, мало отличавшимся от деревни. Правда, за последние годы он разросся и обзавелся целым выводком почти одинаковых двухэтажных домиков из красного кирпича. Они отделялись друг от друга и дороги кружевными оградами и смотрелись донельзя мирно.

– Надо же, – не удержалась я. – Коттеджный поселок? Здесь?

– Почему нет? От Москвы, конечно, далековато, но вот пара крупных городов рядом имеется. А так место чистое, тихое. Леса вон, впридачу. Экология…

Ну да, леса здесь имелись.

Такие вот…

Слегка жутковатые.

– А кладбище?

Пусть оно и находилось через дорогу, отделенное и от коттеджей, и от самой этой дороги вереницей ровных туй, что высились зелеными колоннами, но все же сама близость должна была бы смущать.

– Думаю, его планировали… – Лют сделал движение рукой. – Реструктурировать.

– Перенести?

– Да.

Я поежилась.

Это еще хуже, чем через дорогу. Дома на костях… или нет, дома здесь вряд ли бы рискнули ставить. И не из уважения к умершим, скорее уж потому, что слух о кладбище всенепременно просочился бы. И стоимость таких домов упала бы. Кому охота жить над бывшим кладбищем?

А вот какой-нибудь торговый центр.

Или сквер.

Или что-то еще, общественно-значимое, но куда как более приятное, нежели кладбище.

– На самом деле, как оказалось, перенос кладбищ – не такое уж редкое явление, особенно в растущих городах… правда, обычно стараются решить вопрос до начала строительство собственно домов.

– А здесь, стало быть, не получилось?

– Около трех лет тому были пересмотрены кое-какие нормы… отчасти из-за таких переносов. Случилось пара довольно неприятных инцидентов.

Мертвых нельзя тревожить.

Ни ради сквера, ни ради торгового центра… в принципе не стоит. Это знает любая ведьма. И знание данное идет… оттуда и идет, откуда и сила.

– Скорее всего тут была достигнута предварительная договоренность…

И кто-то влетел на деньги.

Серьезные, как понимаю.

Зато забор у кладбища новый, этакая изящная кованая ограда. А перед ней – молоденькие туи стражей вытянулись, между ними прополз пузыреплодник с алою листвой. Даже красиво. Только высаживали эту красоту спешно и силой делились щедро, подстегивая рост. Вот и приболел, что пузыреплодник, что туи.

Я покачала головой и коснулась алого листа.

Все не так и плохо, надо только чуть скорректировать.

– Теперь разрешения о переносе кладбищ визируются нашей службой, – Лют не торопил. Машину он оставил на новенькой стоянке. – Поэтому желающих… обойти разрешение немного.

Стоянка пуста.

А вот сторож в сторожке имеется. На нас глядит искоса, неодобрительно.

– Свободных мест нет, – буркнул он. – Кладбище закрыто.

– Не для посещений, – Лют коснулся ворот и хмыкнул. – Металл хороший, а вот на рунной вязи сэкономили, литьем делали, а не резьбой. Впрочем, тут и так сойдет.

Он втянул воздух.

Прикрыл глаза.

И я повторила.

– Комиссия, что ли? – сторож-таки выполз. Он был стар, трезв и, подозреваю, по этому поводу мрачен. – Ездят и ездят… никак не успокоятся…

– Пять лет должно пройти с момента последнего захоронения, после чего, собственно, и можно ставить вопрос о признании кладбища недействующим, – прокомментировал Лют. – И подавать прошение на вывод его из списка активных. Ну и дальше там…

– У меня тут мама, – говорю зачем-то.

И сторож как-то сразу успокаивается.

– Проводить? – спрашивает он. – В какой сектор?

А мне стыдно, потому что да, нужно провожать, сектор я помню, а вот номер… и дорогу тоже.

– Третий год уж как закрыли. Тоже комиссии ездили-ездили, – он не упрекает меня, этот человек, за то, что редко бываю. За то, что не приезжаю хотя бы пару раз в год, навести порядок. – То одни, то другие… там и наш градоначальник явился, собственною персоной. Мол, реорганизация… ага… хрен ему собачий, а не реорганизация. От батюшки-императора бумага пришла. Неможно кладбище трогать! И верно… придумали… мертвым покою никак…

Место я узнала.

А памятник новый, из белого камня. Мрамор? Натуральный? Искусственный? Мамино фото вот… только старое. На нем она такая… такая… наверное, меня моложе. И не узнать.

Или…

Я на нее похожа.

Но памятник новый. И еще оградка, тоже кованая, как та, что вокруг кладбища. А перед могилкой – лавочка. Рядом – розовый куст. Огромный такой, выше меня. Его тоже в прошлый раз не было.

Я толкнула калитку.

И…

И что сказать? Здравствуй, мама? Я пришла тебя навестить? Извини, что давно не заглядывала? И не знаю, кто все сделал тут… или знаю? Не лесные люди, нет. Им мертвые не интересны. А вот дядя Дмитрий, который Ласточкин, это… он?

Я коснулась куста.

Так и есть, маг-модифицированный. И сорт удачный. Только силой подпитать стоит, потому как ту, что была в удобрении, он почти вычерпал. Если уж иного ничего делать не надо, то ему помогу.